Тухачевский: «Я не знал, что Домбаль — польский шпион. Домбаль был принят в Советский Союз как член парламента, который выступал за поражение польской армии и за призыв в Красную армию при вступлении ее в Варшаву. Под этим углом зрения было и мое знакомство с ним и встречи. Я знал его как члена ЦК Польской компартии. <…> Так как он оказался польским шпионом, то я несу полную ответственность как за участие в шпионаже в пользу Польши…»
Корк: «Исходя из установок, которые давал мне Тухачевский, я проводил ряд мероприятий отрицательного порядка в подготовке штабов. <…> Создавалась исключительно сложная документация, которая усложняла работу командира, сковывала его инициативу. Внешне работа как будто кипела, а толку было мало. Так продолжалось до 1934 года, когда народный комиссар обратил на это внимание и категорически это запретил. <…>
Когда я был назначен в Германию в качестве военного атташе, Тухачевский дал мне точное задание, чтобы я постарался узнать, помнят ли немцы Тухачевского, какого они мнения о тех маневрах, которые Тухачевский проводил, показывая войска немцам. Мой помощник в Берлине Шнитман и я послали в Разведупр для Тухачевского ответ, что немцы помнят Тухачевского, очень хорошо помнят маневры и помнят то приветливое отношение, которое они встретили со стороны Тухачевского в 1936 году. В 1938–39 гг., когда я был в Германии, основная группа лиц, вошедших потом в состав нашей организации, успела пройти через германский рейхсвер (год или полтора, для разных лиц по-разному) — был Якир, Уборевич, Эйдеман, были и другие лица».
Тов. Дыбенко (Уборевичу): «Ваша вредительская работа началась с момента назначения вас начальником вооружений?»
Подсудимый Уборевич: «Наоборот, я открывал вредительскую работу старых офицерских кадров».
Тов. Дыбенко: «Для того чтобы замаскировать свою собственную вредительскую работу?»
Подсудимый Уборевич: «Нет».
Тов. Белов: «Какую вредительскую работу вы проводили?»
Подсудимый Уборевич: «Никакой вредительской работы я не проводил».
Тов. Дыбенко: «Непосредственно шпионскую работу вы вели с немецким генеральным штабом?»
Подсудимый Уборевич: «Не вел никогда».
Тов. Дыбенко: «Вашу работу вы считаете шпионско-вредительской?
Подсудимый Уборевич: «С 1935 года я вредитель-изменник-враг».
Тов. Дыбенко (Тухачевскому): «Вы преследовали поражение нашей армии; в 1921 году вы вызвали диверсанта Путна, чтобы усилить восстание под Кронштадтом (!); в 1918 году отказались подписать заявление против Троцкого, в 1918 году, как вы говорите, приехали в Россию, бежав из плена. Мне кажется, что вы не бежали из плена, а приехали как немецкий шпион».
Подсудимый Тухачевский: «Я убежал из Германии до Октябрьской революции, поэтому такую задачу, как разложение советской армии, я получить не мог. Что касается моего выступления против Троцкого в 1923 году, то мною лично был написан доклад по этому поводу и послан в ЦК… Я сам написал доклад о той невозможной неразберихе, которая создалась в армии, о никчемности руководства и т. д.».
Последнее слово Уборевича — самое короткое из всех. «Процесс освободил меня от кошмаров заговора и дьявольских директив Тухачевского, сиречь Троцкого, немецкого генерального штаба. Я умру сейчас с прежней верой в победу Красной армии. Красную армию подготовят крепко к этим победам. Всё!»