Треск падающей сосны отзывается в лесу эхом. Она падает, ломая сучья соседних деревьев. Давит молодняк. Бензопила гудит, вгрызается в полувековую кору.

И снова треск. Тяжелое падение.

Виктор ходит по бору, не выключая пилу: за бензин платит компания, да и перерыва в валке нет. Лишь у нескольких деревьев он останавливается, смотрит на стволы и, подумав, оставляет их: хорошие, потом уйдут в деловую древесину, надо еще подрасти.

Задача бригады сейчас — проредить лес. Оставить между деревьями полтора-два метра. «Рубки ухода» — так это, по крайней мере, называется.

В лесу пахнет свежей щепой.

Сосновый кругляк рабочие укладывают в штабеля. С опушки его везут за 122 километра на комбинат в Павловск, где превратят в ДСП.

Бригада Виктора — шестеро лесорубов — работает пять дней в неделю. Вольнонаемные: ни в какой организации не числятся. Зарплату получают раз в неделю наличными от местного предпринимателя: 2 тысячи рублей на человека. 8–10 тысяч в месяц.

«А куда еще идти? — говорит Виктор. — Нам всем за шестьдесят, а пенсии пока нет».

Вырубленную в ленточном бору древесину получит холдинг «Алтайлес». Входящие в него и связанные с его владельцами компании на сотнях таких бригад делают 1,18 млрд рублей чистой прибыли и 7 млрд рублей выручки в год.

Линия огня

Леса занимают всего 26,4% территории Алтайского края. Протянувшиеся узкими полосами на сотни километров ленточные боры защищают степные районы от суховеев и эрозии почв. Не было бы их — Алтай превратился бы в пустыню.

К этому все медленно и идет. С 2001 года регион потерял 2% своего лесного покрова — 78 тысяч гектаров. Основные причины — пожары и рубки.

С секретарем регионального общественного совета по защите лесов Александром Сесловым мы пробираемся по сосняку Касмалинского ленточного бора. Таких боров всего четыре в мире, и все они — на Алтае.

— Вот они, «морковки», растут, — машет Сеслов в сторону еще советских лесопосадок. От реликтового леса они отделены грунтовкой в три метра шириной. Контраст потрясающий: если в лесу растут трава и кустарники, ползают насекомые, поют птицы, то в лесопосадках нет ничего, кроме сосен. Ученые объясняют это частотой расположения саженцев, однотипностью их породного состава и одинаковым возрастом, искусственной минерализацией почв.

— Лесопосадки они в основном не трогают. Только самые стройные деревья выбирают. А вот естественный бор рубят нещадно. И главное — что потом растет на этом месте? Акация, береза, осина? Лес вместо соснового становится смешанным.

Лиственные деревья растут быстрее хвойных: осина за год может подняться на два метра, сосна — на метр и меньше. Если рядом упадут семена березы и сосны, вырастет только береза: сосне не хватит ни питания, ни света. При этом хвойные леса ценнее — они выделяют больше полезных фитонцидов и очищают воздух круглый год. «Алтайлес» на своем сайте заявляет о миллионе молодых хвойных деревьев, высаженных компанией в 2020 году. Но где они? В бору мы их не находим.

Первый штабель сосняка — в трех километрах от входа в лес.

— Где-то месяц назад спилили, — проводит Александр рукой по срезу. — Тут кубометров восемь. И все строевые деревья — ровные, без сучьев. Такие перерабатывать легче. Молодые — 50–60 лет. Посмотрите диаметр: 40 сантиметров, 26, 30. Вековых уже и не осталось почти в наших борах. Больные не рубят: вот больное дерево стоит, все в наростах, но никто его рубить не будет — невыгодно.

К чести алтайских лесорубов, они хотя бы убирают за собой порубочные остатки — ветки, кору, части крон. Это позволяет снизить риски пожаров и заражения леса насекомыми-вредителями. Во многих регионах не делают и этого.

— Мы их годами гоняли, чтобы к уборке приучить. Ролики выпускали десятками каждый месяц, фиксировали нарушения, подписи собирали, пресс-конференции. Самсоненко (экс-начальник управления лесами Алтайского края) отсюда не вылезал. Мы его в Костин Лог возили — там были настоящие завалы. Хозяйничали лесорубы как хотели. А сейчас — да, сейчас они понимают, что любой их проступок можно заснять, теперь убирают.

