Официальный представитель НАТО Оана Лунгеску отвечала на хлынувший поток звонков и мейлов одной стандартной фразой: «Мы приняли к сведению высказывания министра Лаврова, переданные СМИ, но не получили официальных сообщений по существу вопроса, который он поднял».
Узнали только из прессы — этой банальной констатацией незаметно закончилась эпоха, которую я наблюдал в центре событий без малого три десятка лет: эпоха движения России и Запада в его военно-политическом воплощении навстречу друг другу и обратно к состоянию холодной войны.
В понедельник министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил, что Россия приостанавливает работу своего постоянного представительства при НАТО. Так Москва отреагировала на решение НАТО от 6 октября выслать восьмерых дипломатов из постпредства при НАТО по обвинению в шпионаже и сократить состав миссии вдвое: с 20 до 10 человек.
Одновременно Россия приостанавливает деятельность военной миссии связи НАТО в Москве, отзывает аккредитацию ее сотрудников с 1 ноября нынешнего года, прекращает работу информационного бюро НАТО в Москве,
которое было учреждено при посольстве Бельгии. Если у НАТО возникнут какие-то экстренные дела, то альянс может обращаться к российскому послу в Бельгии.
То есть мы вернулись к схеме, которую я застал, приехав в Брюссель в 1994 году, и даже дальше в прошлое. Тогда послы России в Бельгии Афанасьевский, Чуркин и Кисляк были одновременно представителями при НАТО и в посольстве сидела группа дипломатов, занимавшихся связями с альянсом. Но тогда были и такие формы структурного сотрудничества, как членство России в Совете североатлантического сотрудничества (с 1991 года), а с 1997 года — в сменившем его Совете евроатлантического партнерства. Практическая совместная работа началась с присоединением России к программе «Партнерство ради мира» в 1994 году.
Российская и западная политические элиты искали приемлемые формы дружественного сосуществования. Разные ценности выводились за скобки в пользу общего мнения, что Россия движется к западным. В России даже звучали голоса о вступлении в НАТО. Но в Брюсселе эта версия не рассматривалась, хотя бывшие члены Варшавского договора настойчиво стучались в двери западного оборонного блока, и к этому «стуку» в Брюсселе относились благосклонно. Что было сильнее — география или ценности?
Когда в конце 1994 года я спросил у тогдашнего генсека НАТО Вилли Класа о хотя бы теоретической возможности членства России в альянсе, он расплывчато предположил, что у данного оборонного блока нет оснований, намерений и возможностей включать в себя страну, которая кончается «где-то на границах Китая». Идея заключалась в создании некоего партнерства единомышленников без формального членства в альянсе. Ведь, например, Япония, Южная Корея, Австралия, Израиль — не члены НАТО…
С российской стороны мнения были разные. Когда в октябре 1994 года послом в Брюссель приехал Виталий Чуркин, решалась формула участия российских войск в миротворческом контингенте НАТО в Боснии. На мой вопрос, представляет ли он, чтобы российские военные участвовали в международных силах под командованием НАТО, Чуркин ответил: «Не представляю». Примерно в то же время на натовских военно-морских учениях в норвежском Ставангере, в которых участвовали два российских сторожевика, их командиры говорили мне, что бункеровались на базе НАТО, а до тех пор мертво стояли на приколе в Балтийске. Поэтому довольны. Когда проблем с бункеровкой у российского флота не стало, точки соприкосновения заметно сократились.
Золотая пора надежд, хотя и осторожных после бомбардировок Югославии, в отношениях Россия — НАТО длилась с 2002 года по 2010-й. Участие Владимира Путина в саммите НАТО на базе Пратика-ди-Маре под Римом привело к созданию Совета Россия — НАТО и открытию постоянных структур диалога и представительств, которые сегодня закрываются. Участие Дмитрия Медведева в лиссабонском саммите стало апогеем (несмотря на Грузию-2008). На тот момент была куча разных мероприятий в области стратегического партнерства: борьба с терроризмом, поддержка Афганистана, борьба с пиратством… Но уже в Лиссабоне движение споткнулось о планы натовской ПРО в Европе и формы участия России. Недоверие созрело. Потом начался откат, который в 2014 году в связи с Крымом и Донбассом перешел в обрушение.
По мнению НАТО, «Россия нарушила ценности, принципы и обязательства, лежащие в основе отношений между НАТО и Россией, как указано в Основном документе Совета евроатлантического партнерства от 1997 года, Основополагающем акте Россия — НАТО от 1997 года, Римской декларации 2002 года, подорвала доверие, лежащее в основе нашего сотрудничества, и бросила вызов фундаментальным принципам глобальной и евроатлантической архитектуры безопасности».
Структуры сотрудничества сокращены не по злой воле, а за ненадобностью. Проекты взаимодействия сжимались как шагреневая кожа. Люди оставались не у дел.
Постоянный пропуск в штаб-квартиру НАТО оставался в последнее время только у главы (Александр Грушко давно уехал и стал опять замминистра иностранных дел) и еще одного дипломата российской миссии. Роберт Пшель, который был до 2015 года директором информационного бюро НАТО в Москве и сначала много ездил по России, рассказывал мне, что последние два года провел в изоляции. Российским чиновникам и военным было запрещено с ним встречаться. В бюро на базе бельгийского посольства в России оставался только технический персонал из нанятых на месте. Лавров посоветовал натовцам в случае чего обращаться к российскому послу в Бельгии, но вряд ли такая надобность будет возникать часто.
О партнерстве уже речь вряд ли может идти, а необходимые страховочные контакты между вероятными противниками можно обеспечить и на двусторонней основе с американцами. Как и во времена холодной войны. Чему свидетельство — недавняя встреча в Хельсинки высших военных чинов России и США. Круг замкнулся.