Миф повелевает обществом

Ниже мы попытаемся показать, что события, которые сейчас волнуют нас всех, являются частью развертывания мифа. Они подчиняются его логике. Нам кажется удачной возможность искать объяснения многих реалий этих процессов не с точки зрения некоторой (экономической, политической, стратегической) рациональности или совокупности чьих-то интересов. Ни того, ни другого, как многие отмечают, не найти. Нет нужды и заявлять о полной иррациональности происходящего, о коллективном безумии и т.п. Предлагаемый подход также позволяет не искать причин происходящего в мыслях или амбициях либо заблуждениях одного человека, наделенного особыми полномочиями. (Приписывание этому субъекту каких-то целей, сверхценных идей, иллюзий и прочего — это псевдообъяснение. Приписываемое на самом деле принадлежит приписывающему, а не тому, чьи действия таким образом пытаются объяснить.) 

Причины коллективных и индивидуальных действий можно найти внутри мифа. Миф как определенным образом соединенная совокупность ценностей в силу природы таковых вполне способен повелевать. Мы это признаем во многих случаях.

Миф повелевает. Он предрекает социуму пребывать в пространстве, которое герметично. Внутрь того пространства, которое он создает, сигналы и знаки из внешнего мира если и попадают, то весьма сложным образом. В большой части случаев людьми внутри этого пространства они просто не воспринимаются, даже если физически сигнал туда проходит. Этим, например, можно объяснить, почему основная масса российского общества абсолютно глуха к тому, что говорят о действиях России и ее армии в соседних странах.

С предлагаемой точки зрения можно подходить и к событиям сегодняшнего дня, и к истории.

Этот миф определял мышление тех, кто на троне Российской империи и при дворе, но и тех, кто состоял в тайных обществах. Тех, кто пребывал в Кремле и в ЦК КПСС, но и тех, кто разделял судьбу диссидентов. Тех, кто ныне правит страной и вещает по телевизору, но и тех, кто пишет и читает эти строки. Быть вне него в России невозможно. Элитам можно лишь принадлежать в данный момент одной или другой его части. А можно, как это происходит с подавляющим большинством живущих в России, принадлежать разом обеим его частям, но в их сглаженной (оттого не менее действенной) форме.

Но в обоих случаях поддерживает не абсолютно, сохраняя внутри верность и другой половине мифа. На вопрос: «Россия — европейская держава или нет?» — в разные годы большинство российских жителей дает ответ то да, то нет, а меньшинство, соответственно, демонстрирует якобы противоположное мнение (см. сноску 1). Якобы потому что, согласно мифу, Россия это и Европа, и не-Европа. Сегодня многие, реагируя на вопрос: «Россия — Европа или нет?» — отказываются от выбора и дают ответ: «Россия — это Россия!» Им кажется, что они ловко выскочили из этой дилеммы, а на самом деле это значит, что выхода из нее нет. Миф создает то пространство, внутри которого мы все и внутри которого и разыгрывается эта история. И даже рефлексия по этому поводу, которая предлагается в этих строках, оставляет и пишущего их, и читающих их пребывать внутри него. Выйти из него нельзя. (Уехать, кажется, можно — если навсегда.)

Слово «миф» для многих значит нечто отвлеченное от реальности, существующее лишь в идеях и словах. Да, отчасти это так. Именно на словах ведет дебаты некоторая часть нашей общественности, в сознании каковой ясно проступают либо про-, либо антизападные установки. Но антрополог с культурологом скажут, что миф существует не только как идея, он управляет социумом и через действия. Это происходит посредством ритуалов, то есть неких особенных действий, смысл которых состоит в разыгрывании мифа как драмы. Суть мифа открывается в ритуале, суть ритуала скрыта в мифе.

Иногда людям ясен смысл обряда, в котором они участвуют. Иногда неясен, но они и не нуждаются в объяснении. Им достаточно знать, что это делать надо: так делают все, и не делать этого нельзя — это будет нарушением чего-то очень важного. Стоит посмотреть на многие появившиеся недавно запреты — скажем, запреты на некоторые слова. Зачем их так строго требуют соблюдать (и соблюдают)? А чтобы все чувствовали важность события, окружаемого этими словесными запретами.

Ритуалы осуществляют люди, объединенные в институты. Они могут быть малыми — наша семья, наш двор, наша бригада, любое сообщество «наших», символически отделяющее себя от остальных.

Заметим, что «не наше» может быть только «западным». Если говорят «чуждое влияние» — ясно, что Запада, если кого-то обозвали «иностранным агентом» — все понимают, что имеется в виду агент Запада (а не Востока, Севера или Юга).

