Принуждение к переговорам

Привязанность к чистой и незамутненной правде никогда не была сильной стороной большой политики. Для достижения политических и военных целей правители всех времен, стран и народов всегда использовали широкий арсенал нечистых средств — от внешне безобидного лукавства до откровенных провокаций и чудовищных по своей лживости casus belli.

Нынешние времена, казалось бы, эту традицию должны были сильно урезать. Распространение и внедрение в повседневную жизнь человечества после двух мировых войн разнообразных правовых норм, в том числе международных, наличие международных организаций, следящих за их соблюдением, небывалый доступ всех и вся к информации о происходящем в мире — все это, казалось бы, должно было сильно сократить возможности вранья, подвиранья и прочих манипуляций в международной жизни. 

Но этого не произошло, просто изменились их формы, способы применения и взаимодействие с другими формами политического влияния на происходящее. Можно назвать их современную форму «гибридным враньем» — из-за его зачастую непрямого проявления, его причудливой встроенности во вполне истинную реальность и маскировки под нее, его медийно-блогерской безответственности и постмодернистского соединения разных стилей в подаче потребителям. 

Это современное гибридное вранье часто даже и не совсем вранье, а скорее коктейль из вырванных из контекста фрагментов действительности, умолчаний, вполне правдоподобных домыслов, вольных интерпретаций, терминологической агрессии. Или, что еще коварнее, это применение действий, цели и последствия которых непосвященные вынуждены трактовать как гораздо более драматичные и опасные, чем было задумано их авторами. 

Различные стороны конфликта и их союзники — вне зависимости от своей исторической и политической правоты — манипулируют терминами, нормами и интерпретациями права, избранными «фрагментами» правды, а также запугиванием опасными действиями при отсутствии у их авторов готовности к доведению их до военного конфликта. 

Ну, например, известно, что Кремль трактует свержение режима Януковича (после договоренности с международными посредниками о переходном периоде) как «государственный переворот». Что, по его представлению, дает ему основания считать все последующие украинские правительства не вполне легитимными. В Украине то же свержение — это исключительно легитимная «революция достоинства», когда «народ-суверен» использует свое право на восстание против зарвавшейся (и, кстати, сбежавшей) власти. И те и другие ссылаются на выгодные для доказательства своей правоты компоненты права, игнорируя невыгодные. 

Для Кремля присоединение Крыма — это ответ на «волеизъявление» крымчан и обеспечение реально зафиксированного в международных документах права народа на самоопределение. Для Украины, поддержанной подавляющим большинством международного сообщества, это «аннексия», нарушение также зафиксированного в различных международно-правовых документах принципа нерушимости послевоенных границ и территориальной целостности. 

Много вариантов манипулирования прямой ложью, полуправдой и терминологическими изысками можно увидеть в «донбасском конфликте».

Россия называет происходящее исключительно «внутриукраинским конфликтом», отрицая свое политическое и военное участие в нем (знаменитое «ихтамнет») и не считая себя стороной конфликта в переговорах по реализации Минского соглашения. Она вполне сознательно «забывает» об участии своих военнослужащих во время острой фазы конфликта в Донбассе, о советниках при вооруженных формированиях «ДНР» и «ЛНР», поставках вооружения и финансов сепаратистским режимам. Упирая на формальное отсутствие там сегодня регулярных российских военных формирований (что правда) и отсутствие квалификации в минском протоколе России как стороны конфликта (что тоже правда, хотя всем понятно, что рычагов влияния на сепаратистов у России предостаточно).

Официальная Украина, напротив, полностью исключает гражданский, внутриукраинский компонент донбасского конфликта (который все-таки, хоть и не в объеме кремлевских представлений, реально существует), демонстрируя его исключительно как российскую агрессию. Отсюда и «страна-агрессор», и «оккупационная администрация», и «террористическо-оккупационные войска». Вся эта терминология работает и на внутреннего потребителя, и на сочувствующих Украине во всем мире. Однако не дает возможности понять всю сложность возникновения донбасской трагедии, существенный, а скорее и решающий вклад в которую, несомненно, внесла российская сторона. Но без всестороннего анализа причин случившегося (в том числе имеющих внутриукраинское происхождение) невозможен и поиск выхода из этой ситуации. 

Сейчас весь мир трясет от очередных (после весны нынешнего года) опасений, что мы на пороге открытого, уже не «гибридного» военного столкновения России и Украины. Онлайн-беседа Путина с Байденом, в которой президенты друг друга предостерегали от разных опрометчивых действий и продолжали чертить «красные линии», вряд ли эти опасения в полной мере развеяла. Но в чем суть этой очередной вспышки напряженности? Хотелось бы не просто вслед за многими аналитиками, включая авторов «Новой», повторить, что ни одна из сторон в войне не заинтересована, но и разобраться, откуда весь этот «хайп»?

Краткий ответ прост: это очередное издание «принуждения к переговорам». Если начать с России, то известно, что это метод, уже не раз использованный российской властью, в руках которой, кроме военной силы и угрозы ее применения, нет убедительных механизмов геополитического влияния: ни экономических, ни идейных, ни коалиционно-союзнических, ни притягательности общественно-политической модели внутреннего устройства. Этот метод, позволявший частично преодолеть «посткрымскую» изоляцию и восстановить прерванные контакты с западными «партнерами», уже несколько раз использовался, причем вполне успешно. В частности, при включении России в сирийскую войну (тогда начались контакты между высокопоставленными военными РФ и США для избежания непредвиденных эксцессов и столкновений), а также весной этого года, когда концентрация войск на границе с Украиной, прочитанная как реальная угроза российского вторжения, в конечном счете привела к прямым контактам президентов США и России в июне в Женеве. 

