Олег Орлов около здания Головинского суда. Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»
В Головинском суде Москвы продолжились слушания дела по обвинению правозащитника Олега Орлова в повторной дискредитации российской армии.
В зал попали не все желающие — когда места еще оставались, приставы перестали впускать слушателей, заявив: «Здесь и так душно, невозможно работать». А потом запретили публике смеяться.
На прошлом заседании была допрошена одна из авторов лежащей в основе обвинения экспертизы Наталья Крюкова. На сегодняшнее был вызван ее соавтор Александр Тарасов.
Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»
Обе эти фамилии хорошо знакомы нашим читателям —
Крюкова и Тарасов регулярно проводят экспертизы и исследования по самым разным профилям, демонстрируя свои познания в антропологии, психологии, культурологии, религиоведении и даже сексологии. В этом процессе оба выступают в качестве лингвистов.
Правда, Крюкова по профессии — учитель математики, а Тарасов — переводчик. Никаких свидетельств наличия у них экспертной специальности в области исследования продуктов речевой деятельности ни в материалах дела, ни в экспертизе нет. Не были продемонстрированы они и в судебном заседании. Сама же лингвистическая (!) экспертиза изобилует грамматическими, речевыми и орфографическими ошибками (соучастники «Новой» нашли десятки таковых).
Гособвинитель Светлана Кильдишева начинает с вопроса о методике, которой пользовались эксперты (в списке литературы ее нет). Тарасов уверяет, что опирались на методику Минюста, а не указали ее, «потому что она стандартная».
Позже допрошенная как специалист член палаты экспертов Елена Новожилова это опровергает:
следов применения этой методики не обнаружено. Да их и не могло быть — методика относится к психолого-лингвистической экспертизе, а к монолингвистической (как в деле) вообще неприменима.
Защитник Орлова главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов интересуется, что такое «креолизованный текст» — так авторы экспертизы упорно называют статью Олега Орлова, размещенную в соцсети. Поясню: креолизованным считается текст, впитавший элементы различных жанров (картинки, пиктограммы, звуки). Но материал Орлова состоит исключительно из слов, букв и знаков препинания.
Тарасов, однако, настаивает: он креолизованный, просто степень креолизации нулевая. А также убеждает, что у самого термина двойное написание, поэтому он в тексте экспертизы написан то через О, то через А.
Допрошенный чуть позже в качестве специалиста ведущий научный сотрудник Института русского языка РАН Ирина Левонтина это мнение опровергает, равно как и то, что креолизация имеет хоть какое-то отношение к предмету исследования.
Аналогичный вывод делает второй специалист — член экспертной палаты лингвист Елена Новожилова. Она также отмечает,
что авторы экспертизы пытались придать своему произведению наукообразие, используя не научные термины, а «бытовизмы» и псевдотермины, придуманные самими экспертами.
Олег Орлов, адвокат Катерина Тертухина и главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов в суде. Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»
Муратов просит с помощью шепота и телодвижений показать, где в материале паралингвистический контекст (о нем в экспертизе тоже немало написано, но вот ни свиста, ни мимики в тексте не сыскать). «Осуществляется по средством (Sic!) действия», — цитирует Муратов экспертизу. И уточняет у лингвиста, как пишется предлог «посредством». Правописание предлогов проходят в 7-м классе, но проходил ли его Тарасов, мы не узнали — судья Кристина Кострюкова сняла вопрос.
На вопрос о правописании возвратных глаголов (с «ться» и «тся»), с которым у экспертов-лингвистов тоже возникли сложности, Тарасов и сам отвечает вопросом: «Вы грамотность мою проверяете?»
А как пишется глагол «находиться» в форме инфинитива, так и не ответил, жаль.
«Как человек, который допускает грамматические и пунктуационные ошибки, может определять экспертизой судьбу человека?» — бросает реплику Муратов.
— Вы обсуждаете меня, а не экспертизу? — чуть позже спрашивает Тарасов.
— В экспертизе ошибки! — отвечает адвокат Катерина Тертухина.
— Ну и что? — сохраняет невозмутимость Тарасов.
Упоминавшаяся Ирина Левонтина чуть позже комментирует это — называет неуважением к обществу и суду. Эксперт Елена Новожилова добавляет: «Если автор, от которого мы ожидаем специальных знаний в области лингвистики, допускает пачками школьные ошибки, это аргумент в пользу недостаточности его компетенции». Она насчитала в тексте сотню ошибок.
