Друг, товарищ и храм

Когда кто-то говорит мне, что журналисты ради работы готовы на все, я всегда невольно вспоминаю одного из своих лучших друзей — Саню Кожина. Он появился в моей жизни в 2008 году, когда бабушка, у которой я жил, решила сдавать одну из комнат. Смуглый черноволосый хохотун-первокурсник из села со звучным названием Талдысай-3, Саня быстро обжился в большом, хоть и нестоличном Актобе на западе Казахстана: к концу учебного года смычка города и деревни была такой, что в батлах на любые темы раунд оставался за ним не меньше, чем за мной. Нельзя при этом назвать эти отношения дружбой интеллектуалов: наоборот, это были годы счастья двух балбесов, для которых поржать и обозвать друг друга «тұшпара» (по-казахски это, грубо говоря, пельмень) — самое большое веселье. 

Время шло, и меня потянуло в большие города. Первый заход в Питер и Москву не удался, поэтому с будущей женой я осел в Алматы. Но связь с «упячкой» (еще одно обзывательство) не терялась: звонок, сообщение, да просто стикер в мессенджере — порой этого было достаточно для хорошего настроения нам обоим. Затем Саша сам стал наведываться в Алматы: в пригородном подбрюшье у его супруги жили родственники. 

И хотя я в целом человек не очень верующий, эту миссию воспринимать иначе как признание того, что между нами не просто дружба, было нельзя.

Служба в маленькой церквушке в Алматинской области должна была стать скрепляющим событием. Но традиционное с точки зрения церкви мероприятие быстро стало поводом для громкого скандала на всю страну — во многом благодаря священнослужителю, который, выражаясь афористично, слегка отклонился от церковного курса. А во многом — из-за меня. 

* * *

Седобородый мужчина в годах (в этом храме он служил с 1998 года, а до этого в его биографии было офицерское звание, работа в алматинском «Водоканале» и на химзаводе в Таразе), построив крестных и родителей с ребенком по определенному ранжиру, обвел всех глазами и улыбнулся:

Жаркое субботнее утро тут же перестало быть томным.

— По всему выходит, что конец света должен наступить примерно через 25 лет, — начал объяснять священник. — Дело в том, что мы живем в эпоху цифр, когда миром правят банки: в Казахстане — Нацбанк, в России — Центробанк. А еще около нас развивается небиологическая форма жизни. Это наши гаджеты. Они постоянно требуют у нас времени и денег, и через время мы можем погибнуть — даже не физически, а перевоплотившись полностью в эту форму жизни. Как в фильме «Матрица».

Воздух в комнате тяжелел ежесекундно. Саша чуть заметно улыбался, но поскольку он всегда старался быть до определенной степени аполитичным, такие слова у него особого шока не вызывали.

— Почему нас так англосаксы научили зависимости от доллара? Это же простая бумажка. Завтра все это лопнет, и мировая экономика шатко-валко выберется. И все к этому идет, поскольку в ближайшие девять месяцев должен измениться миропорядок. Запомните дату: 30 сентября 2015 года — в этот день началась новая эра, когда началась решительная борьба со Злом.

Дальнейший ход мыслей священнослужителя можно было легко предугадать, если вспомнить, что в этот день Совет Федерации в России одобрил ввод войск в Сирию. Но в тот момент слова священника оказывали на всех присутствующих почти гипнотическое воздействие.

— Почему Путин успешно ведет действия в Сирии, почему «оттяпал» Крым и Донецк? Почему он с одним процентом <мировой> экономики противостоит 99 процентам <экономики> англосаксов? 

Раньше они заключили с ним сделку на 100 миллионов душ во время Второй мировой войны, а теперь сделка — на пять миллиардов душ, которые попадут в ад. Как высчитывается эта цифра? Очень легко. Наверняка вы слышали о «золотом миллиарде» — а вот остальные должны быть уничтожены. Как уничтожены? Через Халифат.

— Батюшка, а акция какая-нибудь в церкви сейчас есть? — спросила крестная, очевидно, не боящаяся ни перебивать увлеченного рассказчика, ни тем более Халифата.

— Есть, и до нее тоже дойдем, — кивнул священник. — Так вот, этот Халифат должен был уничтожать всех людей. И сделать это было несложно. Очень просто: отключите на сутки электричество во всем городе, убейте руководство города — и все, легко можно <убивать>. Можно за несколько дней из двухмиллионного города сделать триста тысяч озлобленных душ. Я все это понимаю. Так вот, Путин в Сирии…

Пылкую речь священника прервал звонок простого мобильного телефона у него под рясой. Коротко извинившись, мужчина взял трубку и воскликнул:

— Доброго здравия! Салям алейкум! Поздравляю с выводом американского военного контингента!

Священнослужитель ушел разговаривать на улицу. До находящихся в храме доносились лишь слова: «планируем освящение Вселенной» и «мыслим не как исполнительная власть 4–8 лет, а на лет тридцать». Присутствующие молчали.

— Любит он про Америку поговорить, — миролюбиво заметила крестная.

