Сюжеты · Общество

Ягода да гробы

Одно из самых страшных мест в Москве — дом номер 9 в Милютинском переулке. В нем жили руководители ОГПУ. Всех впоследствии расстреляли

Павел Гутионтов , обозреватель

Особняк Ягоды, Дом ОГПУ, Милютинский переулок, 9. Фото: Павел Гутионтов /  «Новая» 

В эту школу я пошел в первый класс и проучился полгода, потом с улицы имени революционера Мархлевского переехал на Преображенку. А школу через несколько лет закрыли на долгий ремонт, и улицу переименовали, «понизили» до переулка — Милютинского. 

Школу отремонтировали уже в 90-е. Открыли как французский лицей имени Александра Дюма, из доски на стене следует, что в открытии принимал участие даже президент Франции Жак Ширак. 

Не знаю, произвели ли лицей в «иностранные агенты»… 

Жил я тогда строго напротив, но на дом девять внимания по малолетству не обращал: забор, деревья… Да вокруг масса интересного и без него, в шесть-то лет. 

Дом № 9 стоит впритык к моей школе. 

Он был построен в 1928 году по проекту известного архитектора Аркадия Лангмана, так теперь на табличке и написано: «Жилой дом… по проекту Лангмана… Охраняется государством…» 

Как не охранять? 

Во-первых, красивый. Трехэтажный, потолки высоченные, вертикальный оконный проем над входом… 

Девять квартир. 

«Квартиры не уступали своей планировкой респектабельным апартаментам дореволюционных домов, а всего на каждом из трех этажей их было по три, состоящих из двух, четырех и пяти жилых помещений, и это не считая комнатки для прислуги. В каждой из них присутствует внушительная гостиная и закругленный эркер. 

Стоит отметить, что квартиры были прекрасно изолированы друг от друга благодаря запроектированным между ними лестничным маршам…» 

Во-вторых, исторический. 

Изначально планировался и строился для высших руководителей ОГПУ. Первые жильцы — зам. председателя (затем нарком внутренних дел) Г. Ягода, начальник ИНО ОГПУ М. Трилиссер, начальник КРО ОГПУ А. Артузов, первый зам. начальника СОУ ОГПУ Т. Дерибас, начальник Стройбюро АХУ ОГПУ А. Лурье, начальник ХозО АХУ ОГПУ И. Островский… Остальных троих я не знаю, и спросить не у кого. 

ИНО — иностранный отдел, КРО — контрразведывательный, СОУ — секретно-оперативное управление, АХУ — административно-хозяйственное… 

Все шестеро расстреляны. Кроме Ягоды, всех потом реабилитировали. 

Кстати, он такой единственный среди всех участников «бухаринского процесса». И с его делом (как нереабилитированного) ознакомиться до сих пор нельзя. Почему бы, кстати? В последний раз Верховный суд отказал заявителям в 2015 году. Глава «Мемориала» (Минюст настаивает, чтобы, упоминая, я называл его иностранным агентом) А. Рогинский выразил согласие с решением суда; по его мнению, не может быть реабилитирован тот, кто сам совершил преступления против правосудия. При этом Рогинский отметил, что 

обвинения, предъявленные Ягоде на процессе, как и его подельникам, были фальшивыми, и указал на то, что у независимых исследователей до сих пор нет доступа к уголовному делу, по которому был осужден Ягода:

 «По какой-то причине и по сложившейся у нас практике к делам нереабилитированных лиц исследователей не допускают. Это возмутительно. И это не позволяет нам дать полную объективную оценку решению Верховного суда по Ягоде».

Но все это — потом. А в 1937-м в освободившуюся квартиру Лурье въехал начальник ГУГБ НКВД В. Меркулов, тогда начальник ГУГБ НКВД; с февраля 1943 по 21 августа 1953 года в ней жил генерал-лейтенант П. Судоплатов… 

Меркулов потом, когда наркомат в очередной раз разделили (на наркомат внутренних дел и госбезопасности), стал министром. Расстрелян в 1953-м вместе с Берией, не реабилитирован. Знаменитому Судоплатову, организатору убийства Троцкого, повезло больше: отсидел, вышел, написал книгу мемуаров, сподобился портрета моего товарища Бориса Жутовского в серии «Последние люди Империи», но реабилитации тоже не дождался… 

Кто еще здесь жил? Кто сейчас живет? Неприветливый охранник в разговоры не вступает… 

Международный тур-оператор Die Ganze Welt, но таблички нет. Хорошее место. 

