«Ярузельский без военного положения — это все равно что сочельник без карпа» (из интервью Войцеха Ярузельского Терезе Тораньской)

Каждый, кто пережил введение военного положения в Польше, вспоминает события того дня, той ночи и того утра по-разному. Будь то сами его организаторы, члены их семей или те, кто попал под интернирование, как Лех Валенса, или советские специалисты, служившие тогда в Польской Народной Республике как преподаватели или научные работники. Впрочем, есть и нечто общее. Все упоминают, как замолчали телефоны, как телевизор показывал только драматичное выступление Ярузельского, как по центральной улице Новый Свят ночью поехали танки, которые многие поначалу приняли за снегоуборочные машины.

Во время моей срочной службы в Советской Армии (1983–1985) любопытным воспоминанием поделилась жена одного из офицеров, с которым я служил, капитана Алексея Михайлова — Наташа. Она рассказывала, что перед введением военного положения в Польше, еще 12 декабря, всех членов семей советских военных решили вывезти в Советский Союз, чтобы обезопасить на тот случай, если операция Ярузельского провалится. С собой разрешили взять только личные вещи, поэтому нажитое добро вроде ковров и хрусталя пришлось оставить в квартирах.

Семьи погрузили в пассажирские вагоны и отправили в Брест. Еще не успели поменять тележки вагонов под советскую колею, как стало известно, что Ярузельский провел успешную операцию, так что всех жен и детей советских военных вернули обратно. Вагоны поехали в Польшу, к разбитому хрусталю и разорванным коврам. Когда я рассказал об этой истории Ярузельскому во время интервью в 2004 году, легкая ироничная улыбка пробежала по его лицу.

Но дело не ограничилось разбитым хрусталем. Было немало серьезных семейных и житейских трагедий. Дочка Ярузельского Моника ушла из дома и не появлялась две недели, от вице-премьера Мечислава Раковского ушла жена — знаменитая скрипачка Ванда Вилкомирска, а его сын попросил политического убежища в ФРГ. Политического убежища попросили и послы ПНР в Японии и США. Выдающиеся деятели культуры стали выходить из ПОРП. Одним из них был скульптор Густав Земла, автор знаковых памятников, символизирующих польский дух. Как только стало известно о выходе Землы из партии, его немедленно лишили заказа на создание монумента «рязанцам» — польским военнослужащим 1-й дивизии имени Тадеуша Костюшко, чьи подразделения формировались на Оке, под Рязанью, и где проходил военную подготовку Ярузельский.

Генерал вспоминал, что последние дни перед принятием решения о введении военного положения стали для него сущим кошмаром. «Это было психическим и моральным мучением», — писал он в книге воспоминаний «Военное положение. Почему…». «Не хочу вставать в позу героя, который принял решение и прямо шел к цели. Я все больше чувствовал, что выхода уже нет. Но по-прежнему на какой-то выход рассчитывал», — пишет он, отмечая роль епископата, который вел переговоры с лидерами «Солидарности» и, как считал Ярузельский, старался их укротить.

По воспоминаниям генерала, утром 7 декабря у него состоялся короткий телефонный разговор с Брежневым, который вопреки обыкновению не читал по бумажке, а постоянно отрывался от заранее заготовленного текста. Ярузельский пишет, что Брежнев упоминал события в Радоме, но ничего не говорил о готовившейся демонстрации «Солидарности» 17 декабря.

Ярузельский вспоминает, что постоянный нажим на него оказывал также посол СССР в Польше Борис Аристов, бывший первый секретарь Ленинградского горкома КПСС, не скрывавший своего критического восприятия ситуации в Польше.

Как пишет бывший сотрудник Международного отдела ЦК КПСС Валерий Мусатов, окончательное решение о введении военного положения было принято генералом Ярузельским 12 декабря в 14 часов. До этого, 5 декабря, в пользу военного положения высказался весь состав Политбюро ПОРП. В Москве об этом, конечно, знали. Но дата начала операции держалась вначале в тайне, даже от Москвы. В последний день были предупреждены наиболее заинтересованные лица: Председатель Госсовета Генрик Яблоньский, члены Политбюро Стефан Ольшовский и Казимеж Барчиковский, а также примас Римско-католической церкви Юзеф Глемп. 12 декабря 1981 года Ярузельский позвонил в Москву Михаилу Суслову и Дмитрию Устинову.

Операция «W» фактически началась днем 12 декабря. Воеводские коменданты милиции (Milicja Obywatelska, или MO) и командующие военными округами получили приказ вскрыть запечатанные конверты, хранившиеся в сейфах с марта. В них были инструкции по проведению операции «Азалия», которая сводилась к тому, что следует взять под контроль средства связи, радио и телевидение, а также операции «Йодла», которая предусматривала интернирование активистов «Солидарности» и ряда деятелей ПОРП. При этом им сначала предлагали подписать документ о сотрудничестве с властями, а в случае несогласия отправляли в какой-нибудь дом отдыха в отдаленном районе Польши. Валенса, Куронь, Онышкевич, Михник, Мазовецкий — всех забирали среди ночи из теплой постели и отправляли в пустующие дома отдыха. То же самое проделали и с Эдвардом Гереком — бывшим Первым секретарем ЦК ПОРП. Впрочем, целому ряду деятелей «Солидарности» удалось сбежать из-под ареста, в частности Збигневу Буяку, Владиславу Фрасынюку, Богдану Борусевичу и Богдану Лису.

