Памяти Анатолия Вишневского (см. сноску 1)

Помните волшебный фильм Юрия Норштейна «Сказка сказок»? 

Там есть две сцены: два круга танцев под качающимся от ветра фонарем и под звуки танго «Утомленное солнце» — великого танго слез. Сцена первая — прощание девчат с их мобилизованными в армию парнями, они же листья, срываемые ветром с дерев и уносимые прочь под перестук колес воинских эшелонов; вторая сцена — возвращение кавалеров с войны, а лучше сказать — невозвращение, потому что целыми вернулись и вновь танцуют лишь двое, есть и третий — гармонист, без одной ноги. К остальным барышням все летят и летят под тусклым фонарем похоронки, и они как застыли в первой сцене, так и стоят как вкопанные. Горе, трагедия, тоска и боль!

Точнее, символичнее и монументальнее суть темы военных потерь СССР, кажется, и не выразить…

Территория лжи

У начальства же взгляд на вопрос о демографических потерях СССР военного времени (сверхсмертность, как сказали бы сейчас) принципиально иной. Вопрос этот всегда политический, и тема потому обречена слыть и быть территорией лжи. Осями, точнее, оселками тут служат суммарные потери населения и их структура, упрощенно сводимая к безвозвратным (боевым) потерям войск, к потерям гражданского населения и к естественной смертности.

В случае Великой Отечественной войны огромная территория страны дробилась на три подвижные части — на полосу вокруг линии фронта, на оккупированные территории к западу от нее и на неоккупированную — к востоку. Линия же фронта, естественно, перемещалась.

Для научного получения названных параметров (точнее, для попыток такого исчисления) применимы или учетно-статистический подход, когда работа ведется с различными регистрами умерших или погибших, содержащими индивидуальные или групповые записи по различным источникам смерти, или демографо-балансный, когда специалисты работают с надежными данными переписей по определенным методикам (передвижка возрастных когорт и др.), учитывая при этом изменения внешних и внутренних границ, внешние и внутренние миграционные потоки и т.п. Сочетание этих подходов, методически затруднительное само по себе, накладывает на оба подхода некоторые общие требования. Так, нельзя отрывать тыловые потери от прочих: разве корректно закрывать глаза на смерти во время депортаций военного времени, или на расстрелы в тюрьмах Львова, Станислава и других прифронтовых городов, или на гибель героев Советского Союза генерал-полковников Штерна и Смушкевича… от рук чекистов на даче НКВД в поселке Барбыш под Куйбышевом?

Вот ярчайший пример. 6 ноября 1941 года, выступая на торжественном собрании Моссовета в честь 24-й годовщины Революции, состоявшемся на станции метро «Маяковская», Сталин, председатель Госкомитета обороны, сказал: «За четыре месяца войны мы потеряли убитыми 350 тысяч и пропавшими без вести 378 тысяч человек, а раненых имеем 1 миллион 20 тысяч человек. За этот же период враг потерял убитыми, ранеными и пленными более четырех с половиной миллионов человек. Не может быть сомнения, что в результате четырех месяцев войны Германия, людские резервы которой уже иссякают, оказалась значительно более ослабленной, чем Советский Союз, резервы которого только теперь разворачиваются в полном объеме». (см. сноску 2)

Бессовестные слова и бессовестные цифры, если вспомнить, что только по оборонительным операциям, закончившимся к этой дате, то есть без Донбасской, Ростовской и Московской, безвозвратные потери, т.е. наверняка погибшие, составили без малого 2 миллиона (1,957 млн чел.) (см. сноску 3), а количество пленных к декабрю этого же года составило, по округленным немецким данным, 3,5 млн чел.! Названные же Сталиным 350 тыс. наши потери ближе всего к потерям в Белоруссии, немецкие же потери не достигли названных 4,5 млн и к концу войны!

Человеческие потери: эволюция оценки

Так, еще в самом начале войны Сталин четко обозначил свой «заказ» на ее потери: свои — как можно меньше, вражеские — как можно больше. То же — и после окончания войны и великой победы. 

В начале 1946 г. Н.А. Вознесенский, тогда председатель Госплана СССР, честно доложил товарищу Сталину о 15 миллионах сводных потерь (Работами руководил демограф А.Я. Боярский, уцелевший после гонений за перепись 1937 г. — П.П.), на что тот поморщился и «согласился» только на «около 7», которые и озвучил в газете «Правда» (судьба же самого вестника нехорошей статистики — Вознесенского — была по обыкновению печальна: «ленинградское дело», вышка). Структура потерь Сталина тогда не заинтересовала: прямым шрифтом в табличке дается правительский официоз, курсивом — то, что ему сообщалось для принятия к сведению.

Та же тенденция прослеживается и по сталинской правке на проекте вступительной речи прокурора Р. Руденко в Нюрнберге: его недоумение — или удивление — вызывал сам миллионный порядок цифр гитлеровских жертв, а также отдельное упоминание в их числе евреев.

