«Иногда я забываю, что не везде, как в хосписе»

Входит мужчина, за ним две женщины. Разговаривают тихо, ждут врача. Садятся на диван, по сторонам не смотрят, лицо одной из женщин заплакано. Завтра они должны перевезти сюда, в Центр паллиативной помощи, дедушку из Онкоцентра имени Блохина. С врачом разговаривает мужчина, женщины напряженно сидят рядом. Та, что постарше, замечает рояль, тихонько дергает вторую за рукав — кивает.

Я иду мимо с двумя пятилитровыми лейками. Мужчина поднимает на меня глаза, но не видит — занят. Во время третьего рейса за водой через пол-этажа случайно встречаюсь взглядом с женщиной, на ее лице непонимание. Пришедшие наблюдают за мной и вдруг оглядываются кругом, шепчут: «Пальмы…»

Полив пальм в холле первого этажа занимает почти час. Их больше сорока, а еще есть африканские елки, папоротники, фикус. И все в огромных кадках. Первый этаж выглядит как зимний сад, рояль засыпан листьями, детская зона окружена ветвями болотных пальм. С двумя лейками меня застает координатор Света — ругается, велено было носить по одной, а то заболит спина. Но по одной долго:

— А куда ты спешишь?

— Не знаю, но так же быстрее.

Света — координатор фонда «Вера» в ЦПП. Здесь пять отделений, в каждом свой координатор. Света отвечает за отделение длительной респираторной поддержки. Оно самое маленькое, всего пятнадцать коек. Остальные отделения большие, в них могут находиться более пятидесяти пациентов.

Координаторы отвечают за немедицинскую помощь: социальные потребности пациентов, организацию общения с родственниками. Выполняют и простые желания: купить мороженое к завтраку, сделать маникюр, покрасить волосы, сходить на прогулку. И более сложные: организовать литературные чтения, привести священнослужителя, устроить концерт.

Координатор — это такой человек-оркестр. Он должен обладать большим сердцем и огромной эмпатией. В то же время ему нужны навыки менеджера, организатора мероприятий, фандрайзера. Вдобавок требуются исключительные способности в коммуникации, чтобы эффективно и грамотно разговаривать с медперсоналом, родственниками и пациентами. И отвечать за целую команду волонтеров.

До начала пандемии у каждого координатора в ЦПП было несколько постоянных волонтеров и более широкий круг тех, кто приходил не регулярно, а, например, только для помощи на мероприятиях и праздниках. Из-за запрета собирать пациентов в одном помещении активности, которые могут проводить волонтеры, сильно сократились.

Чтобы стать волонтером, нужно пройти первичный отбор специалистов фонда, а потом собеседование. Категорически отказывают только людям, приходящим с целью проповедовать свою религию, а также соискателям с очевидными психическими расстройствами. Но даже после такого отбора сразу к пациентам никого не пускают. В первые несколько посещений волонтеры фонда знакомятся с обстановкой.

Есть и такие волонтеры, которые несколько лет помогают хосписам, но вообще не взаимодействуют с пациентами. Кто-то начинает с хозяйственных задач, в процессе знакомится с пациентами и начинает общаться, а кому-то комфортнее не общаться совсем. И те и другие делают одно общее очень важное дело.

Мои первые три дня проходят, в основном, в волонтерской — это помещение на первом этаже центра, где размещаются координаторы, сотрудники фонда и волонтеры. Здесь же хранится все необходимое для немедицинской помощи: от шампуней до малинового варенья. Одной из моих первых хозяйственных задач было разобрать несколько полок с женской одеждой и подобрать вещи на выписку одной из пациенток из Светиного отделения, ее переводят в пансионат, нужно помочь одеться по погоде.