Активность защитников леса не остается без отпора. У председателя общественного совета по защите лесов Валерия Горбунова в 2018 году подожгли дом. Мужчина спал, когда неизвестные облили горючей жидкостью входную дверь и припаркованный в трех метрах от дома автомобиль. Горбунова спасли соседи — разбили окно, помогли выбраться. Поджигателей до сих пор не нашли. И неудивительно — общественник перешел дорогу многим, не побоялся даже депутата Госдумы от Алтайского края Виктора Зобнева, рассказав о его незаконно построенной даче на озере Горькое-Перешеечное и добившись ее сноса. Сам Валерий связывал произошедшее со своей экозащитной деятельностью.

В скором времени после поджога Горбунов умер.

Между алтайскими лесорубами и экозащитниками — буквально линия огня.

За четыре месяца до поджога дома Горбунова в Горном Алтае, в селе Верх-Бийск, сожгли дом защитника леса Владимира Швецова. Поджигали ночью. Дом, по свидетельствам очевидцев, занялся мгновенно.

Владимир выскочил на улицу в чем спал. Потом понял, что в огне осталась собака, и бросился за ней. Выходить второй раз пришлось уже через окно — веранда и входная дверь полыхали.

Сейчас Швецов уже не хочет рассказывать ни о пожаре, ни о борьбе за лес. Говорит: «Мне теперь это не интересно». Селяне объясняют: устал воевать. Но признают: когда в округе Верх-Бийска, в Тондошке, Кебезени и вдоль дороги на Телецкое озеро лесорубы начали сплошняком валить вековые сосны, Швецов буквально лез на амбразуру.

— Он ездил пикетировать полпредство президента в Новосибирск, стоял с плакатом «Спасите лес Горного Алтая». Потом встречался с губернатором Бердниковым, даже привозил его сюда, — рассказывает житель села, попросивший не называть своего имени. — А ведь Володя — двоюродный брат нашего депутата Саши Трудова, лесозаготовителя, который и рубил.

За сосновые боры пошла настоящая война. Сгорел не только дом Владимира Швецова — по осени неизвестные сожгли вагончик лесорубов и их трактор. Пристрелили собаку. Следственный комитет заводил уголовные дела по фактам обоих пожаров, да так никого и не нашел: слишком много людей участвовало в конфликте.

Жители Верх-Бийска собирали сходы и отправлялись в лес — блокировать технику. В итоге конфликт пришлось решать политически: власти создали на месте рубок ООПТ — памятник природы «Турочакский». Правда, почти весь вековой лес к этому моменту уже был вырублен.

Их выбор

Касмалинский ленточный бор. Алтайский край. Следующий штабель вместе с Александром Сесловым мы обнаруживаем через километр от первого. Здесь древесины уже больше — кубов четырнадцать. Весь лес на Алтае в таких небольших штабелях. Сплошных рубок в равнинной части не ведется: из-за малолесья это будет слишком заметно и вызовет возмущение местных. А рубить выборочно — тут пять сосен, там пять сосен — это пожалуйста. Так набирается 2,8 млн кубометров древесины в год.

— У выборочных рубок — своя опасность, — объясняет Сеслов. — В густом бору деревья поддерживают друг друга кронами. А когда из 20 деревьев срублено шесть-семь, плотность снижается, и при сильном ветре деревья падают. Вот, — показывает он на растущую под наклоном тонкую сосну. — Эта точно упадет, когда будет буря. Вот та — тоже. Сейчас мы видим здесь два десятка деревьев и восемь пеньков. Повалятся еще три-пять сосен. Их потом смогут забрать как ветровал.

В борьбе за свои леса алтайские экологи и экоактивисты продвинулись существенно: в 2019 году ленточные боры были отнесены к особой категории защитных лесов. Теперь на бумаге их использование должно быть совместимо с «целевым назначением» и «выполняемыми ими полезными функциями». Однако ни одна из этих формулировок не запрещает рубок, особенно санитарных.

— Пользуясь тем, что где-то прошел небольшой низовой пожар, лесопромышленники вырубают не только пострадавшие деревья, прихватывают и здоровые — целыми участками, — рассказывает алтайский эколог Алексей Грибков. — И в общем балансе у нас леса убывают. Это сказывается на поверхностном стоке, на формировании русловых процессов в реках, на уровне грунтовых вод, на озерах. По цепочке — на флоре, фауне, на почвах. Из-за деятельности лесорубов полностью исчезли из наших боров такие редкие виды птиц, как балобан, беркут. Лесозаготовительная техника, валка, рубка, трелевка леса тракторами — не любой организм сможет это выдержать.

