«Разрушение созданного Табаковым было частью поставленной задачи»

Пишу от себя, свои впечатления!

Я попал в Москву как зритель году в 2007-м. Что представляла собой театральная Москва? Это был бум разнообразия, тогда можно было смело говорить, что тебя раздражает, что вообще «не театр», что надо закрыть и т.д., потому что и в мыслях не было, что от чьего-либо мнения или оскорбления чувств что-то переменится. Наверное, командовал тогда рубль, что успешно — то и идет, а потому, конечно, самым недосягаемым для простого зрителя театром был МХТ имени Чехова под руководством Табакова. Помню, как стоял со своим Нижегородским дедушкой у афиш, переводя взгляд с Литвиновой в «Вишневом саде» на Хабенского в «Утиной охоте», и мечтал, что сижу в зале. Дед даже сказал: «Вот бы в этот МХТ попасть как-то». Но шансов не было.

К МХТ вернусь позже — было много другого! Рвали и метали театры Dоc и «Практика», туда тоже было не достать билеты, молодой худрук Эдуард Бояков, только что поставивший спектакль «Мармелад. Пьеса про геев» (занятная деформация личности!), создал альтернативу спартанскому, необорудованному подвалу Греминой и Угарова (Doc) — площадку, где были приятно отделанные интерьеры и удобные кресла, в маленький зал набивался бомонд и за дикие тогда деньги смотрел, как, скажем, Агуреева играет маньяка в пьесе «Июль» Вырыпаева (гениально, кстати).

На ту же Агурееву было не попасть в театре Фоменко, где были проданы билеты на год (!) вперед. И уж надо ли говорить, что «Практика» и театр Фоменко отличались до такой степени, будто их артисты жили в разные века. При этом и тот, и другой театр были очень живыми, со своей интонацией, своими звездами, рождались каждый сезон новые имена актеров, режиссеров, критиков, воспевающих или топящих тот или иной спектакль. Другой подвал — «Табакерка» — был столь же недосягаем, тоже проповедовал свою театральную религию, но, пожалуй, объединяло его с Doc или «Практикой» одно — наличие театрального чуда. Когда молодой Епишев наклонялся в «Практике» к уху Лапшиной в «Трех действиях по четырем картинам», превращаясь в букву «Г» (он был вдвое выше), или молодые Сексте и ко слетали в «Табакерке» на животах по паркету в «Рассказе о семи повешенных» Карбаускиса, зал охватывал какой-то неописуемый зрительский восторг! Это было нечто совершенно настоящее, бурлящее, то, за чем шли снова и снова.

 Оно же, конечно, было и в спектаклях Серебренникова, причем настолько, что я туда попасть тогда так и не смог. В Камергерском перед входом в МХТ дежурила конная полиция, которая разгоняла безбилетников, пытавшихся увидеть Миронова в «Господах Головлевых». Театром Наций еще не пахло, он возник чуть позже. Когда в театре Моссовета (тоже не лишенном лица театре, где Куценко прыгал в роли Хлестакова из сауны у Чусовой) выпускалась «Женитьба Фигаро» того же Кирилла Семеновича, театральная Москва ждала начала в фойе аж пятьдесят минут! Эдвард Радзинский тогда при мне шепотом запустил новость, что Миронову дали театр. Иными словами, для меня все кипело, как нигде, и, несмотря на влюбленность в театр Додина в Петербурге, провинциальность театрального мира в Москве становилась очевидной.

Я люблю то время за его разнообразие, за возможность увидеть спектакли на любой вкус: хочешь глубоко и до крови? Гинкас! Хочешь так, что душа поет? Молодой Карбаускис! Хочешь талантливо и провокационно? Серебренников! Хочешь туда, где нет сомнений, что ты в театре? Фоменко! Хочешь Хаматову? «Современник»! Хочешь студийный, уютный, и, безусловно, очень живой театр? Женовач (тогда все мечтали учиться только у него)! Хочешь про сегодняшний день? Театр.doc. А еще Погребничко, веселые комедии от Писарева, бомбы, вроде «Смертельного номера» и «Номера 13» от Машкова, Шекспировские страсти от Бутусова в «Сатириконе» и МХТ. И так далее, и так далее.

Пишу, и возникает вопрос: так ведь все так и осталось? Смотри: фамилии те же!? Те же. Но все иначе. Не хочу приводить примеров, думаю, кто знает, поймет. Да, с тех пор из безусловно яркого, случились: Туминас, театр Наций, Богомолов, Гоголь-центр. Возможно я что-то забыл, но пожалуй, можно сказать: остальное в общем-то становится беззубым или сугубо консервативным. Такой палитры на любой вкус нет. Есть отдельные режиссеры, за которыми интересно следить, но многие места силы превратились в нечто неловкое или исчезли, не говоря уж о некоторых их создателях. Кто-то, к несчастью, оставил нас насовсем.

