Репортажи · Общество

«...Наводят коренное население на мысли, что город оккупирован»

Корреспонденты «Новой» побывали в Обнинске, который первым захлопнул свои ворота перед приезжими

Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

Уже несколько месяцев Калужскую область и конкретно город Обнинск трясет от темы мигрантов. В калужских СМИ одна за другой появляются новости о конфликтах на национальной почве: в Ермолино произошла массовая драка с участием мигрантов — один из них ударил ножом в грудь подростка; в Обнинске родители школьницы пожаловались на приставания к ней трех сыновей приезжих; в Балабаново мигранты решили погреться у Вечного огня, а школьницу, сделавшую замечание, послали матом. При этом полиция не подтверждает, что во всех этих инцидентах участвовали именно приезжие — калужские сайты ссылаются лишь на очевидцев из соцсетей, которые на глаз определили, что виновные были не из России.

Масла в огонь добавил губернатор Калужской области Владислав Шапша. Он нагрянул с визитом в калужский миграционный центр и привез оттуда обличительное видео, в котором рассказал, что первый же попавшийся ему там мужчина «по-русски ни бельмеса!» и сертификат о знании языка у него купленный.

На следующий день после визита в миграционный центр Владислав Шапша подписал постановление: в области вводится запрет на привлечение иностранцев с рабочими патентами на позиции в торговле, общепите, общественном транспорте. У работодателей есть три месяца, чтобы уволить людей без российского гражданства. Помимо запрета на работу губернатор объявил и выход Калужской области из Программы по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом. Это решение блокирует для таких соотечественников возможность получать гражданство в упрощенном порядке.

Спецкоры «Новой» съездили в разогретый на ксенофобской теме Обнинск и послушали обе стороны — мигрантов и местных.

Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

1.

Миграционный центр возвышается в голом поле у съезда с Киевского шоссе — отсюда 80 километров до МКАД. Железнодорожная станция Балабаново — в получасе езды на автобусе. Пешком от нее сюда топать час.

У трехметрового забора трутся молодые парни и приземистые старики. Над сотней черных шапок вверх ползет пар изо рта. По стенке медленно прохаживается охранник, раз в двадцать минут приотворяет калитку — пропускает десять человек. Рядом гудит темно-зеленая «девятка», водитель тоже стоит в очереди, но в тепле — уснул, лбом воткнулся в мохнатый руль. Рядом с ароматной елочкой у лобового стекла болтается брелок RUSSIA. На соседнем багажнике отец цедит малышу чай из термоса. Медленно, чтоб не промахнуться. Тот носится вокруг него.

Вижу крохотную палаточку с соками и сникерсами — в самом дальнем углу огороженного для центра поля. Похоже на мираж в пустыне. Там же четыре туалетных кабинки. Больше для антуража, сюда очереди нет. Разит мочой. Двери настежь — в ведрах уже даже дыры не видно, на каждом гора из грязной туалетной бумаги.

— Копия паспорт! Копия паспорт! — надрывается мужик в камуфляжном костюме.

Невысокий худенький мальчик в очереди пытается воткнуть свои бумажки в файл. Пробую с ним заговорить. Он спешно отмахивается, извиняется:

— По-русски не знаю. Простите. Не знаю по-русски. Чуть-чуть.

Тут толпу вместе с мальчиком расталкивают две мощные дамы в цветастых пуховиках. Вероятно, сотрудницы центра. Толкаются — в общем, идут напролом. У молодого паренька из рук разлетаются все его справки.

Дамы, наконец, добираются до калитки, на прощание одна из них — блондинка с ярко-розовой помадой на губах — бросает: «Придурки, ***».

Рядом со мной молча стоит мужик в туго натянутом на голову капюшоне. Лицо морщинистое, брови густые. Смотрит себе под ноги. Перебирает в руках стопку сим-карт, которые он тут продает. Алик. Про возраст говорит: «намного больше пятидесяти». Приехал с сыном из Таджикистана через пару лет после развала Советского Союза. Гражданство у него давно есть, губернаторский запрет на профессию его не коснется. Хотя он официально и не трудоустроен: 

«Таких, как я, уже не берут. Такие уже не нужны. Лет мне много».