Грибков указывает, что рубки в ленточных борах ведутся для заготовки древесины — это прямо прописывается в договорах (они имеются в распоряжении «Новой»). Несмотря на то что ленточные боры имеют особый охранный статус, закон не запрещает рубить их даже в коммерческих целях.

— Единственная категория лесов, которая защищена от коммерческих рубок в России, — это орехово-промысловые зоны. Но и этого запрета удалось добиться всего два года назад. У нас в Алтайском крае значительную часть леса занимают искусственные посадки. Причем довольно старые: по 40, 50, 70 лет. И вот в этих посадках, наоборот, нужны интенсивные рубки ухода. Потому что растущие рядкамидеревья одного возраста умрут быстрее, чем деревья, живущие в сложившейся лесной экосистеме, где и подрост, и средневозрастные деревья, и старовозрастные деревья разных пород. Деревья в лесу растут в естественном цикле: одни умирают, на смену им приходят другие. В искусственных лесопосадках этого не происходит. Но почему-то их никто рубить не стремится, — говорит эколог.

Кедр, но пихта?

Гора Тилан-Туу священна. По легенде, алтайский юноша, сватаясь, должен был донести возлюбленную до вершины на руках. И если не справлялся, девушка превращалась в змею. Веками тубалары — один из коренных народов Алтая — приходили сюда совершать обряды.

— Весной и осенью собирались старики, взрослые и дети. Завязывали на деревьях тялама (ленты) белого и голубого цвета. Приносили молоко, варили мясо и отдавали все это земле — просили о хорошем урожае и чтобы кедр дал много ореха, — рассказывает Эмма Туимешева. Пожилая женщина, опираясь на посох, восходит на вершину Тилан-Туу.

— Души умерших алтайцев, проживших достойную жизнь, отлетают в кедрач. Кедр — это наше священное дерево, наша радость: он утешит и обласкает, он накормит. И вот мы видим, как наш кедр рубят, он лежит штабелями, его колют на дрова. Что мы должны испытывать? — спрашивает ее спутница Людмила.

Два года назад на Тилан-Туу поднялась лесозаготовительная техника и выпластала южный склон, забрав пихты, сосны и вековые кедры. Делалось это, по официальной информации, не ради заготовки 1568 кубометров древесины, а ради строительства горнолыжного курорта. Но никакого курорта здесь так и не появилось. Его открытие постоянно переносится.

— Конечно, мы думаем, что хотели просто лес забрать. Это такая боль! Здешние кедрачи хорошо плодоносили, и люди приходили сюда собирать шишку, — говорит Туимешева.

Сбор кедровой шишки для местных — не развлечение, а самый что ни на есть способ выжить. С работой в Горном Алтае плохо: только официальный уровень безработицы — 15,3%, в три раза больше, чем в среднем по России. Медианная зарплата — 24 тысячи рублей. За мешок шишки приемщики платят две-три тысячи рублей. За сезон можно заработать полмиллиона. Поэтому «орешничают» все.

По закону, рубить кедр в России можно лишь при условии, что его объем на деляне составляет менее 30%. Но алтайские лесорубы, похоже, научились обходить эти ограничения: в январе 2021 года издание «Листок» писало о рубках в районе села Бийка: они, по информации издания, шли на делянах с преобладанием кедра, который по документам проходил как пихта. Остановить вырубку требовали местные жители, их поддержали глава Бийки Ольга Жандарикова и председатель районного совета депутатов Анна Трапеева. Из-за протестов рубки были остановлены, При этом, по словам директора Турочакского лесничества Сергея Есикова, они были законными: «Объем кедра на делянах был менее 30%», — заявил он «Новой газете».

Пошли лесом

Если в Республике Алтай лесозаготовкой занимаются десятки некрупных индивидуальных предпринимателей, то в Алтайском крае есть предприятие, которое местные называют монополистом, — «Алтайлес». Холдинг владеет тремя деревообрабатывающими предприятиями: в Рубцовске, Камне-на-Оби и Павловске. Суммарно они способны перерабатывать 930 тысяч кубометров древесины в год. Всего с холдингом ассоциированы 10 компаний, занимающихся лесозаготовкой, производством пиломатериалов, столярными работами, торговлей кругляком и продуктами переработки древесины.

«Алтайлес» был основан в 2007 году, на следующий год после внесения изменений в Лесной кодекс, позволивших государству передавать участки под заготовку древесины частным предприятиям. Практика показала, что чиновники после этого из леса не ушли, а, наоборот, зашли в него, притом по довольно бесхитростной схеме.

