Киев, стык сентября и октября 2021 года — настоящее бабье лето, каштаны под ногами…

Прекрасный столичный город по-над прекрасной и широченной («редкая птица…») рекой.

Великий географ Исаак Маергойз показал, что города с более выдающимся, чем у Киева — узловым и командным, — экономико-географическим положением на западе Русской равнины не найти. Праотец городов русских встал на Днепре почти что в самой его середине, зацепившись за основание широко раскрытого веера верхних притоков. Собрав у Киева их воды в могучий поток, Днепр уже не вбирает в себя ниже по течению почти ничего, тем более судоходного. 

Столь же значим и другой природный рубеж, делящий бассейн Днепра у Киева на две контрастные зоны — вклинившуюся далеко на юго-запад хвойную лесостепь (Полесье) на песках и собственно степь на лёссовых плодородных почвах. Это делало Киев своеобразным фокусом ландшафтов и в сочетании с распальцовкой транспортных путей еще и торгово-промышленным магнитом. 

Уникальна и выигрышна микрогеография города, в частности его правобережный купол — упирающийся в Днепр, и от оврагов зубчатый выступ плато Киевской возвышенности. Тут же и широкая терраса — Подол — со всеми необходимыми предпосылками для порта, переправ и всяческой торговли, как, впрочем, и с рисками весенних паводков. Геоморфологически овраг Бабий Яр, как и соседнее урочище — Сырец (рядом протекала и одноименная речушка), — северные отроги этого Старо-Киевского купола. 

Силуэт города, увы, сегодня подпорчен 30-этажными стаканами-человейниками. Забавная деталь: по ленивому капризу коммунальщиков четная и нечетная стороны одной из центральных улиц Киева называются по-разному — одна старым, а другая новым ее именем.

Но глаз на этом не задерживается, а спешит на праздник к зеленым склонам и золотым куполам — Владимирская Горка, Лавра, Софийский, Михайловский и Андреевский соборы! 

Что здесь, на территории Павловской психиатрической больницы, было расстреляно или удушено выхлопами газвагенов более 800 душевнобольных, из них первыми — 14 октября 1941 года — 308 еврейских пациентов…

К этой дате в Бабьем Яру уже были расстреляны десятки тысяч евреев — невероятные, но сосчитанные 33 771 за 29 и 30 сентября и — в смежные дни — еще не меньше 10‒15 тысяч евреев из числа киевлян, схваченных дворниками и полицаями, и евреев-военнопленных из Дулага на Керосинной улице. 

80 лет спустя

На стыке сентября-октября этого года мир отмечал годовщину всех этих преступлений. 

Эпицентром коммеморации стал Киев, а ее главными (хоть и не единственными) операторами — офисы президента Украины и Международного центра Холокоста «Бабий Яр»: многообещающий союз, синтезирующий административные, спонсорские и творческие ресурсы. 

Первыми, еще в начале сентября, включились музеи города: в масштабном Музее истории Украины открылась выставка «Холокост», а в скромнейшем Булгаковском на Андреевском спуске — выставка, посвященная Глаголевым-Егорычевым и Кончаковским-Листовничим — домохозяевам или соседям семьи Булгаковых по этому дому. В годы войны они спасали киевских евреев, в особенности отец Алексей Глаголев, чей приход находился на Подоле; многие из них удостоены почетных званий Праведника народов мира (реестр ведется в Яд Вашеме, на Украине более 250 таких праведников) или Праведника Украины и Праведника Бабьего Яра (учреждены Ильей Левитасом). 

27 сентября на станции метро «Дорогожичи» на лайтбоксах между эскалаторами зажглась экспозиция из 84 снимков фотографа Антуана д’Агаты и 42 цитат из Джонатана Литтелла. 29 сентября, главный мемориальный день, был отмечен всеукраинским «Уроком памяти» о Холокосте (коллаборация Центра с Минпросом Украины) и открытием 14 стендов экспозиции о Холокосте и Бабьем Яре на Крещатике, подготовленной Центром иудаики Киево-Могилянской академии.

