Мы — не те и не эти

Пройдет всего четыре года — и большевики сочтут Россию возглавляющей, во-первых, мировую, во-вторых, пролетарскую революцию. Потом социальный характер процессов в России им придется оценить несколько иначе: Россия, в отличие от описанной Марксом–Энгельсом Европы, не рабочая, а крестьянская страна. Поэтому захваченная большевиками власть будет считаться принадлежащей советам не только рабочих, но и крестьянских (и солдатских) депутатов. (Впрочем, далее крестьянское большинство будет во многих отношениях подчинено «пролетарской диктатуре»).

Вслед за тем обнаружится, что мировая пролетарская революция не получается. Не получается пролетарская революция именно там, где вообще есть пролетариат: в Западной Европе и Северной Америке. Будет создан Коминтерн, который от подготовки восстаний рабочих перейдет к более рутинной (в основном тайной) деятельности по поддержке компартий, готовящих коммунизм в Европе в некоем будущем.

Для мировой революции остаются непролетарские азиатские общества. Оживает идея России, стоящей во главе Азии, Востока. Часть этого Востока — унаследованные от Российской империи Туркестан и другие провинции Средней Азии. Там мировая революция превращается в кровавую войну Красной Армии с басмачами за установление советской власти. Но остальной Азией политически руководить из России нет возможности, ею пока управляют метрополии из Европы. В Коминтерне решают заняться начавшимися в Азии процессами антиколониальной борьбы. В Москве открывается Коммунистический университет трудящихся Востока (КУТВ). Там готовят лидеров компартий, чтобы делать революцию в странах еще более крестьянских, чем Россия (см. сноску).

В межвоенный период страна Россия (РСФСР, затем СССР) видит себя отчасти метрополией, которая управляет чем-то в своих/чужих азиатских колониях. Но главное, что, в отличие от европейских метрополий, это страна, которая сама в некоем смысле принадлежит этому крестьянско-азиатскому колониальному миру. Но у нее там позиция исторически первого «социалистического государства», а потому ей там полагается место главного, старшего, и она имеет большие, чем Европа, права с этим миром говорить, чем-то в нем руководить.

Завершилась Вторая мировая война в Европе. А в Азии продолжались начавшиеся в ходе этой мировой войны местные антиколониальные и освободительные войны, в большинстве случаев руководимые коммунистическими или им подобными организациями. Им помогала деньгами, оружием, советниками «социалистическая/коммунистическая Россия».

Грандиозной победой была победа войск Мао в Китае. Теперь Народный Китай — младший брат Советского Союза. Вьетнам с его Дядей Хо прогнал французов, потом успешно воевал с Америкой. Советский Союз серьезно помогал Вьетнаму. Индонезия при Сукарно стала независимой от Голландии и тоже начала получать вооружение из СССР (от МИГов до крейсера). Рука Москвы была везде.

Этим путем советская Россия подтверждала свою претензию стать во главе всех «неприсоединившихся стран» Азии и Африки. Их назвали на Западе «третьим миром»

пояса ближайших восточноевропейских соседей, где стояли не ушедшие после конца мировой войны советские войска (а также войска, введенные в августе 1968 года в Чехословакию. — Ред.). «Второй мир» чувствовал себя ровней «первому». Ядерный паритет был гарантией того, что эту нашу претензию Запад не станет оспаривать.

С уходом при Горбачеве советских войск из восточноевропейских стран-«союзников», с потерей в 1989–1991 гг. этого «защитного пояса» сдулась и роль СССР как неформального главы «неприсоединившихся». «Второй мир» перестал существовать как категория.

Почти три десятилетия Россия не была ни в чем главной (разве что в поставках углеводородов в Европу). На исходе этого срока появились было попытки снова втесаться в бывший «третий мир» (теперь с названием БРИКС), снова с претензией быть там лидером, при том, что обстоятельства уже совсем иные: страны БРИКС растут активнее России. В Азию — и особенно в Африку — бывший «младший брат» Китай вкладывает и денег, и тонкого расчета несопоставимо больше, чем мы, потому все меньше и меньше шансов вновь стать командирами полумира, возглавив Восток против Запада. Но декларации о повороте России лицом на Восток были сделаны первым лицом. Нефть, предназначавшуюся Европе, с громкими словами перенаправили в Индию и Китай (от Китая же втихомолку ждут спасенья через «параллельный импорт»). Однако действительный жест, отправляющий Россию из Европы в Азию, был сделан совсем иначе.

