«Валенса мне сказал: «Не требуйте ухода Лукашенко, требуйте переговоров»

— Сергей, ровно год назад в интервью нашей газете вы сказали: «Я — не вождь, не политик, я — просто лицо, которое нравится людям». Год спустя вы можете повторить эти слова о себе?

— Многое изменилось во мне. В первую очередь — мое отношение к политике. Я из человека, у которого были свои интересы на физическом уровне, начал понимать, что без политики в Беларуси невозможно. Я начал учиться политике, в какой-то степени учиться быть дипломатом. Я общаюсь с огромным количеством людей, и со всеми нужно находить общий язык.

— Находить общий язык со станками было легче?

— Если ты работаешь оператором на конвейере, когда тебе за смену нужно сделать 200–300 раз одну и ту же операцию с деталью, то это легко, но в какой-то момент надоедает. Но если ты работаешь, предположим, в команде механика и ты — станочник-универсал, тебе приносят в ветоши ошметки какого-нибудь разломанного вала и его нужно собрать «в кучку», обмерить, сделать чертеж и изготовить новую деталь, то это интересно, сложно, и каждый день что-то новое.

— Вы создали Белорусское объединение рабочих. Кого оно объединяет и на каких принципах? Я понимаю, что вряд ли энтомологов, тем не менее объясните подробнее.

— Почему же не энтомологов? Они ведь тоже работают, так что не надо дискриминации. Белорусское объединение рабочих — та структура, которой сейчас в Беларуси нет. Это профсоюз. Наша задача — защита прав трудящихся. Та самая задача, которую не выполняет официальная федерация профсоюзов.

— Недавно вы объявили предзабастовочное состояние в Беларуси и скорое начало забастовки. Что позволило вам сделать вывод о возможном начале забастовки?

— Заявление сделано не «Серёгой с тракторного» — это глас народа, это результат работы всей нашей команды на протяжении полугода. Мы налаживали связи с трудовыми коллективами и частного сектора, и государственных предприятий. И теперь я могу точно сказать, что белорусы, исходя из сегодняшней ситуации, готовы объявить о начале забастовки. И 

— Год назад, после президентских выборов, в Беларуси уже начиналась забастовка. К сожалению, она не удалась. В чем была ошибка, была ли она вообще?

— Ошибки не было. Забастовка стала проявлением волеизъявления народа. Белорусы в августе показали, что они против этой власти. Народ продемонстрировал общее желание — изменить ситуацию в своей стране. Люди видели, что их обманули, и громко заявляли о своем несогласии с фальсификациями выборов. Они не хотели жить, как раньше. И я не считаю, что забастовка не удалась. Мы получили главное — опыт. Да, у властей хватило силовых ресурсов, чтобы подавить забастовку и заглушить голоса рабочих на тот момент. А мы не имели достаточно опыта, чтобы этому противодействовать. Мы вышли на эмоциях — нас много, мы сможем. И никто не мог предположить, что людей будут тысячами сажать в тюрьмы. А сейчас мы прорабатываем такую схему, такой формат забастовки, чтобы полностью обезопасить белорусских рабочих и чтобы власти не смогли повторить того, что они сделали в августе-сентябре прошлого года.

— А еще, если помните, Светлана Тихановская призывала начать общую забастовку 26 октября прошлого года. Но этот призыв остался практически незамеченным, разве что некоторые маленькие частные предприятия — кофейни и магазины — закрылись на этот день, за что потом получили нашествие разнообразных проверяльщиков и многотысячные штрафы. А крупные предприятия не реагировали на призыв вообще. Почему?

— Потому что заводские активисты в то время не были готовы объявлять о начале забастовки. Даже на моем предприятии вышло около 200 человек. Они прошлись маршем по заводу и вскоре были уволены. Нужно понимать, что в октябре на заводах была совсем не та ситуация, что в августе. В октябре уже ушли эмоции, зато все прекрасно помнили первую волну репрессий в августе и сентябре, и люди просто побоялись выходить. Они не могли понять, кому и зачем пришло в голову объявлять забастовку на 26 октября: для этого не было проделано вообще никакой работы. Сейчас ситуация совершенно другая. Мы почти год занимались системной работой. «Прорабатывался» каждый активист. Если в августе прошлого года рабочих лидеров можно было пересчитать по пальцам двух рук, то сегодня мне не хватит дня, чтобы перечислить их всех. Мы, Белорусское объединение рабочих, вырастили лидеров не просто на каждом предприятии, но и в каждом подразделении. Мы проделали огромную работу, и сейчас я могу сказать, что в наших силах остановить заводы.