Муратов цитирует экспертизу — обе цитаты взяты из того ее фрагмента, который единолично подписан Тарасовым:
«Как следует из содержания материала статьи, ее цель — воздействие на сознание читателей с помощью специально сконструированного текста, ведущего к разрушению положительного образа РФ , дискредитации использования Вооруженных сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан». И далее: «Автор осуществляет дискредитаци СВО, выражает отрицание фактов использования ВС РФ в целях защиты интересов РФ и ее граждан, поддержания мира и безопасности».
Защита уточняет: эксперт дал юридическую оценку действий автора текста, оценив его цель как дискредитацию?
— Нет, я объяснил, что такое дискредитация лингвистически, а не юридически, — невозмутим эксперт.
Защита обращает внимание суда: согласно Постановлению Пленума Верховного Суда РФ «О судебной экспертизе по уголовным делам» (в действующей редакции), «Полученное в суде, а также в ходе досудебного производства по уголовному делу заключение эксперта, содержащее выводы о юридической оценке деяния или о достоверности показаний допрошенных лиц, не может быть в этой части признано допустимым доказательством и положено в основу судебного решения по делу».
Толкование закона высшим судебным органом является обязательным для нижестоящих судов.
Специалист Елена Новожилова впоследствии подтверждает под протокол:
«дискредитация» — правовое понятие, а не лингвистический термин.
Олег Орлов интересуется, должен ли эксперт-лингвист уметь четко и логично излагать свои мысли на русском языке. В произведении Крюковой и Тарасова значится: «По смысловому пониманию завершение СВО путем решения поставленных задач создает угрозу для европейских государств. «…» Автор утверждает , что Россия станет источником безопасности для Европейских стран». Но противоречия в этом пассаже Тарасов не видит. Не может и пояснить, каким образом в ходе подготовки экспертизы определялось возникновение стрессовой ситуации у читателей (а утверждение о стрессе есть). Может, он уровень гормонов замерял? Но у кого?
«Это не входило в состав экспертизы», — все так же невозмутим эксперт.
А на вопрос подсудимого, на основании чего Тарасов пишет, что он «позиционирует себя как человек, занимающий правозащитную антироссийскую позицию», тот лирически поясняет:
«Раз вы считаете, что темные силы ведут СВО… вы причисляете себя к джедаям».
Джедаи тут неслучайно — есть они и в материалах дела (Тарасов уверяет, что это аллюзия, но она была бы уместна в художественном тексте, а никак не в научном, каковым является экспертиза).
— Кто у нас джедай в российском контексте? Россией должны править джедаи? — уточняет адвокат Тертухина.
— Вопрос выходит за пределы компетенции эксперта, — смеется судья Кострюкова.
Фото: Светлана Виданова / «Новая газета»
В тексте экспертизы написано, что она выполнена двумя специалистами за шесть часов, Тарасов говорит, что экспертизу по делу Орлова (свою часть) выполнил всего за четыре часа. («Очередная проходная экспертиза. Мне нужно было дальше ехать на занятия, закончил, подписал, убрал в сейф».)
Авторовед Елена Новожилова на вопрос, возможно ли это, дает категоричный отрицательный ответ: «За шесть часов можно успеть прочитать сам текст Орлова, механически набрать текст экспертизы и один раз его прочитать!»
После окончания допроса Тарасова исчерпывающую рецензию на экспертизу в зале суда дает Ирина Левонтина. Ученый заявляет суду: авторы нарушили принципы научной работы, анализ не подтверждается материалом, выводы не следуют из анализа, выходят за пределы лингвистики,
авторы «демонстрируют теоретическую беспомощность», показывают неуважение к суду и несерьезное к нему отношение. Работа изобилует плагиатом и грубыми ошибками уровня школьной программы по русскому языку. «Это имитация, а не прикладное исследование», — подытоживает Левонтина.
После допросов защита заявляет ходатайство о признании экспертизы недопустимым доказательством. Ошибки, недостаточная квалификация авторов, отсутствие методики, противоречия, выход за пределы компетенции лингвиста… Муратов напоминает о допущенной экспертами правовой оценке позиции подсудимого, которую Пленум Верховного Суда РФ считает недопустимой. А Орлов, комментируя противоречия в тексте документа, указывает на то, что судье придется домысливать написанное экспертами.
Прокурор Кильдишева возражает, ссылаясь на состязательность процесса в РФ: оценку доказательств обвинения, как и защиты, даст суд в совещательной комнате.
— С точки зрения гособвинения это доказательство допустимо.
— Кончайте смеяться, — огрызается на публику пристав.
— Суд не вправе давать оценку доказательствам по существу до удаления в совещательную комнату, — отказывает в ходатайстве судья Кристина Кострюкова. И объявляет перерыв до 18 августа. Впереди — показания свидетелей защиты.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}