Пока я сортирую футболки, мимо меня три раза проходят координаторы с предложением помочь, вопросом: не слишком ли тяжелый ящик, а потом просто приносят чашку кофе прямо в коридор, где я вожусь с коробкой носков. Бережность и нетоксичность с непривычки выглядят странно. Я вроде не пациент, чтобы со мной так носиться…

После вещей находится работа на кухне — фандрайзеры привезли несколько коробок сладостей. Их нужно разобрать. В каждом отделении есть столик для уютных чаепитий пациентов и их родственников, там всегда есть посуда, сахар, вафли или печенье. Координаторы пополняют столики каждое утро. Сегодня кто-то привез с дачи пять ящиков яблок. Запах сшибает с ног. Вместе с координатором Верой моем и раскладываем по плетеным корзинкам, будут стоять рядом со сладостями.

Кроме пальм на первом этаже растения есть в каждом отделении. Горшки не стоят в палатах, но зато в холлах, коридорах, на площадке лифта все утопает в зелени, которую надо поливать. Вера просит помочь с поливом в ее отделении. Тащусь наверх с лейками, но место оказывается занято. Сегодня в центр приехал специальный ботанический волонтер.

Саша Барне считается старожилом в Центре паллиативной помощи. Он пришел на первый субботник фонда «Вера» в 2016 году и с тех пор бывает в центре почти каждую неделю. Саша — специалист по растениям, занимается озеленением городских парков, создает зеленые зоны в торговых центрах и внутри других зданий. Пальмы в холле первого этажа — его работа.

«Несколько лет назад моя коллекция растений перестала помещаться дома. Мне захотелось перевезти куда-нибудь ее часть, чтобы она радовала людей. Тут проводили субботник, я узнал случайно, пришел помочь и потом остался. Пальмы я привез сюда потому, что у нас девять месяцев в году зима. И самое противоестественное, что может случиться с человеком, — быть далеко от природы, от зелени, от земли. Это жестоко. Особенно для стариков, которые выросли на земле. Чтобы чувствовать себя человеком, испытывать радость и вообще какие-то эмоции, нам нужно видеть вокруг себя живое. Во всем мире это называется гарден-терапия. Важно не только пациентам, но и врачам, родственникам. Когда они первый раз приходят, то видят не стерильную больницу с порога, а живое, теплое, человечное место».

Саша придумал проводить ботанические мастер-классы, на которых пациенты вместе с персоналом центра и волонтерами не только разбивали клумбы и грядки на территории, но и выращивали в горшочках на подоконнике свое личное растение. Одна из подопечных посадила семечки помело, но растет оно плохо. Вердикт Саши — слишком обильный полив. Он выдает свое фирменное: «Пусть ворона сохнет». И удаляется в пальмы с секатором в руках.

Во вторник утром мы встречаемся с Тристаном у клетки с морской свинкой на пятом этаже. За всеми животными в центре (а их тут немало — шиншиллы, попугаи, морские свинки, хомяки) помогают ухаживать координаторы и волонтеры. Одной из моих задач на этот день было помыть клетку с птицами на третьем этаже и покормить шиншилл в волонтерской. Тристан меняет опилки в клетке с морской свинкой, показывает мне, где хранится все необходимое. После этого приглашает меня зайти к подопечному, с которым много общается. Леонид Михайлович художник, все в палате заставлено эскизами, стаканчиками с кисточками, карандашами. Он показывает нам свои наброски, последнее время любит рисовать таблеткой активированного угля и шариковой ручкой. Особенно дороги ему акварельные пейзажи с моря, куда они ездили с женой. Все готовые работы заботливо разложены в папки.

Тристан рассказывает про свою дружбу с Леонидом Михайловичем: «Я очень люблю слушать, как он рассказывает про свою жизнь, путешествия, работу. Здесь в одном месте встречаются такие разные и такие удивительные люди. Всегда интересно слушать. Я приехал в Россию из Америки, но до этого несколько лет прожил в Японии. Здесь я работаю учителем в англо-американской школе. Однажды ехал домой, услышал по радиопрограмму про паллиативную помощь. Меня тогда очень зацепила эта тема, подумал, что хочу попробовать. Так и пришел сюда».

Уже вечером Света приглашает меня погулять вместе с ней с пациентами, погода пасмурная, но довольно тепло. С нами идет Юля и ее соседка, Ирина. Помогаю ей выехать из здания на кресле. Юля придерживает для нас двери. Ирина сетует, что волонтеры стали ходить редко: «Волонтеры скрашивают жизнь. Они делают то, чего не делает медперсонал, потому что не может или не успевает. Я пролежала четыре месяца в реанимации. И конечно, человек привыкает ко всему: даже к тому, что голые мужчины и женщины неделями лежат в общей палате интенсивной терапии.