— Трудно будет. Очень трудно. Раньше был другой, хороший губернатор. Куда люди пойдут? Плохо будет. Очень плохо, — Алик перебирает сим-карты и тяжело вздыхает: — Молодые наши приезжают, это они виноваты. Документы не делают, беспредельничают. Их же кормят родители. Многие русский язык не понимают, сертификат покупают. Это же вообще… Хотя бы чуть-чуть можно же разговаривать! Когда у тебя день рождения, «здравствуйте», «до свиданья» — и этого не знают.

Алик говорит очень искренне, морщится. Минут через двадцать после нашего разговора он находит меня в толпе. Переминается: «Не сказал я чего не того? Плохого? Нет? Ну ладно».

2.

— Обнинск — наукоград, который фактически построен мигрантами, — говорит Нияз. Он родился в Обнинске, прожил там всю свою жизнь, но год назад уехал в одну из стран Северной Европы. Нияз — это для газеты, он попросил не называть своего имени, сразу предупреждая: 

«Мое мнение будет совершенно непопулярным, поддерживать великорусский шовинизм я не собираюсь».

У Нияза в общем-то есть резоны для такой позиции. «Меня тут, в Обнинске, в школе самого били на национальной почве. Конец 90-х, точно так же тогда по телевизору нагнетали, только про чеченцев. И вот ребята просто собрались и меня избили, потому что «я их выгнал из Чечни». Хотя ни я, ни они никакого отношения к Чечне не имели».

Прохожие у церкви Рождества Христова в Обнинске. Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

Нияз рассказывает, что в Обнинске всегда было много армян, азербайджанцев, но жителей из Средней Азии, ребят из Узбекистана, Таджикистана в 90-х годах еще было мало. А их массовый приезд начался с 2007 года. Тогда как раз Калужская область присоединилась к федеральной Программе переселения соотечественников: «Да, сейчас идет замещение населения мигрантами. Это факт. Но к этому надо относиться критически. Не переживаниями «вот нас на Руси хотят заменить черными». Государство держится на рабочих руках, не будет рабочих рук — не будет оборота. Не будет оборота — не будет развиваться экономика».

Под Программу переселения попадают люди, имевшие российские корни, но оказавшиеся после распада Союза за пределами России и желающие переселиться обратно. При переезде им оказывается финансовая поддержка, процедура получения гражданства значительно упрощена.

Сейчас, в свете энергичных антимигрантских инициатив калужского губернатора, действие программы приостановлено, но, как говорит сам Шапша, «пока не навсегда».

По словам Нияза, причина нынешней ксенофобской вспышки — нагнетание таких настроений в социальных сетях, сюжетах на телевидении: 

«А абсурд в том, что больше влиянию всего этого подвержено старшее поколение, которое, казалось бы, росло в атмосфере интернационализма.

Сколько раз я ездил на маршрутке — водитель то ли резко остановил, то ли что, сзади бабке не понравилось, она такая: «Ты давай в своем ауле так води, не здесь». Я одного не понимаю: они сейчас до того накаляют обстановку — что потом будет?

Вот, например, есть группа во «ВКонтакте» — «Типичный Обнинск» (у «Типичного Обнинска» аудитория почти 90 тысяч человек.Ред.). Там сидят админы, которые только тем и занимаются, что насылают своих ищеек в поисках мигрантов по городу. Ищейки снимают видео и выкладывают в группе. Разумеется, под постами потом тонны улюлюканий местных жителей: «Ах, понаехали, нам жить не дают». Приходят туда же жители других городов и пишут: 

«Не сдавайте город. Вы так Русь подставляете».

В этом паблике формально любой может предложить пост к публикации. Но когда вы напишете историю про то, как какие-нибудь низкие поступки совершают русские, — никто ее не опубликует. Админы не пропустят. Так и создается картинка, будто на одной чаше весов у нас — априори святые, богом помазанные русские, на другой — понаехавшие чурки, которые не хотят интегрироваться в русскую культуру и думают, как вас ограбить».

Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

3.