Вообще район выглядит удивительно для центра любой столицы: Большая и Малая Лубянки, Милютинский, Кузнецкий Мост, Мясницкая — сплошь в зданиях, принадлежащих Службе безопасности: комплекс центрального аппарата, огромный вычислительный центр, жилые дома бывших сотрудников… Неудивительно, что рядом, в Сретенском монастыре, возведен колоссальный храм, считающийся домовой церковью ФСБ, а на Лубянской площади не прекращаются упрямые усилия восстановить памятник основателю органов Феликсу Дзержинскому… Тридцать лет минуло, как нет на дворе Советского Союза, но над подъездами ФСБ по-прежнему красуются огромные гербы несуществующего государства с серпом и молотом на фоне земного шара… 

Впрочем, могущественная тайная полиция никогда не ограничивала себя конкретным и компактным районом. Лучшие архитекторы, объединенные доверием и допусками, с 20-х годов строили для сотрудников «дома ОГПУ», вот только некоторые известные адреса: 1-я Мещанская, 46а; Б. Златоустинский пер., 5; Тверская-Ямская, 11; Ленинградское шоссе, 242 (сейчас 8/2); Ленинградский проспект, 48; Покровка, 20/1, Горького, 101…

Сколько же их было, чтобы во всех этих домах расселить?!. 

На Новокузнецкой улице построили «дом отличников ОГПУ», так потом пришлось пристраивать корпус — еще больших размеров; надо полагать, «отличников» в ведомстве становилось все больше… 

Прямо напротив Главного здания ФСБ и внутренней тюрьмы, в верхнем этаже «дома «Динамо» в Фуркасовском переулке (где был самый большой в Москве продовольственный магазин — № 40) — огромные круглые окна-иллюминаторы. Именно здесь располагалось то самое Стройбюро ОГПУ, чей начальник до своего ареста жил рядом, в Милютином, 9. Именно здесь рождались замечательные проекты «жилых домов», «домов отдыха ОГПУ» и прочего. Потом Стройбюро переехало в отдельное здание.

Дом «Динамо». Фото: РИА Новости

Ну и что? Есть, скажем, дома для рабочих ЗИЛа, для МГУ, почему бы не быть и домам для «бойцов невидимого фронта»? 

Скажу банальность. Никакое современное государство не может обойтись без спецслужб, но головная боль каждого из них — держать эти службы под контролем, не дать им разрастись и стать главной службой государства. Они должны «знать свое место», чтобы пользоваться — заслуженным — уважением и признательностью сограждан. 

В общем-то, и

само государство должно при этом пользоваться — заслуженным! — уважением. А не только (среди прочего) расстреливать сограждан сотнями до сих пор толком не посчитанных тысяч и тайком бросать их по рвам на бесчисленных «Коммунарках»

(кстати, рядом с дачей того самого Ягоды). А потом десятилетиями скрывать и в «подвигах» своих признаваться сквозь зубы, с неохотой… Иначе совсем по-другому будут выглядеть «дома отличников», с портретами которых их внуки порываются и сейчас выходить на марши «бессмертных полков». 

Генрих Ягода. Фото: Архив РИА Новости

После ареста первого наркома внутренних дел, генерального комиссара госбезопасности Генриха Ягоды его родители и сестры были высланы сроком на пять лет в Астрахань. 8 мая 1938 года они были приговорены к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. Отец умер в заключении в Воркуте (успев предварительно написать письмо Сталину, в котором отрекался от сына), мать — в Северо-Восточном ИТЛ. Сестры: Розалия после отбытия срока заключения еще пять лет находилась в ссылке на Колыме, Таисия после освобождения 29 октября 1949 года была выслана в Красноярский край, Эсфирь 16 июня 1938 года была приговорена к расстрелу, Фрида после освобождения из лагеря (1949) была повторно осуждена на 10 лет ИТЛ, Лилия 16 июня 1938 года была приговорена к расстрелу. 

Жена Ягоды Ида была уволена из прокуратуры, где работала, и 9 июня 1937 года арестована. Вместе с матерью и семилетним сыном ее отправили в ссылку в Оренбург сроком на пять лет. В 1938 году после пересмотра дела Ида Авербах была расстреляна. 

В отличие от мужа Иду Авербах посмертно реабилитировали. 