Но когда ты хоть немного приходишь в себя, хочется совсем другого. Вот сегодня ко мне приходили друзья, мы спустились вниз в общий холл. Света принесла нам целый поднос с чаем и печеньем, мы сидели у большого окна рядом с цветами и разговаривали, пили чай. Это хоть какой-то кусок нормальной жизни. Чувствуешь себя человеком, когда пьешь чай с друзьями не в тесной палате, где их даже посадить некуда».

Свете приходит сообщение в родительском чате, где кипят нешуточные страсти. Света обреченно выдает: «Иногда я забываю, что не везде, как в хосписе».

Среда в Центре паллиативной помощи начинается с новой партии яблок, которые нужно помыть и разложить по корзинам. За утренним кофе Вера предлагает мне вместе с волонтером Катей пойти на прогулку с одним из пациентов ее отделения.

Ветрено, Катя и Вера кутают Михаила Сергеевича в пледы. У него рак горла, говорит очень тихо, но Вера различает и переводит нам: «Душа моря просит». В терминологии Михаила Сергеевича это значит, что хочется покурить. Паллиативным пациентам не запрещают ни сигареты, ни сладкое, ни даже немного алкоголя, если нет проблем с зависимостью. Медики и координаторы солидарны в стремлении удовлетворить потребности пациента в конце жизни, даже если они идут вразрез с конвенциональным медицинским подходом.

Катя регулярно приходит в Центр паллиативной помощи уже больше трех лет. В обычной жизни она оперная певица, сюда попала волею случая: «Захотелось сделать что-то не только для себя. Подумала, надо попробовать волонтерство. А дальше очень случайно все получилось, просто первая ссылка в поисковике — благотворительный фонд «Вера». Прошла первый отсев, потом собеседование. Сначала обычное что-то делала — цветы поливала, картошку к праздничным дням чистила, однажды десять килограммов пришлось. Салфетки крутила. Что было нужно, то и делала, я не привередливая. Но на картошке и салфетках долго интерес не удержишь. Хотелось делать что-то творческое.

Так придумались Литературные чтения. Сначала я думала, что будем такую гостиную делать, долгое чтение, вникать, интерпретировать, обсуждать. Но потом оказалось, что больше всего людям нравилось слушать, как читаю вслух, разбирать детали какие-то, редкие слова, ассоциации с ними выстраивать и узнавать что-то про жизнь авторов. Так стали получатся еще мини-лекции про писателей. Однажды обсуждали Мандельштама, один из мужчин встал и сказал, что он тоже поэт. И начал на наших встречах читать свои стихи вслух. Еще была бабушка, восемьдесят с лишним лет, преподаватель сценической речи во ВГИКЕ. Никто этого не знал про нее. Вдруг захотела сама сделать лекцию, мы ей флип-чарт нашли, был аншлаг. Сейчас из-за ограничений мы не можем собирать пациентов в холле, как раньше, но я все равно приезжаю, общаюсь с кем-то из старожилов, помогаю координатором, гулять хожу с пациентами».

На сегодня в отделении у Светы запланирована «Тележка радости». Это одна из немногих волонтерских активностей, не пострадавших от карантинных ограничений, потому что для нее не нужно собирать пациентов вместе. «Тележку радости» придумали волонтеры фонда, Руфина и Зуля. Каждая тележка имеет свою тему, на этот раз — осенние мотивы. Волонтеры привозят приготовленную дома еду, красиво сервируют ее, в дополнение берут с собой корзинку с подарками. В ней приятные мелочи: заколки, косметика, средства для ухода за кожей, брелоки. Когда тема тележки «национальная кухня», наряжаются в традиционные костюмы.

