«Социализм «made in Russia» я считал пустым и бессмысленным, как челюсть Брежнева»

До сего дня многие поляки, да и иностранцы тоже вспоминают драматическую ночь с 12 на 13 декабря 1981 года. Нигде в Европе, да, пожалуй, и в мире, не бывало, чтобы против всего общества двинулась армия, вооруженная вплоть до авиации и ракет, за ней милиция, за ними молчаливые, но всепроникающие, как ковид-19, агенты тайной полиции и военной разведки — общей численностью до 100 тысяч. Свой экзамен на военную эффективность сдавал генерал Ярузельский — премьер-министр, партийный первый секретарь и глава новообразованного Военного совета национального спасения. До того времени он даже в «Солидарности» считался либералом, в Европе — просвещенным коммунистом, а в Советском Союзе — одаренным политруком.

Театр событий был богаче театра войны. Панцирная броня, замолчавшие телефоны (даже партийные), комендантский час и милитаризация промышленности, даже производящей печенье. Закрытые границы и открытые лагеря интернирования. В Польше наступал апокалипсис.

Многие до сих пор не поймут, как это могло случиться. Ведь еще в августе 1980 года в Гданьске и Щецине, в Катовице и Сувалках, в Легнице и за границей выстреливали шампанским в честь Августовских соглашений. Валенса и член Политбюро ПОРП Ягельский уверяли, будто «поладили, как поляк с поляком»… А потом летели свинцовые «пробки» в шахтеров и рабочих судоверфи. Запирали в лагерях и семидесятилетних профессоров, и женщин.

Это была польско-ярузельская война. Какие же резоны положили тогда конец мирным переменам?

Маркс склоняет к объяснению через конфликт базиса и надстройки. В переводе на польский это означает столкновение реформистской «Солидарности» с партийными консерваторами. «Солидарность» была радикальна: все хотели перемен. Вторая сторона была экстремистской: с самого начала шел блеф, дабы ничего не менять. Ярузельский был избавлен от риска неудачи, поскольку всегда мог рассчитывать на гарантии Варшавского договора. Ему суфлировал Брежнев — то гневно, то с презрительной насмешкой напоминал, что «партия и государство справятся с контрреволюцией». Прозрачный намек напоминал о примерах Чехословакии. Команда Ярузельского находилась «под интернациональным наблюдением».

Ярузельский был дисциплинированным солдатом и коммунистом. Приказы выполнял безупречно, как обучили в Москве. Декабрь 1981-го ему удался. На два года он получил в Польше оперативный простор. Хотя рассчитывал на большие объемы помощи от Советского Союза. Но сотни миллионов долларов урезались из этих миллиардов. Взять было неоткуда: американские «стингеры» в руках моджахедов крушили в Афганистане крупнейшую армию мира.

Военное положение укрепило консерваторов всего мира. Рейган, Тэтчер, даже растерянные коммунисты во Франции и Италии получили веские аргументы за рост оборонных бюджетов. Но прежде всего — в Европе рухнуло идеологическое преимущество левых. Даже китайский дипломат отвечал на мой вопрос по-польски, но с китайской осторожностью: социализм сталкивается с проблемами.

«Солидарность» преследовалась на улицах, в тюрьмах, в подполье — но завоевала огромную поддержку в мире. Необычайная роль выпала Иоанну Павлу II — быть нашей совестью. Помощь демократического мира помогла нам в выживании. Даже мы, одиннадцать ведущих активистов, обреченных, казалось, на длительное заключение после отказа от комфортной эмиграции (например, на семейную стипендию в Швейцарии), дожили до амнистии.

Он проиграл и экономическую, и политическую войну за внутреннюю эффективность, и экспорт революции вовне. Я убедился в этом, когда вел переговоры с правительством о плане экономической стабилизации по Ярузельскому. Среди обязательных пунктов было разведение рыб в прудах — сами по себе они там вымерли…

Но интересно, что Ярузельский верил в свои фиктивные «фронты национального согласия» и государственные «профсоюзы». Все это работало, пока у него было чем платить своим силовикам-янычарам. Кончилось — и они утратили всякую энергию. Помню, как, работая поднадзорным таксистом, трижды возил жену полковника за столовыми приборами премиум-класса. С каким отвращением она оставила их на сиденье в качестве платы за поездку.

И вскоре сбылось: штыками можно воевать, но нельзя на них сидеть. Сбылся и анекдот, чем Ярузельский отличается от Тэтчер: женщина правит как генерал, генерал — как женщина. После позорных и трусливых «реформ» военное положение увязло во мгле. Ярузельский в государственных СМИ даже скрывал горбачевскую перестройку. А еще в 1984 году 

Однако «Солидарность» была, и это признали спецслужбы — тем, что убили ее капеллана отца Ежи Попелушко. «Солидарность» жила, потому что были люди, чью душу убить нельзя.

Следующие годы доказали правоту нашей борьбы. Несомненная заслуга Ярузельского — ослабев, он не впал в воинствующую истерию. Отказался от запланированного каскада судебных процессов. Итогом стала амнистия, которая освободила из тюрьмы и меня.

Военное положение длилось долго. Не официальные 19 месяцев, а почти восемь лет. Польша и поляки теряли экономику, теряли людей в эмиграции, теряли социальную перспективу. Страна катилась на грань уже иной, горячей гражданской войны. Ярузельский прикрылся маневром круглого стола, избежав ответственности за содеянное.

К счастью, «Солидарность» отвергла путь мести, проявив иную волю. Созданы гражданское общество, демократическое государство, свободные СМИ. Но военное положение осталось исторической травмой не только поколения участников — всей многовековой национальной истории. И сегодня, после десятилетий терпеливого труда, общество не восполнило потерь прошлого и настоящего.

Сам же Ярузельский отвел себе роль рядового солдата. Так и гласит указатель к его месту на кладбище.