Где-то на поле боя российское оружие сталкивается с оружием западным — события реальные, материальные. А в тылу Запад и его влияние представлены преимущественно в символических формах — в словах, изображениях, звуках. (Идет сражение и на рынках, но финансы, деньги тоже суть символические сущности.) Против «чужого» выставлено «наше», где и то и другое — символические формы. Но когда в дело вступают госструктуры, они оперируют уже отнюдь не только символическими средствами. В распоряжении государства все инструменты — от организационных до силовых.

После включения в действительность мифа такого актора, как государство, процесс перформативной реализации мифа превращается, скажут антрополог с социологом, в совокупность действий, в которых обязаны участвовать и рядовые граждане, и госорганизации, и силовые структуры от армии до Росгвардии. Мы эти действия назовем обрядами и ритуалами, поскольку они имеют для участников смысл только в свете этого мифа, только в связи с исходным представлением об антагонизме России и Запада.

События последнего года, отсчет которым положило открытие так называемой специальной военной операции ВС РФ на территории Украины, твердит социолог, в драматически и порой трагически обостренной и сгущенной форме воспроизвели все обозначенные выше давно известные тенденции и реалии этого мифа с его заданной амбивалентностью и попеременностью отношений России и Запада.

Этот год изобиловал декларациями о чужести нам, России, западных ценностей (см. сноску 2). Предпринимаются (прямо скажем, не первый раз в нашей истории) направленные и организационно оформленные усилия по утверждению в массовом сознании, в массовой культуре страны идей об этой чужести, но теперь доведенные до степени разрыва России с Европой, Западом (как бы навсегда).

Но мифу, как сказано антропологом, ради его подтверждения действием нужен ритуал, и вот он был разыгран. Российские акторы заставили западных исполнить предполагаемую им этим мифом роль антагонистов. Режим санкций со стороны западноевропейских государств, США и поддержавших эту политику других стран позволил придать идеям о чужести России и Запада форму исторической реальности, политического и практического факта. Для русских закрыли границы, на границах ставят заборы. Так Запад подыгрывает нашим идеям о нашей с ним чужести. А от этих идей логично переходить к мыслям о нашем над Западом превосходстве. В чем? «Да во всем!» — отвечают нынче граждане.

Полевые исследования Левада-центра* позволяют с определенностью сказать, что большинство россиян воспринимает военное противостояние на Украине, помощь ей со стороны стран Запада и западные санкции в отношении РФ в рамках и понятиях именно этого мифа.

Потому россияне с легкостью заявляют в опросах об отсутствии у них вражды собственно к Украине, украинцам (см. сноску 3).

Это миф для тех, кто в тылу. А тем, кого мобилизовали, приходится стать участниками подтверждающего миф ритуала, который, как ему полагается, включает и человеческие жертвоприношения, все более обильные. Повторим, ритуал — это действия, имеющие смысл только в отношении мифа, которому он принадлежит. Вне этих отношений действия выглядят непонятными, абсурдными. Посвященным же в миф действия понятны, потому что они истолковывают миф и сами истолковываются мифом. СВО, вызвавшая изумление и шок у непосвященных («зачем?!»), по мнению российского большинства, нужна, ибо она есть то самое действие, которого требует миф о вековечном противоборстве с Западом.

И миф, и ритуал содержатся в социуме и символически содержат социум, говорят антрополог и социолог. Извне, из другого социума не понять ни этого единства, ни его отдельных частей. Расхожие слова о «загадочной русской душе» говорятся теми, кто не внутри этого символического целого.

На эти вопросы общий ответ: российский социум пребывает в «пузыре» этого мифа. Оттуда, изнутри, все названные вещи, столь удивительные для внешнего взгляда, видятся по-своему. Радость великая (действительно великая, хватило на четыре года) по поводу присоединения Крыма связана не с территориальным приобретением. И не с базой для флота, не с курортами и виноградниками, не с ролью полуострова в истории империи или церкви. Дело вообще не в нем. А в нашем действии. В том, что мы его взяли вопреки позициям, правилам, законам Запада. Россия поставила свою волю (свое право) выше его воли и права — и он ничего не смог поделать. Это была победа над Западом, потому ее, не смущаясь, ставили в ряд с Победой в 1945 году. И что такое санкции по сравнению с этим триумфом? Запад снова показал, что он слабее, а мы сильнее.