Что же сейчас заставило Кремль прибегнуть к этой затратной и рисковой манипуляции? Эти причины кроются в глубоком тупике, в котором оказались «минские договоренности», в фактическом срыве переговоров в «нормандском формате», а самое главное — в оживлении темы вступления Украины в НАТО. Ее стали рассматривать в Кремле как вполне реальную опасность после нескольких лет ее фактического игнорирования. Мол, НАТО не пойдет на этот шаг из-за территориальных проблем между Украиной и Россией (Крым, Донбасс), не будет обременять себя обязательством всеми военными силами защищать союзническую Украину на основе 5-й статьи Североатлантического договора. 

Но разговоры о праве Украины на вступление в организацию обрели более уверенную тональность, включая очередные разъяснения в адрес России, что НАТО никого специально в свои ряды не заманивает, но отказать желающим не может и на протесты «посторонних» о недопустимости расширения блока на восток, на вычерчивание «красных линий» и требования юридических гарантий реагировать не обязана. 

Переходу Кремля к очередным манипуляциям со своими войсками и «угрозой вторжения» поспособствовала повышенная политико-пропагандистская активность украинской стороны, которая в последние месяцы транслируется в выступлениях политиков, экспертов и в материалах украинских СМИ. Это и очередные обвинения Москвы в несоблюдении минских договоренностей (в ответ — еще более резкие обвинения в адрес Киева в игнорировании политического блока этих соглашений), и заявления о необходимости «совершенствования» этого формата, поскольку в нынешнем виде Киев минский протокол выполнять не намерен, и критика в украинском истеблишменте «формулы Штайнмайера» по проведению выборов в «ЛДНР», и настойчивые попытки любой ценой собрать «нормандский формат» (Москва в ответ указывает на невыполнение Киевом решений еще прошлого нормандского саммита). Ну и конечно, участившиеся призывы принять Украину в НАТО как единственную гарантию безопасности, а также публичные рассуждения об укреплении боеготовности украинской армии вкупе с призывами к западным союзникам помогать укреплять эту мощь еще активнее и последовательнее. Вполне понятно, что российская пропаганда не могла пропустить такую возможность и начала контригру под названиями «срыв Киевом мирных переговоров» и «подготовка Киева к силовому решению проблемы Донбасса». А затем начала и свою игру с «перемещением войск» — подготовку то ли к защите «ЛДНР», то ли к собственному вторжению, то ли просто обычные перемещения внутри страны, понимайте как хотите… Главное — склонить Украину к уступкам, а Запад к переговорам. 

Раскручивание темы подготовки к «российскому вторжению», начатой в октябре американской прессой, после недолгой паузы подхватили и развили в Киеве. Это и способ демонстрации решительности президентом Украины, видимо, решившим идти на следующий срок, и часть кампании «Примите, наконец, Украину в НАТО!»

Отдельный вопрос — это активная роль в нагнетании кризисного настроения американской стороной. 

Понятно, что украинская проблема встроена в более широкий контекст отношений США с Россией, и тема российской агрессивности вроде бы дает Вашингтону дополнительные аргументы в напряженном диалоге о безопасности и ограничении вооружений, а также позволяет держать в тонусе европейских союзников по НАТО. Кроме того, что как главная сила НАТО США, конечно же, не могут игнорировать реальные перемещения российских войск. Собственно, Россия поступает точно так же, когда делает заявления о стягивании сил НАТО к российским границам или о размещении там новых видов вооружений. Некоторые эксперты считают также, что острая реакция США отражает позицию тех групп влияния в официальном истеблишменте, которые недовольны «июньским» курсом Байдена на более взвешенные и прагматические отношения с Россией на фоне растущих вызовов со стороны Китая. 

Итак, воевать никто не готов. Но Кремль показал серьезность намерений, в очередной раз Украину и мировую общественность попугал и президента США к переговорам склонил. Но не только: он еще раз добился публичного признания минских договоренностей как базы урегулирования донбасского кризиса западными политиками, включая американских. Он указал на необходимость учета интересов безопасности России и крайнее неодобрение членства в НАТО своего ближайшего соседа, чреватого непредсказуемыми последствиями. А также указал на желательность вовлечения США (главного «кукловода» Киева, по версии Кремля) в процесс урегулирования проблемы Донбасса. Вплоть до возможного восстановления института спецпредставителей США и РФ по Украине (типа линии Волкер — Сурков).

Киев раскручиванием темы «российской угрозы» продемонстрировал неотложную необходимость своего членства в НАТО как гарантии своей безопасности, а также усиления военно-технического сотрудничества с Западом. 

США еще раз подтвердили свою позицию главного гаранта интересов Запада и важного, хоть и вне «нормандского формата», участника стараний по урегулированию конфликта вокруг Донбасса, что, кстати, отметила и российская сторона устами министра Лаврова. 

Все бы ничего, если бы подобные упражнения по «принуждению к переговорам» не велись при помощи вооруженных сил, агрессивной пропаганды, к тому же в предельно наэлектризованной атмосфере взаимного недоверия и недостаточного понимания истинных намерений друг друга. Слишком много искр — а ну как полыхнет?