В 1956 г. начальник ЦСУ СССР В.Н. Старовский докладывал ЦК о «свыше 20 миллионах», после чего уже Хрущев глубоко задумался, но хоть и через 5 лет, в 1961 г., но все-таки озвучил саму эту цифру. Но обошелся без словечка «свыше», как и без структуры потерь.

Для того чтобы взять эту лингвистическую высоту — эти «свыше»! — понадобились еще 4 года и новый генсек. Возвращая народу День Победы в 1965 г. в качестве праздника, Брежнев так и сказал: «Война унесла более 20 миллионов жизней». (см. сноску 4)

Перелом произошел в конце 1980-х гг., при Горбачеве. При Генштабе Вооруженных сил СССР была создана специальная военно-историческая комиссия, в которую включили бригаду высококвалифицированных демографов из Института статистики при ЦСУ СССР — Е.М. Андреева, Л.Е. Дарского и Т.Л. Харькову. 

Собирая по открывшимся для них архивам первичные статистические данные, двигая возрастные когорты от переписей 1939 и 1937 гг. к 22 июня 1941 г. и от переписи 1959 г. к самому концу 1945 г., внутренне взаимоувязывая при этом на каждом своем шаге всю половозрастную пирамиду СССР, они вышли на две ключевые цифры-оценки населения страны: 

не будь войны с ее аномалиями, люди и в мирной нормальности все равно умирали бы или не рождались — соответственно, надо отбросить расчетные естественную смертность (11,9 млн) и добавить детскую сверхсмертность (1,3 млн). Так, из вороха пустографок и таблиц, родилась грамотно сбалансированная цифра потерь — 26,6 млн чел. Да, каждая ее единичка безымянна, не персонализирована, но каждая увязана с другими.

Эта сводная цифра — 26,6 млн — была впервые обнародована Горбачевым устно в 1990 г. (Первая научная публикация расчетов состоялась в том же году — П.П.), а потом получила почти каноническое признание при Ельцине, снова озвучившем ее в 1995 году, на «своем» юбилее Победы (см. сноску 6). 

Итак, демографическая цена Победы — это 15–16% населения СССР, то есть каждый шестой! Три четверти этих потерь — мужчины, из них более половины — когорты военнообязанных возрастов. Вероятность остаться по окончании войны в живых для мужчин, шагнувших в нее, будучи от 15 до 34 лет от роду, была выше разве что по сравнению со стариками от 65 лет и старше!

Но общие потери — это всего лишь одна цифра, но самое для науки увлекательное, — а для манипуляций и самое привлекательное, — начинается с разбора ее структуры. 

В начале 1946 г. были уже известны (кому надо, разумеется) первые данные не только по безвозвратным потерям, но и по гражданским: Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР (ЧГК) насчитала тогда на оккупированной врагом и освобожденной от него территории 6,1 млн «убитых и замученных мирных граждан», а с учетом 600 тыс. убитых и умерших ленинградских блокадников (Тогдашняя оценка, сегодня она выше: 800 тыс. — П.П.) — 6,7 млн. Это выводило на безвозвратные потери в 8,3 млн чел. Сталин тогда, как мы помним, ограничился сводными потерями в 7 млн трупов, а остающиеся 8 млн «мертвых душ» снова закопал, надолго приструнив этим и правду, и правдоискательство, и правдоискателей.

Хрущев втрое подтянул общую цифру, но тоже отмолчался по структуре. Но в 1969 г., то есть уже в брежневскую эпоху, оценку гражданских потерь, отталкиваясь от данных ЧГК, обнародовал генпрокурор Руденко. Все знакомые с правилами вычитания и с хрущевскими 20 миллионами трупов легко получали 14 млн боевых потерь вместо сталинских 7. В эти годы сопоставимые потери вермахта, не углубляясь здесь в методику их расчета, оценивались в 4 млн чел., если без учета потерь на других театрах войны. Получающаяся в таком случае пропорция — 1 немецкий труп к 3,5 советским, — как нетрудно догадаться, была непатриотичной и потому неприемлемой! 

И пошла писать губерния, а точнее — под шумок перестройки — считать Генштаб. Методика Кривошеева–Кирилина, если отбросить низкое качество первичной статистики и подозрения в манипулятивности, выглядела солидно — сведение воедино 10-дневных фронтовых донесений о потерях всех уровней (см. сноску 7). 

Как персональный, так и списочный учет потерь был в РККА ниже всякой критики, особенно в первый период войны. 

Непонятным — и неучтенным? — оставалось и то, как фиксировалась вторичная мобилизация в конце войны, осуществлявшаяся не через военкоматы, а прямо в частях. Еще большая проблема — перебежчики и военнопленные: без счету и за вычетом евреев и комиссаров они оседали в немецком «архипелаге Дулаге» (то есть в лагерях для пленных), а окруженцы и дезертиры массово растворялись среди гражданского населения (немало таких бывших военнослужащих побывало в Германии уже в качестве остарбайтеров) или в партизанских лесах. Всех их текущий учет между тем сбрасывал в графу «без вести пропавших», потому в эти генштабовские 8,7 млн нельзя было поверить, настолько явственно торчали из них, например, заниженные цифры по смертности военнопленных. В пух и прах эту цифру драконили, каждый по-своему, практически все специалисты — Земсков, Ивлев, Соколов, Максудов, Елисеев, Лопуховский! Генштаб же на это: «Забудьте! ничего не знаем! у нас документы — на 8,7 млн! Все прочее — макулатура!»