30 сентября на территории заповедника «Бабий Яр» прошел музыкально-поэтический перформанс режиссера Олега Липцына по книге Марианны Кияновской «Бабин Яр. Голосами» (за этот сборник поэтесса была удостоена в 2020 году Шевченковской премии). В тот же вечер в Доме актера состоялась презентация антологии стихов о Бабьем Яре «Овраг смерти — овраг памяти». Она состоит из двух книг — собственно антологии на русском и украинском языках, составленной Павлом Поляном и Дмитрием Бураго, и книги эссе Поляна о Бабьем Яре «Гулкое эхо» — своеобразного послесловия-комментария к стихам. Сама презентация была смазана странным решением Хржановского придержать второй том и презентовать только первый. С ним в руках и выступали его составители и авторы-поэты — Семен Заславский и Алексей Зарахович. Кульминацией вечера стала песня Ривки Боярской на стихи Овсея Дриза «Колыбельная для Бабьего Яра» из репертуара знаменитой Нехамы Лифшиц. Эта песня на идише прозвучала в Киеве всего во второй раз (антисемиты всех разливов строго следили за репертуаром) — на сей раз в завораживающем исполнении украинской певицы Елены Гончарук. 

Центральными же для всей программы стали события 5 и 6 октября. 

Их открыла научная конференция Центра «Массовые расстрелы Холокоста как уголовные преступления» с участием патера Патрика Дебуа, Мартина Дина, Александра Круглова, Андрея Уманского, Александра Радченко и др., а также презентация украинского перевода книги Бориса Забарко «Мы хотели жить…» (назавтра презентовались и «Благоволительницы» Джонатана Литтела по-украински). 

6 октября утром состоялась встреча гостей и журналистов с членами Наблюдательного совета Центра. Каждый из них говорил о том, что лично его связывает с проблематикой Бабьего Яра или, шире, Холокоста (у певца Святослава Вакарчука, например, отец в годы войны спас двух евреек). И все они выступали за историческую правду, за то, чтобы в Киеве возник не рядовой, не проходной музей Холокоста, каких много в мире, а самый лучший, самый уникальный, самый современный, способный привлечь и молодое поколение. И еще о том, какие надежды они возлагают на креативность арт-директора Ильи Хржановского и компетентность его команды. Журналисты, разумеется, и про «Русский мир», ведь противодействие деятельности Центра со стороны части украинской и еврейской общественности сводится к двум тезисам. Первый: будущий мемориал — это «троянский конь» Путина и российские козни против украинской концепции памяти. И второй: Дау-Хржановский — это дьявол во плоти, эдакий инверсивный садист-рецидивист. 

Сам Хржановский уже и не оправдывается. Получив от своего наблюдательного совета карт-бланш, он делает свое дело так, как он сам его понимает. Чуть ли не каждые полгода на пространстве будущего мемориала открываются новые оригинальные инсталляции и арт-объекты, из которых самый впечатляющий на сегодня — деревянно-механический шедевр швейцарского архитектора Мануэля Герца: складная и скрипучая книжка-синагога, символическое «Место для раздумий». Тут же рядом «Менора» — памятник еврейским жертвам Бабьего Яра, открытый в 1991 году (архитектор Юрий Паскевич, скульпторы — Аким и Александр Левичи). 

Вечерние программы проходили в двух шагах от этой синагоги — в огромном концертном зале-коконе, выстроенном вокруг «Меноры». 5 сентября здесь состоялись две украинские премьеры — опуса «In Memoriam» (2020) всемирно известного киевского композитора Валентина Сильвестрова (в исполнении Киевского камерного хора под руководством Миколы Гобдыха) и премированного в Каннах документального фильма Сергея Лозницы «Бабий Яр. Контекст». Перед фильмом выступили министр культуры Украины Александр Ткаченко, зачем-то назвавший расстрелянных нацистами в Бабьем Яру «жертвами тоталитарных режимов», и сам Лозница, сказавший (по-русски), что надеется на дискуссию, которую породит фильм.

