18 ноября. Вереницы людей тащатся по пустой туманной дороге от КПП «Брузги» в сторону Гродно. Повязки скрывают лица, в руках большие пакеты, рядом дети. Холодно.
18 ноября. Вереницы людей тащатся по пустой туманной дороге от КПП «Брузги» в сторону Гродно. Повязки скрывают лица, в руках большие пакеты, рядом дети. Холодно.
Иракские беженцы, прождавшие порядка двух месяцев путевки в Германию, бредут в приграничный логистический центр, который местные чиновники открыли для них два дня назад. К слову, Бавария была бы готова принять этих людей, но международные процедуры слишком сложны, чтобы все произошло по щелчку чьих-то пальцев. Польша и ЕС не предоставили коридор.
На входе в огромное помещение с высокими потолками горой лежат матрасы. Люди расхватывают их — спасение после ночи, проведенной на бетоне. Накануне беженцы бросили свой лагерь и направились прямо к границе, где ночевали на холодной дороге. Под каждую семью или группу товарищей отведен один грузовой отсек.
Под надзором пограничников помещение постепенно заполняется людьми. Такое ощущение, что очередь никогда не кончится. «Депорт ту Ирак?» — спрашивает каждый второй человек, а потом «ду ю хэв э смоуки?». Это означает, что хочется курить.
Сигареты здесь — самая главная валюта, у людей есть деньги — доллары, евро, рубли, но никто не выпустит их в магазин.
«Вот, возьми деньги и купи, пожалуйста, четыри пачки винстона, если ты купишь за свои, я не возьму сигареты», — просит меня молодой человек с бородкой и в смешной шапочке с ушами.
Замерзшие беженцы постепенно устраиваются в их новом доме. Мамы начинают кормить и отогревать своих детей, молодые считают оставшиеся деньги, ищут табак, скопившийся на дне карманов от сигарет, чтобы сделать самокрутку, кто-то штопает носки, а кто-то просто лежит, не понимая что происходит. В каждом втором отсеке слышен сильный кашель. После месяца, проведенного в лесу, у многих бронхит, ну и газ, пущенный с польской стороны, сказывается на здоровье.
Через час подвозят гуманитарку — вещи, собранные Красным Крестом в Гродно. Сборы открывались при католических приходах и в школах. Толпа налетает, стоит крик, пограничники еле-еле сдерживают натиск. Слышен плач, но такое ощущение, что эти люди готовы идти до конца и обратного пути для них нет. Бабушка показывает голые стопы — ей не хватило обуви, а вокруг бегают дети и играют с чем попадется — пустые коробки от гуманитарки, где-то нашелся мячик.
Вечерняя раздача пищи превращается в агонию. Ошалевшие голодные люди пытаются без очереди прорваться к палатке с кашей и чаем. Через несколько часов все утихает, как после битвы. Люди настолько устали, что засыпают как убитые. Сегодня в ангаре нашли пристанище 2000 человек.
Амин — как и большинство беженцев в этой волне, молодой человек поехал в Беларусь один. Амин говорит на ломанном английском — терять ему было нечего. Работал автомехаником. Жилья своего не было — просто сказал работодателю, что съезжает и все. Родители умерли еще несколько лет назад. Амин говорит, что также послушал советы своих друзей. Это было коллективное решение уехать.
Кадиру 18 лет. Решил уехать из Ирака сразу после школы, мечтает поступить в универ в Германии и учиться на врача. На путешествие Кадира его семья собирала по знакомым деньги — около 3 тысяч евро. В турфирме, через которую была оформлена поездка, ему никто не говорил о гарантиях попадания в Германию, он сам думал, что все будет не так сурово, надеялся на лучшее.
Али, 22 года. На родине работал шофером, хотя окончил юридический университет. На ломаном английском объясняет, что это нечестно. Говорит, что в Ираке нет перспектив и будущего, ради которых он учился. В Германии проживает дядя Али, который посоветовал ему отправиться в это путешествие. Парень не жалеет ни о чем, он уверен, что его депортируют, но он хотя бы попытался.
Усман. Молодой мужчина сжимает в руках тарелку с кашей и куском хлеба. За последний месяц ему не приходилось есть в помещении. Он напуган и поначалу не хочет общаться, в этом путешествии он один и может рассчитывать только на себя. Пытаемся понять друг друга на языке жестов. Усман показывает рукой в сторону границы и пропускного пункта и качает головой, а потом спрашивает: «Сэр, хелп гоу джермани?» Показывает деньги в кармане, мол, если что сможет заплатить за помощь.
Мохамед, 61 год. В Беларусь отправился вместе с семьей. У мужчины рак крови, и врачи сказали, что он может вылечиться только в Европе с помощью трансплантации. Как и многие другие люди с похожими историями, мужчина говорит, что потерял медицинские карточки в лесу на границе, а часть из них сгорела в костре.
Карим общается по телефону с друзьями из Минска — тоже беженцами, у них что-то вроде общего чата, где все обмениваются голосовыми по поводу ситуации на границе. Мужчина ждал несколько часов, чтобы зарядить свой телефон — в лагере очередь к розеткам. Беженцы просят журналистов заряжать пауэр-бэнки. Карим говорит, что боится депортации обратно, что на родине его ждут большие проблемы с мафией.
Мохамед, 18 лет, с матерью и двумя сестрами. В Ираке семью преследовала мафия, которой они отказались платить за крышевание своего магазина. Пеня была слишком высокой, они быстро все продали, включая квартиру, и уехали. Если семью депортируют — они будут жить на улице, так как пойти им больше некуда.
Джамиль говорит с трудом, видно, что ему тяжело дышать. Он сильно кашляет. Пограничники на польской территории начали распылять газ, и пытавшиеся прорваться через границу беженцы попали под раздачу. Он показывает на грудную клетку и машет рукой, заходясь кашлем. Этот человек оставил все свое здоровье на границе.
Некоторые люди, осознав тщетность своих попыток и понимая скорую и вероятную депортацию в Ирак (18 ноября из аэропорта в Минске вылетели два самолета в Ирак с 400 мигрантами на бортах), пытаются сбежать из лагеря в вечернее время в небольших группках численностью пять-шесть человек. В основном это молодые люди от 20 до 30 лет. Однако все эти группы были пойманы пограничниками и возвращены обратно в ангар, где им предстоит ожидать своей участи.
Матвей Смирнов — специально для «Новой»
{{subtitle}}
{{/subtitle}}