Для управления страной был создан Военный совет национального спасения. Аббревиатура с названием этого органа звучала по-польски, прямо скажем, неблагозвучно — WRON — и напоминала о вороне. Считается, что такое название было идеей генерала Чеслава Кищака, а сам совет создали четыре генерала: Ярузельский, Кищак, Сивицкий и Янишевский. По официальной информации газеты «Трибуна люду», Военный совет был создан 12 декабря 1981 года и, видимо, основан узким кругом внутри Министерства обороны, потому что даже некоторые заместители министра были поставлены в известность об этом решении позднее. Сейчас историки называют Военный совет неконституционным и созданным вопреки законодательству, иными словами, военной хунтой.

В своем выступлении по телевидению Ярузельский объявил запрет на проведение забастовок. Вводился милицейский час с 22:00 до 6:00. Все почтовые посылки подлежали цензуре, телефонная связь была прервана. Были закрыты границы. Деятельность всех общественных организаций, в том числе профсоюзов, запрещалась.

Выбор пал на 13 декабря, потому что на 17 декабря «Солидарность» назначила проведение огромной демонстрации в Варшаве. Кроме того, 18–20 декабря из Войска Польского в запас должны были быть уволены старослужащие солдаты, а это бы ослабило Вооруженные силы. И наконец, дивизии Советской Армии стояли наготове как на территории самой Польши, так и на ее границах на тот случай, если властям не удастся взять ситуацию под контроль собственными силами.

При проведении этой крупнейшей в истории ХХ века военно-полицейской операции были задействованы около 10 тысяч милиционеров из подразделений ОМОН, который в Польше назывался ЗОМО (ZOMO), госбезопасности, 250 тысяч военнослужащих Войска Польского, тысячи танков и бронетранспортеров и такое количество военного снаряжения, каким современная Польша вообще не располагает. В общей сложности было интернировано около 10 тысяч человек. Из них 5 тысяч человек (в основном активистов и экспертов независимого профсоюза «Солидарность») были арестованы сразу, ночью 13 декабря.

Фрагмент стенограммы заседания Политбюро ЦК КПСС 10 декабря 1981 года, состоявшегося за три дня до введения военного положения в Польше

Мнение Андропова: «…Что касается проведения операции «X», то это целиком и полностью должно быть решением польских товарищей, как они решат, так тому и быть. Мы не будем настаивать на этом и отговаривать не будем».

Сбившись ненадолго на тему экономической помощи, снова вернулся к главному: «Если т. Куликов действительно сказал о вводе войск, то, я считаю, он сделал это неправильно. Мы не можем рисковать. Мы не намерены вводить войска в Польшу. Это правильная позиция, и нам нужно ее соблюдать до конца. Я не знаю, как будет обстоять дело с Польшей, но если даже Польша будет под властью «Солидарности», то это будет одно. А если на Советский Союз обрушатся капиталистические страны, а у них уже есть соответствующая договоренность с различного рода экономическими и политическими санкциями, то для нас это будет очень тяжело. Мы должны проявлять заботу о нашей стране, об укреплении Советского Союза. Это наша главная линия».

Громыко: «Никакого ввода войск в Польшу быть не может. Я думаю, что об этом мы можем дать поручение нашему послу посетить Ярузельского и сообщить ему об этом. Наведение порядка в Польше — дело Польской объединенной рабочей партии, ее Центрального Комитета, Политбюро».

Суслов: «Пусть сами польские товарищи определяют, какие действия им предпринимать. Если войска будут введены, то это будет означать катастрофу.

Устинов: «Нам не надо навязывать им каких-либо своих решений».

Гришин: «О вводе войск не может быть и речи».

Черненко, резюмируя заседание: «В наших отношениях с ПНР в дальнейшем исходить из определенной по этому вопросу общеполитической линии ЦК КПСС».

Брежнев: «Какое мнение у товарищей?»

Все [формулировка протокольной записи]: «Очень правильное решение сформулировал т. Черненко, все предложения, их надо принять».

Постановление принимается. Таким образом, 10 декабря 1981 года, за три дня до введения военного положения властями Польши, Политбюро ЦК КПСС в составе Андропова, Гришина, Громыко, Кириленко, Пельше, Суслова, Устинова, Черненко, Демичева, Пономарева, Соломенцева, Капитонова, Долгих, Русакова под председательством Брежнева приняло однозначное решение: советские войска на территорию ПНР не вводить. Это было предположительно единодушное решение, хотя некоторые из присутствующих (менее влиятельные) и воздержались от выступлений. Единственной «поправкой» к решению можно считать реплику Андропова в ходе заседания: «Что касается коммуникаций, которые ведут из Советского Союза в ГДР через Польшу, то мы должны, конечно, что-то сделать и предпринять для их охраны».