Тут вернулся священнослужитель. Деловито спрятав телефон, он хотел было продолжить свою речь, но в последний момент решил остановиться:

Дальнейшая процедура крещения прошла, в общем, как полагается. Очередной политический поворот произошел уже во время финальной молитвы, когда, мешая строки требника со своими предпочтениями, священнослужитель призвал помолиться за «Владимира с его войском, Нурсултана с его войском, Александра с его войском», за «Евразийский союз», за «воинов в Сирии» и «избавление от киевской хунты». Затем, повернувшись к людям в храме, священник изрек:

— Я приглашаю вас всех на священную войну, потому что в страшной битве с оружием в руках может погибнуть 50 процентов людей, а если не сопротивляться <дьяволу>, могут умереть все.

Напоследок священник объявил об акции: каждого четырнадцатого ребенка в семье в этом храме крестит лично Владимир Путин (видимо, прилетает в поселок прямо на истребителе), и это очень выгодно, поскольку раньше он крестил только каждого пятнадцатого. Кроме того, священнослужитель объявил, что после крещения нужно обязательно звонить в колокола, и если это будут делать священнослужители, крестному отцу это обойдется в «200 баксов». А если крестный полезет на колокольню сам — то «всего 100 рублей».

— Нормальный рэкет? — улыбнулся священник, словно не замечая и без того вытянутое от недоумения лицо крестного отца. — Просто если называешь одну сумму, а потом вторую, поменьше, люди обычно лучше реагируют.

* * *

Сразу же после двадцатиминутки ненависти в отношении всех, кто есть «не-Путин» и «не-Нурсултан с войском», я тезисно рассказал о произошедшем в Facebook и твердо решил, что позже напишу об этом материал: дружба дружбой, а церковь как идеологический проводник российской повестки в Казахстане давно была у журналистов на подозрении. Двадцати минут не прошло, как этот пост перепечатал популярный портал Ratel, а к вечеру воскресенья в Фейсбуке стоял такой срач, что, если бы воздух в Алматы не был настолько загрязнен, запах этой дискуссии почувствовали бы все горожане. 

Вскоре со мной связался председатель отдела по взаимоотношениям церкви и общества Православной церкви Казахстана протоиерей Александр Суворов, пообещавший «принять меры» в отношении священника. 

Священника, по которому плакали бы одновременно РЕН ТВ и «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым», протоиерей пообещал снять его с занимаемой должности. К этому моменту за священника из Москвы вступился политический деятель Николай Стариков с криком «Православных бьют!», но, быстро поняв, что поживиться в этой истории особо нечем, улетел обратно в мир «русофобии» и «тлетворного Запада». 

А потом позвонил Саша. Дрогнувшим голосом он сказал, что дома у него скандал из-за всей этой истории и что сейчас мне будет звонить его жена Аида. Она и перезвонила: не помню точных слов, которые она сказала, но то, что я предатель, змея, пригретая на груди, и, возможно, сатанинское отродье (а если бы я работал на власть, был бы «астанинское отродье»), — это читалось в каждом шипящем звуке. Ко всему прочему Аида потребовала, чтобы я опубликовал опровержение своих слов (не было ничего этого, мол) — ну и извинился… пардон, покаялся. Я этого делать не стал — и связь с семьей Кожиных тут же оборвалась. 

Спустя несколько месяцев мы с женой уехали в Москву, а потом я вернулся в Актобе на пару дней к родным. С Саней мы столкнулись на улице. Перекинулись несколькими словами, он искренне пожал мне руку, когда узнал, что я тоже скоро стану отцом. Кажется, Саня искренне хотел бы поболтать еще, но он спешил домой, к жене — которая не простила. Чью сторону займет дружище, было понятно — и покажите мне человека, кто занял бы другую позицию (в меня тыкать не надо)! Позже я однажды поздравил его с днем рождения и через бабушку узнал, что через пару лет Саша снова стал папой и потерял своего батю. Больше я о нем ничего не слышал, а все его телефонные номера стали недоступны.

* * *

Истории на крестинах около пяти лет, и все это время я жалею, что так вышло. Жалею — но случись такая история еще раз, поступил бы так же. Думаю, Саня меня достаточно узнал за годы знакомства и понял это сразу. Просто журналисты, как мне представляется, и правда, ради профессии готовы на все. 

Просто когда журналисты видят несправедливость, ненормальность, аномальность происходящего — они бросаются это исправлять, в меру своих сил и умений. Чаще всего это сизифов труд, но мы делаем это, потому что мы должны это делать. И — как это часто бывает в токсичных любовных треугольниках — от этой любви к профессии неизбежно страдают все остальные близкие люди. Жаль, что я сделал больно своему другу и его семье. Прости, Саня. 

И все-таки, хоть уже несколько лет никакой связи между мной и Сашей нет, я надеюсь, что мои тексты хотя бы иногда мозолят ему глаза. Возможно, этот текст тоже долетит до тебя, тұшпара, и ты захочешь хотя бы поговорить. По крайней мере, мне хотелось бы в это верить. Ну а если не захочешь (все мы, семейные, понимаем, кто у нас в семьях главный) — то пусть у вас все будет счастливо и прекрасно и дальше! С Новым годом! Крестнику привет.