— А как обезопасить рабочих? Вы сами вспоминали: вышли 200 человек, прошлись маршем по заводу, и их тотчас же уволили. В последние дни нескольких стачкомовцев с Белорусского металлургического завода, «Гродно Азот» и Белорусской железной дороги отправили в СИЗО КГБ — это, похоже, симметричный ответ властей на ваши требования.

— Мы предлагаем новый формат забастовки. Мы предлагаем просто физически не выходить на работу, без всяких маршей по территории предприятия, без собраний возле цехов. Нам не нужен физический контакт работников с силовиками и их дубинками. Вся страна остается дома — и в безопасности. Забастовочная задача выполняется та же. Станок не будет запущен, но человек останется в безопасности.

— Вы можете предположить, сколько вам еще времени понадобится, чтобы предзабастовочное состояние вылилось в общенациональную забастовку?

— Я не буду называть даты в первую очередь из соображений безопасности людей. 

— Чем отличается сегодня ситуация в частном секторе и на государственных предприятиях?

— В частном секторе ситуация в чем-то проще. Руководители или владельцы частных предприятий практически все против действующей власти, они охотно идут на контакт и даже спрашивают, чем они могут помочь в организации забастовки.

— Если сегодня белорусский рабочий начинает забастовку, сколько он может продержаться? Положение ведь не слишком простое, и о «подушках безопасности» рабочие могут только мечтать.

— Мы берем в расчет один месяц. Это время, в течение которого каждый человек, занятый в экономике страны, может продержаться на плаву. Но не стоит забывать и о том, что мы предусматриваем финансовую поддержку нуждающимся. Я не говорю, что мы будем платить зарплату бастующим. Но оказать помощь людям, которые действительно в ней нуждаются, мы сможем.

— Вы говорили, что Белорусское объединение рабочих создано для защиты их прав. Если не брать конституционные права, то какие именно права рабочих сейчас чаще всего нарушаются?

— Нарушаются техника безопасности, условия труда на рабочих местах, очень часто мы сталкиваемся с принуждением к выполнению не своих должностных обязанностей. И, конечно, систематически нарушается оплата труда рабочих. Если взять мой родной Минский тракторный завод, то по третьему разряду, независимо от рода занятий, оплата 3 рубля 28 копеек в час (96 российских рублей. — И. Х.). У наладчика восьмого разряда выйдет 5 рублей в час (146 российских рублей. — И. Х.). То есть максимум, на что он может рассчитывать за смену, — 40 рублей (1170 российских рублей. — И. Х.), за месяц — 800 рублей (23 413 российских рублей. — И. Х.). Все остальное — премии и надбавки, и фактически заработок получается намного больше. Но руководители предприятий активно этим пользуются. И если ты на предприятии пытаешься отстаивать собственные права и права своих товарищей, то тебя просто лишают премий. Потому что назначаются эти премии на усмотрение руководства. И на этом финансовом крючке очень многих людей держат. Наша задача — это изменить.

— Это как в советские времена, когда угроза лишить премии была сверхнадежным оружием.

— А у нас на заводе ничего и не изменилось с советских времен. У нас все такие же планы пятилетки, все та же система кнута и пряника (поощрений и удержаний в зависимости от послушания). У нас даже, смешно говорить, до сих пор стоят советские автоматы с газировкой. По условиям охраны труда на машиностроительном производстве должна быть газированная вода. По логике она должна выдаваться в бутылках, но в действительности стоят старые советские автоматы. И никто не следит за соблюдением санитарных норм: для наполнения этих автоматов используют не пищевую, а техническую углекислоту — ставят те же углекислотные баллоны, которые подключают к сварочному аппарату. То есть на нашем заводе уж точно ничего не изменилось с советских времен.

— Как проводится идеологическая обработка белорусских рабочих властями?