Важнейшим днем стало 6 сентября, отмеченное и музыкальным, и политическим «хитами». Прежде всего — это 13-я симфония Дмитрия Шостаковича «Бабий Яр» в исполнении Немецкого симфонического оркестра под управлением Томаса Зандерлинга и солиста-баса Альберта Домена. Знаковое событие и та же история, что и с песней на стихи Дриза: лишь второе исполнение симфонии в столице Украины. Советский госантисемитизм в своем киевском изводе был и последователен, и бдителен. Товарищи Коротченко, Подгорный, Шелест, Щербицкий заерзали бы в гробах, когда б узнали, что великие слова Евтушенко и музыка Шостаковича прозвучали прямо здесь — «над Бабьим Яром»! 

Во время исполнения симфонии на боковых панелях сцены медленно перемещались вверх, сменяя друг друга, столбцы имен тех, кто был расстрелян в Бабьем Яру: симфония уже отзвучала, а мартиролог только-только перебрался из буквы «Г» в «Д»!..

Между тем на сцену выходили мировые виртуозы — виолончелист Миша Майский и скрипач Гидон Кремер со своим «Балтика камерата». Политический «хит» — выход к «Меноре» и микрофону президентов трех неслучайных стран — Украины, Израиля и Германии. Перемещения Владимира Зеленского, Ицхака Герцога и Франца-Вальтера Штайнмаера транслировались в мир, и в коконе на экран. 

Они и их свита поучаствовали в открытии еще одной инсталляции — «Кристальной стены плача» сербской арт-дивы Марины Абрáмович. Это антрацитовый монолит сорока метров в длину и трех в высоту, в которую вставлена челюсть из 93 подсвечиваемых в темноте кварцитных клыков. Они расположены в три ряда таким образом, чтобы 31 желающий мог бы, не мешая соседу, прижаться к ним головой, сердцем и животом — и предаться размышлениям. К арт-удачам будущего мемориала этот объект не отнесешь: он феноменально оторван от сути места. 

Президенты остановились перед складной синагогой, где их ждал нью-йоркский кантор Йозеф Маловани. Невероятная деталь: он родился в Тель-Авиве 29 сентября 1941 года — день в день с трагедией смерти в Бабьем Яру! Здесь, в символическом Бабьем Яру он исполнил поминальную молитву «Эль малэ рахамим» и прочел кадиш. 

 Но накануне ему пришлось отдать дань местной политкорректности и уважить цветами и коммунистов (брежневский памятник 1976 года мускулистым борцам с фашизмом), и украинских националистов (порошенко-кличковский памятник 2017 года Елене Телиге), и цыган (бронзовая «Цыганская кибитка», прежде чем в 2016 году осесть в Бабьем Яру, покочевала между Киевом и Каменец-Подольским). Президенту можно посочувствовать: искусство лавировать между столь несовместимыми нарративами ох как тяжело!

География и история

80-летняя годовщина Бабьего Яра заставляет задуматься не только о памяти убитых, но и о судьбе живых, как и о траектории самого украинского государства.

В 1991 году, неожиданно для себя самой став реально самостоятельной, Украина оказалась лицом к лицу со своей географией и нос к носу со своей историей. 

С административно-политической карты бывшей УССР на нас взглянуло незалежное пространство, волею кремлевских горцев сшитое на живую нитку из весьма разных, подчас чужеродных кусков — Западная Украина, Юго-Западная, Центральная, Восточная, Закарпатье (или Предкарпатье, как посмотреть), Крым. Строя себя заново, Украина упустила в начале 1990-х годов свой счастливый билет — шанс на адекватную себе «швейцарскую» форму здоровой государственности: федерацию с двухпалатным парламентом. Вместо этого она откупилась автономией Крыма, но не часто вспоминала об этой республике меньшинств, явно не понимая, что наступает на те же унитарные грабли, что и Грузия со своими автономиями. 

Наступила она и на другие грабли — на государственный язык: уж языковый-то федерализм казался естественной — к тому же и европейской — опцией. В Киеве и сейчас три четверти доносящейся на улице речи — русская. 