Сегодня в меню тыквенный крем-суп (важно, чтобы хотя бы одно блюдо было доступно для пациентов, которые принимают только протертую пищу), дагестанские лепешки с картошкой и творогом — чуду, маринованные огурцы и праздничный напиток — Руфин чай. Пациенты называют его компотом, но на самом деле это крепко заваренный чай с фруктовым соком и специями. Руфина придумывает рецепты для него сама, импровизирует. Мы загружаем все на ярко расписанную тележку, надеваем средства защиты: халат, шапочку для волос, маску, перчатки. Дышать и передвигаться в этом почти невозможно, но иначе в отделение нас не пустят.

В лифте немного обливаемся супом. С хохотом закатываемся в отделение, теперь тыквой пахнет все — и мы, и тележка. Вместе с одной из медсестер идем по палатам, она и координатор Света знает о каждом пациенте, какую еду ему можно, что он любит, как предложить, хорошо понимают ответы неговорящих подопечных. Я отвечаю за раздачу несъедобных подарков из корзинки. Женщины выбирают себе крема, помады.

Света остается в одной из палат покормить пациентку, рук становится меньше. Медсестра помогает раздавать тарелки и кормить пациентов. Я остаюсь в 316-й палате, покормить слепого дедушку Виктора Васильевича. Руфина и Зуля идут дальше по отделению вдвоем. Виктор Васильевич рассказывает, что его жена тоже любит готовить тыквенный суп, а внучка совсем его не ест, но чтобы не обижать бабушку полной тарелкой, скармливает суп их собаке Чарлику. Виктор Васильевич очень любит собак, я обещаю ему завтра вернуться с моими собаками-терапевтами.

Собаки-терапевты довольно частые гости в ЦПП. У одного из сотрудников фонда, Артема, есть корги Шерлок — любимец не только среди пациентов, но и врачей, и координаторов. Мои Гроза и Молли со знанием дела определяют настроение в каждой палате — где можно дурачиться и скакать по одеялам, у кого получится выпросить или стащить еду с тумбочки. С тяжелыми пациентами они ведут себя очень спокойно и бережно. Переход животных от одного состояния к другому восхищает всех. В палате у Аллы, глухонемой активной женщины, которая приходит в восторг при виде собак, Молли вне себя от радости. Показывает все трюки, лижет руки, прыгает с кровати на табуретку. Они с Грозой громко дышат пастью, набесившись.

Сразу после Аллы мы заходим в палату к тяжелому пациенту с трахеостомой, он не говорит, но Вера хорошо понимает его ответы по движению глаз. Он соглашается, чтобы мы положили Молли на край кровати, Вера кладет его руку на бок Молли. Пальцы едва перебирают шерсть. Молли перестает не только двигаться, но и громко дышать, прикрывает глаза. Дедушка улыбается уголками глаз. Мы уходим из этой палаты только через пятнадцать минут.

Заходим к Виктору Васильевичу. Он любит больших собак, я поднимаю Грозу на кровать. Виктор Васильевич полностью слепой, но с моими подсказками общается с Грозой, вместе находим его рукой нос и уши, гладим по спине. Виктор Васильевич рассказывает про собаку внучки, Чарлика. Про овчарку, которую его жена спасла от стаи бродячих собак и которая была верна ей пятнадцать лет. Мы долго разговариваем. Уходить сложно, но я обещаю приехать на следующей неделе и обязательно зайти.

Когда мы с Грозой снова возвращаемся в отделение через неделю, Виктору Васильевичу становится хуже. Он плохо узнает людей, голос совсем слабый. Я поднимаю Грозу на кровать, кладу руку дедушки на ее морду. Понимает, что это мы пришли. Гладит ее и только повторяет: «Моя хорошая, моя хорошая, моя хорошая…» По его щеке катятся слезы.

В коридоре встречаю волонтера Катю, спрашиваю:

— Ты ведь уже давно волонтер. Когда уходили пациенты, к которым ты привязалась, не хотелось перестать сюда ходить?

— Когда умерла Власта, я плакала. Сильно, несколько дней. Конечно, если привязываешься, больно. Всегда помнишь их потом. Где небезразличие — там всегда боль. Но ведь не только она. А если стремиться избежать страданий, то придется избежать и жизни.