А между тем в Подольске, в Центральном архиве Министерства обороны РФ (ЦАМО), хранился уникальный учетный материал — сводная картотека безвозвратных потерь рядового, сержантского и офицерского состава. В ней сошлись учеты и РККА, и вермахта, и сплошного подворового опроса, проводившегося военкоматами в 1948–1949 гг. Сергей Ильенков — многолетний сотрудник ЦАМО и историк–энтузиаст — обработал этот массив и насчитал в итоге около 13,5 млн погибших, пропавших без вести, умерших от ран, болезней и в плену красноармейцев (см. сноску 8). И это — без потерь Военно-морского флота (в аналогичной картотеке там ок. 150 тыс. чел.), внутренних и пограничных войск НКВД СССР, партизанских соединений. «Минималистски» оценив недоучтенное в 0,5 млн чел., получим 14,0 млн — как не окончательный, но серьезный промежуточный результат, служащий временным и минимальным ориентиром. Но это на 60% выше оценки Генштаба!

Даешь мертвые души!

При этом оценка потерь гражданского населения арифметически получается — 12,6 млн чел., тогда как по Генштабу — 17,9 млн. Напомню, что ЧГК в 1946 г. насчитал 6,7 млн таких потерь, с учетом 600 тыс. смертей в блокадном Ленинграде. Чем же (нет, кем же?) заполнить брешь в 11,2 млн? Уж точно не 2,4 млн из числа угнанных остарбайтеров, как некоторые делают: статистика такая есть, и она не выходит за 150–200 тысяч, даже с поправкой на бомбежки фабрик и заводов.

Но времена меняются, и в вопросе потерь — радикально. Свой вклад в проблему решил внести не кто иной, как начальник РВИО В. Мединский (Мединский В. О каждом пятом // Дилетант. 2021. № 5. — П.П.). Как всегда, все у него мифоточиво и историоморно, зато до гениального просто. 

 и далее по цепочке: неисчислимы зверства фашистские! не забудем — не простим! фашизм не пройдет! позор неофашистам!

Демографически и исторически безграмотно? — Плевать. Для их извлечения он придумал новую фишку — «геноцид советского народа», он же «геноцид советских народов», он же «геноцид советских людей», громко озвученную в ноябре 2020 года на конференции, посвященной юбилею Нюрнбергского процесса. По сути — перелицовка слов «зверства» и «злодеяния», профанация понятия геноцид Мединского не смущает, 

По существу, он тащит к хорошо знакомому отрицалову — к «советским людям» и «мирным гражданам»: и никаких евреев или цыган! Немцы же, уничтожая евреев, так и писали в своих отчетах: столько-то жидов, столько-то коммунистов, столько-то бандитов (сиречь партизан)! Так что пусть Мединский не рассчитывает на то, что евреи и цыгане сами полезут в этот ров его имени: как в Бабий Яр — так жиды и поврозь, а как память о Яре — так советские люди и вместе! 

Но чем же заполнить Мединскому эти миллионы «вакансий» на этом виртуальном кладбище? Довольно внятный ответ на этот вопрос содержат тома серии «Без срока давности», выпущенные в 2020 г., ради которых архивисты провинциальных ФСБ рассекретили часть своих документов.

И ответ этот гласит: нечем и некем! Демография строга.

Сенсация! Война 76 лет как закончилась!

А стоит ли вообще копья ломать — устанавливать и уточнять наши потери? 

Мы не только вправе, мы обязаны знать цену нашей Победы. Слишком многое списывается на самый ее факт: «Мы за ценой не постоим!» — мол, победили, и ладушки, все прочее второстепенно. И равнодушие к солдатской смерти перетекает в равнодушие к солдатской жизни, перекочевывает в актуальные военные доктрины и лозунги-кричалки: «Можем повторить!», «Танки грязи не боятся!», «Бабы новых нарожают!». 

И оборачивается все тем же (вспомните хоть первую, хоть вторую чеченскую) наплевательским отношением к солдатской личности и судьбе — к его жизни, к его смерти и к его могиле.

Ну и, наконец, есть просто научный интерес, которым дышит любая наука. Историческая в том числе. И в обсуждаемом здесь вопросе большие надежды подает Объединенный банк данных «Мемориал» (ОБД «Мемориал»). Системно и методично в него вводятся все новые данные: когда-нибудь они их исчерпают (дно уже видно), и тогда можно будет вычленить потери с тою возможной степенью полноты и корректности, дальше которой уже не продвинуться.

Распахните же архивы, дайте до конца изучить войну, которая, напоминаю, за-кон-чи-лась в 1945 году!