В стране же возобладал государственный пубертат — стремление если не к этнической гомогенности, то хотя бы к верховенству титульной, украинской, атрибутики над всеми прочими, включая общечеловеческую и личностную. Европейские интеллектуалы в пароксизме восторженности приняли это за построение молодой украинской нации и с пеной у рта защищали ее от самих же себя, но вчерашних. 

Под этот стрекот шла борьба за власть, за право слыть и быть «царем горы». Недальновидная стратегия разлилась в меха сомнительных тактик, в улюлюкающую пассионарность, в провокаторов и титушек, в коллективного Сашку Билого, учащего всех непонятливых демократии в мусорных баках, — и наложилась на злорадную усмешку имперского соседа: «Ага, я же говорил!..» 

Это, так сказать, «география». 

А что «история»?

Увы, она политикой даже не нашпигована, как сало чесноком, а нафарширована, как гефилте фиш карпом. Украинская и еврейская ее составляющие оказались судорожно сцеплены друг с другом. Ретроспективно это все больше история антисемитизма с чертой оседлости и гекалитрами еврейской крови — хмельниччина и гайдамаччина, романовские погромные волны 1880-х и 1905 гг., дело Бейлиса от «Союза русского народа», погромы от Симона Петлюры и прочих батькóв — и так вплоть до Бабьего Яра! 

Но и Холокост ведь не чисто арийское мероприятие: без слаженного аккомпанемента украинской вспомогательной полиции и энтузиазма местных активистов, особенно дворников, никакому Гиммлеру и Блобелю не добиться бы столь впечатляющих рекордов! Подобное взаимодействие было, конечно, и в Латвии, и в Литве, но по степени признания этой реальности Украине до них, как и до Польши, далеко. Тем более что только на Украине имелась своя парамилитарная структура — ОУН-УПА (запрещено в России. — Ред.), открывшая для евреев свой корпоративный расстрельный счет.

Но и после освобождения Киева антисемитизм не испарился, а только перестроился. На фоне советского антисемитизма послевоенный украинский, в частности киевский, отличался известным ожесточением, объяснимым не столько успешной «воспитательной работой» немцев, сколько нежеланием возвращать уцелевшим евреям то, что немцы, отняв, роздали когда-то другим «навсегда». Недаром предпоследний в Европе еврейский погром состоялся в сентябре 1945 года в Киеве (последний — в 1946 году — в польском Кельце). 

 Это по государственной линии. А о том, что творили с уцелевшими в войну могилами Лукьяновского Еврейского кладбища энтузиасты-вандалы, почитайте у Виктора Некрасова.

Разумеется, евреи и солидарные с ними честные украинцы и русские боролись за еврейское право на честную память — каждое 29 сентября в овраге собирались люди и т.д. Но отношение поменялось только в 1991 году, когда стараниями историка и общественника Ильи Левитаса (1931‒2014), несгибаемого энтузиаста возрождения украинского еврейства и других меньшинств, — которому президент Зеленский только что посмертно присвоил звание Героя Украины, — в Бабьем Яру появилась Менора. 

С тех пор она стала концентром многочисленных событий, послужив ядром и нынешней программе. Она же, впрочем, стала и главной мишенью новых вандалов (десятки нападений, в том числе и с зажженными покрышками!). Вербальным же атакам со стороны украинских националистов и солидарной с ними части еврейской общественности (явно впечатленной художествами Сашки Билого) — подвергались буквально все планы по мемориализации трагедии Бабьего Яра. Реализация собственной программы интересует этих патриотов куда меньше, чем разрушение чужой.

Все, что мы знаем об Илье Левитасе, заставляет усомниться в том, что он бы принял почетное звание Героя Украины, коль скоро таким же Героем — и тоже посмертно — стал и Степан Бандера.

Тем более хочется надеяться, что положительный опыт единения, явленный в Киеве в дни 80-летней годовщины трагедии, станет точкой перелома, а евтушенковская строчка — «Над Бабьим Яром памятников нет…» — останется лишь литературным памятником.