Одна из центральных улиц Обнинска — проспект Карла Маркса. Дом 52. Общежитие. Ничем не примечательное здание, такое же серое, как и все соседние дома вокруг. Только некоторые окна первого этажа заколочены.

За несколько дней до нашего приезда сюда приходила съемочная группа телеканала Russia Today. Журналисты взяли с собой проводником местного активиста Артема Майнаса. Во «ВКонтакте» он ведет сообщество с аудиторией на 13 тысяч человек, в котором рассказывает, как борется с мигрантами в городе.

Фото со страницы Артема Майнаса «ВКонтакте»

Спустя пару часов в «гетто», как называет это место Майнас, как бы неожиданно нагрянул полицейский рейд. Как нам рассказали потом оставшиеся здесь жильцы, рейд прошел впервые за последние как минимум четыре года. В итоге: автобус задержанных нарушителей миграционного законодательства.

Сейчас на первом этаже тихо, только сверху слышится топот детских ножек. С потолка капает вода. Сапоги хлюпают в лужах. Душно. Воняет плесенью и тухлятиной.

В длинном темном коридоре под потолком болтается одинокая лампочка. Дверки почтовых ящиков вырваны с корнем, квитанции разлетелись по всему первому этажу. 

Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

Стены густо расписаны чьими-то именами, розочками, матом. Тут же призыв: «Давайте жить дружно». И рядом ответ: «Нет!»

На дверях брошенных квартир висят замки. Большую часть мигрантов полиция забрала именно с первого этажа, где, кажется, жить вообще невозможно.

Второй этаж — другой мир. Пол вычищен. Коляски, детские лопаты и формочки сложены аккуратно. Стучим в дверь, у которой разбросаны разные девчачьи шлепки с бабочками и блестками. Открывает черноволосая невысокая красавица — Мария. Волосы в пучке, на тонких пальцах красный лак. Она — таджичка, уже бабушка. С ней живет дочка, внук и двое внучек. Сидят на полу у матраса, накрытого скатертью. На нем бутерброды с колбасой и маслом, чашки чая. На соседнем матрасе потягивается черноволосый мальчишка. У двери сидит хозяйка квартиры Нина, русская. Она как раз пришла узнать, что тут случилось, «что за рейд такой прошел».

Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

Нина четыре года сдает комнату этой семье. Заверяет: «Тут все хорошо. Документы есть. Все хорошо. Знаем, что пожилую женщину увезли, уже четыре дня ее нет… Небось депортируют. Но лучше чтобы депортировали, а не держали четыре дня в подвале. Вы лучше покажите, в каких условиях люди живут! Безобразие, крысы носятся уже по ногам».

Я спрашиваю у Марии, как проходил рейд. Нина тоже интересуется: «Не зверели? Автоматы не наставляли?»

— Нет, не было такого…

— А приходили уже так раньше? — спрашиваю я.

— Первый раз.

— Значит, кто-то накашлял! — заключает Нина.

Рядом с этой комнатой три двери в общие туалеты. Все чистые, убранные. Мария сама здесь моет полы, показывает душевую: вместо слива — проваленная в пол плитка. Говорит, вылезающие из плитки квадратики царапают пятки.

На общей кухне слышен стук посуды. Тоненькая девушка с хвостиком спрашивает: «Вам освободить?» Тут тоже чисто. Тарелки сложены в сушку. Полотенца аккуратно развешаны. Но стены приводят в ужас, розовая краска давно уже слезла, сверху поклеили обои — они уже тоже расползлись. Остались кусочки. И вот издалека кажется, что на этих кусочках нарисованы цветочки. Ну или пятна какие-то. Но цветочки шевелятся. Это тараканы — их десятки, они кучками прижались друг к другу.

Девушка закрывает кран. Просит не показывать ее лицо, но говорит, что сзади силуэт снять можно. Она из Узбекистана, двое детишек. 

В ходе рейда забрали свекровь, у той не было документов.

Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

4.