Сын Гарик взял фамилию матери, чтобы избежать преследований. После смерти родителей воспитывался в детдоме, в 1949 году попал в лагерь, откуда освободился уже после смерти Сталина. 

В 1939-м он написал бабушке (матери Иды) письмо. Ее соседкой в лагере была вдова Бухарина, которая это письмо воспроизвела в своей книге: «Дорогая бабушка, миленькая бабушка! Опять я не умер! Ты у меня осталась одна на свете, и я у тебя один, если я не умру, когда вырасту большой, а ты станешь совсем старенькая, я буду работать и тебя кормить. Твой Гарик»… 

В целом после расстрела наркома от репрессий пострадали 15 его родственников. 

Первоначально Ягоду обвинили в совершении «антигосударственных и уголовных преступлений», затем — в «организации троцкистско-фашистского заговора в НКВД, подготовке покушения на Сталина и Ежова, подготовке государственного переворота и интервенции», работе на иностранные разведки. Против Ягоды выступили его главные сподвижники Агранов, Заковский, Фирин, Реденс,  Эйхманс, Кацнельсон,  Леплевский… 

Николай Ежов. Фото: Архив РИА Новости

Сподвижников, кстати, расстреляли тоже, реабилитировали не всех. Гордиться, прямо скажем, нечем ни тем, ни другим, невинной крови на каждом — по локоть. 

В письме Артузова наркому Ежову (1937) дается оценка Ягоды (по-соседски, как мы помним) как человека «ограниченного, недостойного по всем параметрам тех постов, которые он занимал в ОГПУ. По характеру, по интеллектуальной силе, по культуре, по образованию, по знанию марксизма Ягода — антипод Менжинского…» 

То, что мы теперь знаем о Менжинском, вроде бы подтверждает его перечисленные качества, его интеллектуальную силу, его культуру и образование. Но заставляет задуматься: не слишком ли подавило все это его «знание марксизма»? 

…А Ягода был, судя по всему, тип все-таки мерзкий. Пусть и не готовил покушений на товарища Сталина,

не планировал государственного переворота, иностранным шпионом не был. Как сам сказал на процессе: будь я шпионом, они все свои разведслужбы распустить должны были бы… 

В приговор «шпионаж» не попал. 

Приходится с осторожностью, с опаской цитировать документы того времени (как письмо Артузова). Вот, например, рапорт начальника 1-го отделения АХУ НКВД Цилинского «О хозяйственных расходах 2 отделения АХУ НКВД СССР» от 4 апреля 1937 года начальнику 1-го отдела ГУГБ НКВД комиссару государственной безопасности К. Паукеру (главный охранник Сталина, расстрелян в августе 1937 года «в особом порядке», не реабилитирован). Надо учитывать, что бывший нарком к моменту составления рапорта неделю как был арестован, так что могли и соврать. Но могли и не соврать, не все соврать… 

«Доношу, что среди спецрасходов 1-го отделения АХУ НКВД за 1936 год имелись нижеследующие расходы. Но я должен оговориться, что цифры примерные, написаны на память, так как по установленному порядку все расходные документы сжигались ежемесячно после утверждения отчета и остались только акты…» 

Из «оставшихся актов» следует («по линии Ягоды»): 

Содержание дома отдыха «Озеро», дач «Лиза» и Гальтищево, квартир в Кремле, в Милютинском переулке, 9, и на Тверской, 29, как то: разные ремонты, благоустройство парков и посадка цветов, отопление, освещение, очистка пруда, ремонт и смена мебели, с 1.01 по 1.10.36 г. 605 000 руб. Штат по всем точкам за девять месяцев — 94 500 руб.… Питание для дач и квартир — 450 000 руб.…

…Регулярно снабжались продовольствием сестры Ягоды: Эсфирь, Таиса и Роза. Кроме того, посылались периодические посылки Григорию Филипповичу, Леопольду Авербаху, Леониду Авербаху и Фридлянду за счет 1-го отделения АХУ. Содержались и обставлялись дачи Розе и Эсфирь в Краскове, Таисе и Григорию Филипповичу в Жуковке. Бывали пошивки обуви и одежды… 

Все эти расходы с января по 1 октября примерно составляют руб. 145 000… 

По линии Горки-10. 

