«У Ивана Чекалова есть три главные вещи: Свой стиль. Умение думать. И будущее», — написал Дмитрий Быков*, когда вышел первый роман Ивана Чекалова «Мы сгорели, Нотр-Дам». На его второй книге можно смело писать: верит в любовь и сочувствует людям. Кипит энергией творчества. Сейчас молодого писателя тихо, но твердо называют гением и пророчат большое литературное будущее.
Если учесть, что он начал публиковаться в свои 17, а к 20 написал две с половиной (школьником он участвовал в коллективном романе «Финал. Вначале будет тьма» под предводительством Дмитрия Быкова) книги, то в это легко верится. Вторая книга «Любовь» подтверждает благоприятный прогноз.
Она только что напечатана в России — «Новой газетой» совместно с издательством Freedom Letters, организованном Георгием Урушадзе, которое обещает стать «точкой сборки» для эмигрантской литературы (включая внутреннюю эмиграцию).
Несмотря на то что ирония и гротеск стали общим местом в современной литературе, автор сумел под этой крышей разместить целый дом живых людей, вызвав к ним нежное сочувствие и сочувственное понимание.
Его явно интересуют проблемы общения — с любимой, друзьями, соседями. Если не знать про его молодость, то про это и не догадаться — настолько тонки его психологические замечания, точны житейские наблюдения.
Главное — не испугаться первого рассказа «Снег (Вместо предисловия)». Это не касается людей, у которых есть закалка Хармсом. Они легко войдут в мир набожной Анны Андреевны Шестовой, засунувшей голову в духовку, выбросившей ребенка из окна и натворившей других ужасов, почувствовав себя обманутой жертвой. Купив куриный суп, на котором «явственно маячил гриб», она прошла путь от неверия в Бога к вере, из ада в рай на двух гротесковых страницах, проявляющих тягу писателя к стремительному сюжету и стилистическому изяществу. И это оценит каждый непредвзятый читатель.
Ваня Чекалов. Фото: Анастасия Цицинова / «Новая газета»
Сборник рассказов имеет продуманную композицию с несколькими сквозными сюжетами. Две пьесы для чтения — «Сто рублей» и «Логопедия» — мало что просвечивают мир молодых, так еще показывают редкое умение скупыми словами запечатлеть образ и насмешить удачными диалогами.
«Либестоды» — это «Девять жизней молодой пары» — абсурд, с которым может справиться только первая любовь — нежная, чувственная, напряженная.
«Ванина любовь приехала из Вены. Ей казалось, что в Москве не круглосуточные только театральные кассы. С самого утра Ваня пытался намекнуть об этом Беатриче, но ее чары (Ваня, помимо всего прочего, был еще и поэтом) противились любому разговору на прагматическую тему».
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Любовь, приукрашивающая реальность под видом стеба над приукрашением реальности. Эксцентричность стиля и сюжетная абсурдность ведут от разложения смыслов к обретению новых, неожиданных и актуальных.
«Лесная. Акварель» — это тоже про любовь. И здесь приверженцы реализма отдохнут душой. И хотя автор не отказывается от внеэмоцианальной театрализации жизни, но все обитатели многоквартирного дома на Лесной — и булочник Антон, и влюбленная консьержка, и слесарь Толя, и злой мальчик Саша — все они соседи многих из нас, и рассказ о них пронизан теплотой и пониманием, затмевающими всю условность сюжета. Роман вполне оправдывает свое название — это любовь во множестве ее проявлений.
Сколько Даше лет?
…Но тут с Дашей сделалось что-то странное. До того быстро сделалось, что она сама не успела сообразить. Стоило ей представить себе тбилисское метро, двадцать три абсолютно, ну вот совсем незнакомые ей станции, как Дашу накрыла такая тоска, что словно и не тоска это была вовсе, а большой колючий дикобраз. Настолько колючий, что ей вдруг захотелось плакать.