Накануне февраля 2022 года российская публика опасалась, что дело может дойти до вооруженного конфликта с Украиной. Но она этого не желала. Однако войска двинулись, и абсолютное большинство тут же поддержало их действия и выразило особое одобрение отдавшему этот приказ президенту. Уровень одобрения очень высокий (83%), но не рекордный. Рекорды — это 88–89%, такие пики отмечались после «принуждения к миру» Грузии в 2008 году и на взлете восторга от присоединения Крыма в 2014–2015-м. Но с 2015 по 2018 год держался именно этот уровень одобрения — около 83%. Он и теперь держится почти весь год, что идет СВО. И тогда, и теперь российский социум празднует то, что ему кажется независимостью от Запада, хотя именно зависимостью это и является. И хронические 83% — симптом пребывания в капсуле этого мифа.

Поскольку это сильный миф, он десяткам миллионов людей заменяет мир. В мифе важны только его внутренние события — те, что его подтверждают, остальные не имеют значения, на них не обращают внимания. Поэтому часть сведений о происходящем во внешнем мире и, в частности, на «линии соприкосновения» россиянам известна, но как бы неважна. На рейтинг не влияет. (Упреждая весьма вероятный вопрос о роли пропаганды, скажем: конечно, роль российского ТВ велика. Но оно является не творцом, а инструментом этого мифа. Не российские телефигуры и телережиссеры создают этот миф, а миф управляет ими, диктует им, что изображать и говорить.)

Миф диктует и политикам, что думать, что делать и что говорить народу. Но не надо полагать, что наш подход снимает с политиков ответственность за их действия. Нет. Как мы говорили выше, мифом предполагается и этот политический курс, и тот, что ему противоположен.

Нынешний президент, напомним, начинал движение на одном треке, а потом сменил его на совсем другой. Описываемая социокультурная конструкция в принципе разрешает ему совершить перемену еще раз. Конструкция обещает, что народ ее поддержит так же дружно.

Чтобы рисуемая возможность не казалась полной фантастикой, напомним полупопытку такой смены трека в 2008 году. Делавшимся тогда с самого верха ультралиберальным призывам к общественности (на манер второй перестройки) общественность не поверила — уж больно расходились с ними акции вроде «принуждения к миру» или увеличение президентского срока с четырех до шести лет. Но по прошествии времени многие стали с сожалением говорить, что шанс пойти совсем иной дорогой тогда был.

Еще один пример дает нам чемпионат по футболу в 2018 году. Нация, поссорившаяся в 2014 году чуть ли не со всем миром и четыре года показывавшая себе и всем, что ей этот мир совершенно не нужен, вдруг раскрыла ему объятия. Президент демонстрировал радушие. И демонстрации добрых чувств к любым приезжим, к самым что ни на есть западным, в том числе к американцам, пошли в 11 городах. Но перемены совершались не только там, изменились позиции общественного мнения вообще всей страны.

Мы не предлагаем политологический анализ (а как поведет себя вертикаль, в частности силовики, а поверит ли Запад и пр.), не предлагаем анализ психологический (а есть ли для этого личностные ресурсы и т.д.). Наше заключение — лишь в рамках антропологической и культурологической стороны дела.

* * *

Не исключено, что какие-то читатели будут возмущаться: все народы живут себе и живут просто так, а русских автор — то ли русофоб, то ли русофил — поместил в какой-то миф.

Ответ такой. Русские, россияне — вовсе не исключение. Все общности управляют собой посредством представлений о себе — в частности, все общности, осознающие себя единым народом, единой нацией, на Западе они или на Востоке. Все отличают себя от прочих «других». (Насколько остро воспринимается это отличие, зависит от степени внутренних напряжений в данном социуме.) Если есть это сознание единства, то есть и много других, разделяемых всеми его членами, правил, целей, ценностей и представлений. Их называют разными словами: «национальный характер», «менталитет», «народный дух», а также «историческая судьба», «миссия», «предназначение». Культурологи скажут о культуре, социологи — о ценностно-нормативных комплексах. Все эти понятия используются философами, историками, социологами, чтобы объяснить себе и другим, почему один народ живет и ведет себя так, а другой — иначе (см. сноску 4). Сами народы себе объясняют это своими мифами о себе и о «чужих», только они это слово не употребляют.

Мы же для обозначения этой проблематики намеренно взяли понятие «миф» в связке с понятием «ритуал». Эта пара помогает указать и на область мыслей, слов, чувств, и на область действий, связать их между собой. Иногда — например, на торжественных празднествах — легко видеть и одно и другое разом. А в повседневной жизни мы их не замечаем, потому что мы ими живем. Они, как язык и речь, и есть ткань, материя нашей жизни. Но все же нам полезно знать, что мы — в них, а они — в нас, в нашем сознании, привычках, желаниях.

* Внесен властями РФ в реестр «иноагентов».