По данному объекту обслуживались три точки: дом отдыха Горки-10, Мал. Никитская и дом в Крыму «Тессели». Каждый год в этих домах производились большие ремонты, тратилось много денег на благоустройство парков и посадку цветов, был большой штат обслуживающего персонала, менялась и добавлялась мебель и посуда. Что касается снабжения продуктами, то все давалось без ограничения… 

Примерный расход за девять месяцев 1936 года — 1 010 000 руб. 

Кроме того, в 1936 году куплена, капитально отремонтирована и обставлена мебелью дача в деревне Жуковка № 75 для Надежды Алексеевны (Горки-10). В общей сложности это стоило 160 000 руб.… 

Писатели. 

До отмены карточной системы писатель Киршон пользовался пайками. В последнее время посылались периодические посылки и молочные продукты, за которые Киршон вносил деньги. 

Что касается сделанной мебели Бутырским изолятором и банкетов по случаю постановки новых пьес, то эти расходы частично оплачивались Киршоном… 

Писатель Афиногенов получил много мебели из Бутырского изолятора, и за счет 1-го отделения был оплачен банкет. Продуктами Афиногенов не пользовался. 

Шолохову купили разных предметов из ширпотреба на сумму около руб. 3000… 

Периодически посылки получал Катаньян. Пайки давались большие, с вином, стоимостью 1 000 руб…. 

На постоянном снабжении находились тт. Дейч (Совконтроль) и Шмидт О.Ю. Им пайки посылались в пятидневку раз из расчета 450–500 руб. паек, что за год составит руб. 54 000… 

Дорогехонько обходилась нам государственная безопасность… За неполный год (подсчитал Целинский) расходы на наркома составили 3 718 500 рублей. 

Четыре страницы убористым шрифтом. Кое-что могу пояснить. Авербахи — Леопольд и Леонид, братья жены, первый из них — лидер РАППа. Фридлянд — муж сестры… «Линия Горки-10» — это, конечно, Алексей Максимович Горький, великий пролетарский писатель. Надежда Алексеевна — разумеется, Пешкова («Тимоша»), жена профессионального лоботряса и бездельника сына Горького, в которую был влюблен Ягода… В нее все вокруг были влюблены, между прочим. Сам Сталин, утверждают, делал ей предложение, но почему-то получил отказ… Жила, как птичка поет, весело и бездумно, вот только всех ее последующих мужей да любовников НКВД забирал, а ее не трогал. Но даже дочку свою, Марфу, замуж выдала за сына Берии…

«Веселая вдова» называли ее в Москве. 

В «Архипелаге ГУЛАГ» описывается прибытие Горького и его спутников на Соловки: «Это было 20 июня 1929 года. Знаменитый писатель сошел на пристань в Бухте Благоденствия. Рядом с ним была его невестка, вся в коже (черная кожаная фуражка, кожаная куртка, кожаные галифе и высокие узкие сапоги), живой символ ОГПУ плечо о плечо с русской литературой». Тимоша оставила и свое воспоминание о поездке в этот концлагерь: «Изумительный вид на озеро. Вода в озере холодного темно-синего цвета, вокруг озера — лес, он кажется заколдованным, меняется освещение, вспыхивают верхушки сосен, и зеркальное озеро становится огненным. Тишина и удивительно красиво. На обратном пути проезжаем торфоразработки. Вечером слушали концерт. Угощали нас соловецкой селедочкой, она небольшая, но поразительно нежная и вкусная, тает во рту…» 

Можно считать, одним словом, жизнь удалась. 

…Ну и как вишенка на торте — список государственных наград Генриха Григорьевича Ягоды, близкого родственника Свердлова, любимца Дзержинского: 

1922 — знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ (V)» — к пятилетию органов; 

1927 — орден Красного Знамени;

1930 — орден Красного Знамени;

1932 — орден Трудового Красного Знамени; 

1932 — знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ (XV)» — к 15-летию органов; 

1933 — знак «Почетный работник РКМ»; 

1933 — орден Ленина.

…Вообще, весь район, по уму бы, сделать музеем. От Милютина переулка до «расстрельного дома», военной коллегии Верховного суда, я бы проложил пешеходный маршрут. С посещением центрального здания и внутренней тюрьмы внутри его. А в здании «дома ОГПУ» в Милютинском переулке, 9, я бы открыл главный музей госбезопасности. Пока же его нет, все-таки вывесил бы на стенах рамочки «последнего адреса» — на всех его жильцов, реабилитированных и нет. 

Когда-нибудь, я верю, так и будет.