Повторюсь, для меня МХТ был квинтэссенцией этой свободы, и я всегда буду счастлив, что успел проработать в нем еще на его подъеме. В период нашей работы в театр было так же не достать билетов, это все еще был ньюсмейкерский театр, там вышли «Идеальный муж», прекрасный «Сережа» Крымова (дело рук табаковского руководства), «Карамазовы», «Сказка о том, что мы можем, а чего нет» (абсолютный эксперимент Марата Гацалова), «Зойкина квартира», «Пьяные», очень впечатляющий вечер Серебренникова к юбилею Станиславского, «Человек из рыбы» Бутусова и многое другое. Все это были безусловные события! Они взрывали Москву, заставляли говорить о театре. Это были очень разные работы режиссеров, которые полярно смотрели на искусство. Их объединял Табаков, зная — художественных идей в таком большом театре, как МХТ, может быть несколько! Глобальная же идея в том, чтобы они уживались на одной территории, чтобы спектакли выходили, а о театре говорили и спорили. Ему это более чем удалось. Поэтому никто для меня не сформулировал точнее Жени Писарева «Олег Табаков и был художественной идей МХТ!».

К счастью, сегодня, мне есть, где ставить и снимать, поэтому прошу не искать личного мотива, а воспринимать текст, как отзыв зрительский.

Консервативный театр, уверен, тоже всегда найдет свои залы, в конце концов, кроме Малого театра, есть еще несчетное количество площадок для традиционных постановок. Однако же за место для эксперимента, живого, если надо, провокационного театра, сегодня приходится бороться. Площадки для таких дел дают, а после отбирают, Doc изгнан, «Практика» тише воды. За эксперимент сажают под домашний арест, а в театры, где 15 лет царила свобода, назначают людей с явной целью ее придушить.

Простите, но я говорю откровенно, потому что знаю, что те люди, которые назначили Женовача (чиновники) приходили еще к Табакову, пытаясь повлиять на репертуарную политику театра, поэтому с полной ответственностью говорю, что назначение Сергея Васильевича — акт политической воли.

У Олега Павловича столько «выкормышей» — от его непосредственных учеников, до тех, кто обязан ему карьерой, всех их мы знаем, они руководят московскими театрами, потому причин для назначения человека лишь однажды поставившего в МХТ, и уж точно не являющегося в какой-либо степени продолжателем дела Табакова, кроме как, убить это самое дело, я не вижу. За три года это было сделано.

Мой личный разговор с Сергеем Васильевичем тоже явно об этом свидетельствует: «Но ведь эту работу мы обсуждали еще с Олегом Павловичем!» — наивно говорю я, «Олег Павлович умер», — уверенно отвечает новый руководитель, — «это при нем было, а я хочу делать другое». Никаких претензий, кстати! Это личное дело хозяина, просто нужно понимать, что разрушение созданного Табаковым было частью поставленной задачи.

Удалось построить нечто новое или нет, я не знаю, так уже три года не работаю в театре.

Ну и, наконец, на заданную тему. Внезапное назначение — мне почти нечего сказать, ведь я, как и все, не знаю, каковы планы Константина Юрьевича. Могу сказать одно: судя по его словам, модель Табакова ему близка. Я очень этому рад и желаю Хабенскому удачи! Думаю, важно, кого он возьмет в помощники, это должен быть хэдхантер, возможно, новый для театра человек, добытчик талантов, ведь на этом строится любой успешный театр — открытие имен. У Табакова — это были Анатолий Смелянский, Ольга Хенкина и директор «Табакерки» Александр Стульнев. Уверен, они отработали очень честно, и о таких помощниках мечтает любой руководитель. Достаточно вспомнить количество открытых в МХТ имен или имен тех, кого эти люди переманили из других театров, создав две звездные труппы и открыв под десяток новых режиссерских фамилий. Еще я знаю точно, что эти люди были бесконечно преданы Табакову.

Желаю Хабенскому найти таких людей, желаю МХТ снова стать корпорацией свободного, максимально разного творчества! Не знаю, преследует ли Константин Юрьевич эти цели, но я желаю ему, чтобы через сколько-то лет можно было сказать: «Константин Хабенский и есть художественная идея МХТ». Думаю, масштаб его личности дает повод верить, что у него все получится!

Александр Молочников