Двинув в феврале 2022-го войска в западном направлении, мы яснее ясного показали, что не идем в Европу, а уходим от Европы. Уходим с ее пути, от ее институтов, традиций. (Есть заклинающие, что навсегда; мы думаем иначе). В России все больше берут для подражания модели, выработанные в Азии теми режимами, которые с Европой, с Западом не дружат давно. Россия прибилась к странам, уже прочно обжившим нишу изгоев. Быть ли ей главной хотя бы в этой нише — пока что вопрос. Хотя стремление опять быть хоть где-то главной (то есть считать себя великой) для части российских элит очень характерно: если не великая, значит — не Россия.

А какова реакция Запада? Он не без изумления взирает на то, как Россия в процессе лихорадочной девестернизации одну за другой отбрасывает уже прижившиеся было институции «нормальной», то есть западной жизни, западной цивилизации. Тряпье и напитки оставляет, а законы, охраняющие личность, отбрасывает.

Один активный ответ Запада на российскую азиатскую экспансию в европейское пространство — санкции, вызвавшие бегство западных компаний и брендов. Второй, более серьезный, — помощь Украине. Есть и третий. Он особого рода.

Это действия нескольких наших именно что западных соседей, вдруг закрывших границы для граждан РФ. Их закрыли практически для всех россиян, как недавно закрывали для мигрантов/беженцев из Азии и Африки. Тщетно оставшиеся перед дверьми взывали: где же ваши европейские/общечеловеческие ценности?! В общем-то они понимали, что это есть реакция на СВО и на то, чем она сопровождается. Понимали, что сказалась историческая память о том, что творили те, кого называли русскими, когда они стали хозяевами на землях прибалтов и финнов. И испуг от угроз «можем повторить».

В то, что российские власти закроют выезд, легко были готовы поверить. Но что эти наши ближнеевропейские соседи нам, российским европейцам, откажут в признании, что мы «свои», что нас надо принять и спрятать, — это было невообразимо.

Когда потом пришли вести, что памятники Пушкину сбрасывают с постаментов так же, как памятники воинам-освободителям, стало понятно, что разверзлась ни много ни мало — цивилизационная пропасть. И взывать: мы же «хорошие русские», наш «Дождь»* хороший, мы за вас! — поздно. Меры соседей, закрывших ворота перед россиянами (для них — русскими), — это не знак, это само событие.

А знаком стали неожиданные жесты наших соседей с юга и востока. Казахстан и Узбекистан, другие страны бывшей Средней, ныне Центральной Азии, а также Турция, а также Армения с Грузией в этот самый момент свои двери открыли. Одни на наших беглецов и релоцирующихся зарабатывали, другие благотворительствовали, но все они не отказали в признании наших бежавших какими-то почти своими. Большинство этих стран — бывшие колонии России («тюрьмы народов»), установление там «советской власти» — история, сравнимая по тяжести грехов с тем, что делалось в Польше и Прибалтике. Турции, с которой Россия не раз воевала, тоже нашлось бы что сказать. Но здесь это (пока, по крайней мере) русским не припоминают, одаривают восточным гостеприимством.

То, что россиянам в Европе отказали, а в Азии их приняли — главный знак и признак того, кто мы теперь такие: не эти и не те. Российские европейцы, собиравшиеся в Европу, а нежданно попавшие в Азию, собиравшиеся продолжить жить европейцами, теперь мучительно думают над своей идентичностью. Ведь и в настоящие азиаты не годимся, к великим культурам Востока не принадлежим. (Этих людей мыслью, что Россия лучше всякого Запада и всякого Востока и что ей никто не нужен — не успокоить.)

Нынешняя трещина меж Россией и Европой прошла не по конфессиональным, не по этническим и даже не по языковым разделениям. А по социально-культурно-политическим. Украинцев, с которыми мы «один народ», принимают, а русских отгоняют. Украина хотела в Европу, и ее приняли; приняли, в том числе, ее детей.

Приказом главнокомандующего, направившим в феврале 2022 г. российские войска через западную границу, был совершен не только геополитический, но геокультурный акт, всю историческую значимость которого для России еще предстоит оценить. Граница Европы и не-Европы (не Азии, а того, что в России звали «азиатчиной») проходит теперь по «линии соприкосновения» украинских и российских войск.

*Внесены Минюстом РФ в реестр СМИ-иноагентов.