Мы созвонились с Артемом Майнасом. Оказалось, он в прошлом дружинник. Каждый день строчит посты в соцсетях по теме мигрантов в городе — говорит, что ситуация накаляется долгие годы, доля приезжих растет. «Основная масса россиян работает весь день, с девяти до шести. Поэтому если ходить в городе в полдень — складывается впечатление, что мигрантов в городе не 20–30%, а половина», — утверждает Артем. (Губернатор Владислав Шапша недавно заявил, что всего в Калужской области сейчас проживает чуть более 50 тысяч мигрантов, то есть они составляют примерно 5% населения. — Ред.)

Артем известен в городе, он даже сделал футболку со своим именем и ходит в ней по улицам, в куртке нараспашку. Чтобы местные знали, к кому обращаться за помощью:

— Люди едут далеко не из самых благополучных мест, из каких-то горных кишлаков. Уровень образованности у них минимальный. На родине найти работу не могут. Они зачастую элементарно не знают, как себя вести. Например, не знают, как пользоваться газом. Оставшиеся русские жители в этих гетто беспокоятся, что в один не очень прекрасный день общаги могут взлететь на воздух.

Фото со страницы Артема Майнаса «ВКонтакте» 

И еще. Они могут не делать ничего такого, просто громко говорить на таджикском, узбекском языках. Водители в маршрутных такси начинают кричать что-то на весь салон или соседней маршрутке — вещи, которые сами по себе плохими не являются, но наводят коренное население на мысли, что город оккупирован. Люди ощущают беспокойство — вдруг они там думают, как нас всех тут порезать.

Общежитие на Карла Маркса, по словам Артема, раньше было самым обыкновенным — семейным, и жили там обычные местные семьи. Но в какой-то момент превратилось в «мигрантское»:

— По нему стали бродить подростки-мигранты с ножиками, злые, самоуверенные. Начали шугать местное население, говорить, что они там всех порежут. Когда начали ломиться в дверь третьего этажа, местная русская поэтесса, которая там живет — Ольга Ярославская, позвонила в полицию, сказала — 

приезжайте, тут пьяная компания мигрантов ломает двери, угрожает в случае успеха всех выкинуть из окон. На что полиция говорила: машин у нас мало, мы выезжаем только на трупы.

(Мы не застали поэтессу Ольгу Ярославскую в общежитии в тот день, когда были там. Однако нашли крик о помощи, недавно опубликованный на ее личной странице во «ВКонтакте»: «Хочется уже кричать в голос! Мы сейчас чуть не взорвались! Кто-то из наших мигрантов опять оставил включенную духовку, из которой вовсю шуровал газ! И никто не признается! Мы вынуждены были открыть все окна, двери на балкон и замерзать! Куда жаловаться, подскажите!»)

— Я думаю, что такая ситуация повсеместно в Обнинске — когда я выложил этот пост про Ольгу, мне стали писать, продолжает Артем. Почему проверили только эти места? У нас еще хуже, еще страшнее. Теперь полиция провела показательную операцию. В контексте заявлений нашего губернатора о том, что теперь все будет эффективно. Люди начали верить, что власти действительно будут бороться с этим злом.

— А вы верите, что будут? — спрашиваю Артема.

— Я полон скептицизма. Наш губернатор не то чтобы поймал сам себя, но близко к этому… Раньше Владислав Валерьевич был главой администрации Обнинска. И, разумеется, он прекрасно знает, кто к нам приезжает, из каких стран, где эти люди здесь работают. Поэтому он устроил показательное шоу в миграционном центре. Все, с кем мне доводилось общаться, говорят — это просто красивый жест, ему нужно было что-то сделать. Решил сделать вид, что был не в курсе этих проблем, и тут вдруг внезапно ему открылась страшная правда! Да, человек пиарится, это популизм, но полезный популизм. Правда, сейчас он стал делать сдержанные заявления: нет цели выгнать мигрантов, нужно найти оптимальный баланс… Люди начинают потихоньку разочаровываться.

Не дожидаясь милости от властей, два дня назад Артем создал «Обнинский международный патруль». 

Группу переговорщиков, примерно 20 человек, которые будут выезжать на место конфликта мигрантов с русскими. При этом переговорщиками в группе станут таджики.