Нет в Тбилиси «Улицы Академика Янгеля», нет «Чистых прудов». Нет мраморных пилонов, глубоких сводов, нет «уфалей». А что вместо этого? Пустота, мир незнакомых названий, людей, говорящих на чужом языке, воспоминаний — их же в любом месте море! — но чужих воспоминаний, не твоих. Может, счастливых, а может, и печальных. Сотни, тысячи, миллионы миллионов мыслей, чувств, слов, проговоренных, услышанных не тобой, без тебя! Московские эскалаторы, толкучка в час пик, валидаторы, билеты «Тройка», мозаика на «Новослободской», фиг-поймешь-как-разобраться на «Деловой» и «Выставочной» — это все ее, это дороже самых дорогих друзей, это и есть друзья — самые преданные и близкие. На «Пушкинской» она и смеялась, и плакала, на «Тимирязевской» выходила каждый день домой… А что ей делать на станции «Руставели»? на станции «Исани»?.. А что, если она заблудится, не поймет, куда идти, потеряет в вагоне шапку? Что ей тогда делать? Конечно, там будет Дима, а Дима там уже два месяца и наверняка хоть раз да спускался в Тбилисское метро и, может даже, разочек там смеялся. Но она-то, Даша Наумова, она же не смеялась! Почему ей нужно уезжать? Кто ее гонит? За что? Кому она сделала какое зло, почему больше никогда не сможет почитать «Джейн Эйр» в Москве, съесть в московском кафе пирожное «Картошка», посмотреть в кинотеатре дурацкое кино?
Сентябрь. Амазонка XXI века
…Когда с утра ее разбудило коротенькое сообщение: «Родители сегодня в магазине. Приезжай», она уже давно знала, во что оденется. Только начался сентябрь, холод рванул на улицы Москвы стремительно, но оставляя простор для воображения: плюс десять — это все-таки еще не ноль. Правда, от полупрозрачной майки пришлось отказаться в пользу зеленого лонгслива, но это была небольшая жертва; зато в тон юбке.
Самокат тронулся, а вместе с ним замелькали самые дерзкие мечты. «Вхожу, — улыбалась Беатриче, — мокрая и секси. Как амазонка. И он такой… Ну такой!.. В рубашке. И расстегнута пуговка. Нет, две! Две пуговки расстегнуты — и все видно, вообще все». Воображение уносило ее все дальше, пока она чуть не наехала на мужчину с кофе. Кофе мужчина разлил, а на амазонку разозлился. Выкрикнул неприличное слово, и Беатриче порадовалась, что самокат у нее электрический. Впрочем, ехать действительно стоило с осторожностью — от дома до дома было полчаса езды, сплошь мимо университетов. День клонился к вечеру, студенты унылой гурьбой плелись к метро, понурив головы, не видя ничего, помимо своего несчастья. <…> Беатриче бибикнули. Намек был понят — и она покатила дальше, не столько на силе электричества, сколько на крыльях собственной любви.
…Да, Ваня с Беатриче любят друг друга. Любят давно, сильно и преданно, любят так, как любят в рыцарских романах. Все на свете им по плечу, а горы кажутся холмиками, когда они рядом. И хотя в мире неспокойно: война, болезни, разорванные связи, безденежье, отсутствие понимания между самыми близкими людьми — Ваня и Беатриче все это переживут.
Почему? Они тоже люди, в их жилах течет та же кровь. Их трогают болезни, они живут во время войны и думают о ней каждый божий день. Они не могут видеться друг с другом, потому что живут в разных странах. И тем не менее нет людей счастливее Беатриче с Ваней.
Бывает, и они ссорятся. Иногда они не говорят друг с другом по нескольку дней. Злость, ревность, раздражение — все это у них случается. Бывает, им даже не хочется друг друга. Редко, но бывает.
И все-таки они счастливы.
Счастье можно измерить. Это очень просто.
Счастье — это когда останавливается время. Когда близость чувствуется кожей.
Счастье — это когда ссора с любимым страшнее войны.
Книга «Любовь» есть в нашем интернет-магазине.
* Признан «иноагентом» в РФ.