— Идеологическая работа строится на попытках убедить людей в том, что их предприятия чудом остаются в живых, потому что государство не хочет выгонять десятки тысяч безработных на улицу, но если придет другая власть, она пустит под нож все госпредприятия вместе с людьми. Но у молодежи глаза и умы открыты — на них эта пропаганда не действует. А вот старшее поколение — это другая история. Вот вам пример. Когда в августе прошлого года после выборов начались протесты, я по ночам участвовал в акциях, а утром приходил на завод и рассказывал, какой кошмар творился на улицах. И одна наша шлифовщица, пенсионерка, ей больше 60 лет, говорит: «А я за Лукашенко голосовала!» Я спрашиваю: «Почему?» Она говорит: «Ну, вот я на пенсии, а он мне работать дает». Я ей: «Постойте, а в чем его заслуга? В том, что вы не можете прожить на собственную пенсию и вместо заслуженного отдыха вынуждены работать?» Она задумалась. Старшее поколение часто не задумывается о том, что власти создали ситуацию, когда пенсионер вынужден работать, поскольку пенсии на хватает даже на хлеб. Минимальная пенсия в Беларуси — 350 рублей (10 000 российских рублей. — И. Х.). То есть меньше 12 рублей в день (350 российских. — И. Х.). Для сравнения: когда человек попадает на Окрестина отбывать административный арест, на его питание государство выделяет 13,7 рубля (400 российских. — И. Х.), которые потом арестант должен выплатить. То есть трудовая пенсия меньше, чем расходы на баланду в ИВС! Так не должно быть.

— Вы уже почти год в Польше. Расскажите, как вы уезжали и в чем вас обвиняют на родине.

— После того, как я месяц отсидел в тюрьме по административным статьям и вышел в конце сентября, я еще около месяца пытался воевать с руководством своего предприятия, и все-таки меня уволили. Я занимался акциями протеста в Минске и Заславле. А потом мне позвонил хорошо информированный знакомый и предупредил, что в отношении меня возбуждено уголовное дело и меня объявляют в розыск. Я принял решение очень быстро. Друзья довезли меня до границы, и там меня задержали. Белорусские пограничники сказали, что за мной едет опергруппа из Минска. Около часа я просидел в кабинете, а потом пришел начальник караула и сказал: «Не знаю, под кем ты ходишь, но пришел приказ выгнать тебя за границу». После этого, когда я уже находился в Польше, стало известно, что возбудили уголовные дела еще по двум статьям. Так что сегодня я обвиняемый по трем статьям белорусского УК: 342 (организация действий, грубо нарушающих общественный порядок), две части статьи 361 (публичные призывы к захвату власти, совершенные с использованием сети Интернет) и — наверное, 

— Для рабочего лидера оказаться именно в Польше — почти символично. Вы встречались с деятелями «Солидарности»?

— Конечно. Я встречался даже с Лехом Валенсой. Белорусское объединение рабочих своим появлением отчасти обязано именно ему. Когда мы встретились, Валенса сказал одну простую вещь: «Ребята, запомните, никто вам не даст зарегистрировать в вашей стране любое объединение — хоть профсоюз, хоть ячейку. Действуйте сами, как партизаны, без бюрократии». Так и получилось. Правда, мы сейчас проходим процедуру регистрации в Польше, но не ради самого факта открытия юридического лица, а чтобы облегчить контакты с Международной организацией труда: с физическими лицами МОТ не общается. С тобой могут встретиться и поговорить, но какие-то важные действия и сотрудничество возможны только в контакте со структурами. И еще один очень важный совет дал мне Валенса: «Вы не сможете требовать ухода Лукашенко даже путем забастовок. Требуйте переговоров». Собственно, этого мы и требуем.

— Участники забастовок начала девяностых, когда сто тысяч человек собирались перед Домом правительства, вспоминают сейчас, что шли колоннами на площадь не вопреки руководству, а потому, что директор завода открывал проходную и говорил: «Идите!».

— Мой отец тоже выходил на те митинги, так что я хорошо знаю историю забастовок в Беларуси. (Родители работают на тракторном заводе.) Тогда рабочие приходили к директору, а он говорил: «Мне нечем вам платить, идите и спрашивайте у правительства». И открывал проходную. Теперешние директора заводов в большинстве своем — чиновники, номенклатура, назначенцы, которые не имеют никакого отношения к производству. У них нет ничего общего с рабочими. Этим людям крайне невыгодно, чтобы рабочие выражали свое мнение и вообще его имели. Они делали все, чтобы заглушить протест. Они пытались убеждать рабочих в том, что забастовка — это незаконно.

— Валенса советовал вам забастовкой добиваться переговоров. Это одно из ваших предзабастовочных требований. О чем можно вести переговоры с Лукашенко?

— О проведении новых честных президентских и парламентских выборов. В переговорах должны непременно участвовать представители всех сфер — не только заводчане, но и медики, спортсмены, педагоги, ученые и так далее. Итогом переговоров должно стать определение формата и сроков смены власти. Началом — освобождение политических заключенных.

— Когда Беларусь станет свободной и вы вернетесь, вы ведь снова к станку уже не встанете?

— Почему вы так решили? Я с большим удовольствием вернусь на свое рабочее место.