— Я пообщался с представителями таджикской диаспоры, которые давно живут в наших краях и уже ассимилировались. Они очень недовольны тем, что в свете разных репортажей у русского коренного населения складывается негативное впечатление от всех таджиков. Начинают думать, что все мигранты разбойники, грубияны и хамы. Поэтому нашлись люди, которые сказали — нас такой имидж не устраивает. Мы готовы взять на себя миротворческие функции.

Будут спрашивать на таджикском — почему ты себя так ведешь? Они не будут применять насилие, угрозы, будут говорить с этим человеком с точки зрения морали, своего авторитета, понимания ислама. Сейчас система только обкатывается, пока на вызовы мы не выезжали. Но если будет получен запрос от людей — мы готовы его выполнить.

Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

5.

На улицах в городе мигрантский кризис поначалу будто и не чувствуется. В будние дни город не патрулируют дружинники — как они это делают в соседнем Балабанове по вечерам субботы и воскресенья.

Но случайно все же мы становимся свидетелями межнациональной перепалки в «Макдоналдсе». Пьяный худощавый парень пристает к охраннику общепита. Грудью пробует его толкать. Хочет стучаться с ним лбами. Сначала что-то шипит сквозь зубы неразборчиво, потом начинает прямо орать: 

«Ара! Что ты мне сделаешь, ара?»

Охранник выглядит старше пьяного парня минимум лет на сорок. Он старается вывести его ближе к входной двери, но держится на расстоянии, чтобы тот его не ударил. Присаживается на стул, достает телефон, пробует несколько раз кому-то позвонить. Протирает лицо рукавом. Встает и уходит в комнатку для персонала. Пьяного усмиряют мужики в очереди.

Аксеновский рынок. Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

Мы переходим через дорогу к Аксеновскому рынку. Для рынка тут, конечно, слишком тихо. На столах выставлены калоши, валенки. Из крохотной палатки виднеется одинокая нога манекена в натянутом чулке. Крепкий мужчина в теплой рыжей дубленке продает крупные гранаты. Яркие, малинового цвета. Разрезает один пополам на пробу — изнутри треск и хруст. На асфальт сыплются зернышки. Он очень радушно нас встречает — мы пока единственные покупатели, заглянувшие к нему. Но когда слышит вопрос о запрете на работу, опускает глаза и отрезает: «Да, я слышал. Плохо будет. Еще работают. Никто не будет сейчас об этом говорить».

Мимо медленно бредет женщина в пушистой меховой белой шапке с полными пакетами печенья и конфет. Я ее останавливаю, спрашиваю, что будет, если мигрантам запретят торговать на рынке. Незамедлительный ответ:

— Все будет прекрасно! Если они не будут здесь работать, все будет прекрасно. Я не говорю, что все они плохие, есть хорошие люди, есть плохие. Мы совсем неплохо к ним относимся, но поведение должно быть соответствующим! Почему-то к нам сюда асоциальные элементы едут чаще, чем порядочные люди. Я как-то раз заказывала себе такси, вез меня из Москвы парнишка, говорит: нас из Москвы турнули, и мы все — сюда. У нас очень многие мигранты приехали в советское время, они точно такие же ассимилированные лица. К ним у меня вопросов нет.

Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

Нас тихонько слушает продавщица из соседней палатки, в повязанной на голову бордовой косынке. Лара. Она из Молдавии, но приехала уже очень давно, 28 лет назад: «Я не отсюда. Как и весь город, — Лара хохочет. — Миленькая, давай по существу: Россия вся в коррупции. Все дают на лапу. Человек же продается. Найди ты мне в Обнинске хоть где-то рынок честный. Какие проверки? Да мы сами уйдем. Даже на аренду не хватает, миленькая. А за 20 тысяч лучше где-то помою подъезды. На десять-то тысяч не проживешь на пенсии. Помрешь. Повесишься быстрее. А ты говоришь — мигранты, запреты… Я сама уйду».

Лара горячится так, словно решение губернатора касается ее лично. Но это не так. Вот уже почти 30 лет как Лара — гражданка России, с паспортом. Но этот паспорт ничего не поменял в ее отношениях с Россией и россиянами.