Одним из учредителей «Алтайлеса» в 2007 году выступило ООО «Содружество», совладельцем которого, в свою очередь, было общество с ограниченной ответственностью «Макс». Среди учредителей «Макса» — Иван и Альбина Ключниковы, сын и супруга на тот момент действующего начальника Управления лесами Алтайского края Михаила Ключникова, а также Владимир Ишутин — сын курировавшего лесное хозяйство экс-замгубернатора Алтайского края Якова Ишутина.

Семьи двух чиновников создали предприятие, получившее в распоряжение 1,5 миллиона гектаров алтайского леса.

Спустя два года после создания холдинга ближайшие родственники Ишутина и Ключникова передали свои доли в компании сводной сестре Альбины Ключниковой Ирине Донской. При этом Иван Ключников и сегодня является генеральным директором холдинга.

На протяжении 11 лет семейный бизнес не знал проблем. В 2011–2012 годах входящий в «Алтайлес» «Каменский ЛДК» с 50%-ной скидкой получил в аренду 570 гектаров леса в 21 районе края — под проект «площадки лесопиления в городе Камень-на-Оби». Стоимость проекта оценивалась в 1 млрд рублей, мощность переработки — 240 тысяч кубометров древесины в год. Проект был включен Минпромторгом РФ в перечень приоритетных. Однако в 2018 году Минприроды Алтайского края направило «Каменскому ЛДК» письмо, в котором сообщило, что считает ничтожным четыре договора субаренды лесных участков, заключенных комбинатом, и добилось их расторжения в суде. Так «Алтайлес» лишился 500 тысяч гектаров арендуемого со скидкой леса (1/3 своих угодий).

Затем министерство подало иски о взыскании со структур холдинга необоснованного обогащения: 642 тысячи рублей — с ООО «Содружество», 20,4 млн рублей — с ООО «Алеусский лес», 28,3 млн рублей — с ООО «Ребрихинский лесхоз», и 1,5 млрд рублей — с ООО «Салаир». Суды идут по сей день. Тяжбу с Ребрихинским лесхозом ведомство проиграло.

Однако на арбитражных спорах проблемы не закончились. В декабре 2020 года СМИ сообщили об обыске в офисе компании «Велес ОПТ», связанной с семьей Якова Ишутина. Оперативные мероприятия были связаны с незаконной рубкой леса на сумму 1,5 млн рублей. В самой компании пояснили, что речь идет о рубках 2018 года и что участки по завершении работ «были сданы без серьезных нарушений».

С чем именно связано ухудшение отношений между чиновниками, силовиками и лесозаготовителями, неясно — новых игроков на алтайском рынке древесины пока нет.

В самом «Алтайлесе», комментируя расторжение договоров, заявили, что действия Минприроды «связаны с формальными нарушениями» и «вызывают у лесных предприятий вопросы и недоумение», а главное — «уже спровоцировали вынужденное увольнение сотрудников». «Расторжение договоров фактически привело к ликвидации лесных предприятий ООО «Залесовский лес», ООО «Фрунзенский лесхоз», ООО «Косихинский лесхоз», частично потеряли работу сотрудники ООО «Бобровский лесокомбинат». Таким образом, более 150 человек, проживающих в сельской местности, потеряли работу», — сообщили в холдинге.

В разговоре с корреспондентом «Новой газеты» директор по лесному хозяйству «Алтайлеса» Валерий Савин заявил, что холдинг вовсе не ведет целенаправленной заготовки коммерческой (деловой) древесины.

— Целенаправленная заготовка деловой древесины нами не производится. Осуществляются рубки лесных насаждений в соответствии с правилами ухода за лесами. Правилами определены деревья, которые выбираются в первую очередь: поврежденные и погибшие, усохшие. Если из них получается деловая древесина — хорошо, если не получается — ну, не получается. У нас выходит порядка 55% деловой древесины и 45% дровяной. Мнение, что мы пытаемся выбирать только деловую древесину, ошибочно, — заявил он. — В то же время благодаря современным технологиям дровяная древесина также может идти в переработку — ее уже не обязательно пускать на дрова.

Несмотря на ухудшение отношений с чиновниками, дела у «Алтайлеса» и сегодня идут неплохо: чистая прибыль входящих в холдинг компаний в 2020 году составила 1,18 млрд рублей.

Большую часть древесины «Алтайлес» реализует на внутреннем рынке, продавая ее другим лесозаготавливающим компаниям, индивидуальным предпринимателям и — небольшими партиями — местным жителям. Но самые крупные контракты заключает с Китаем. Согласно данным государственной системы «Лес ЕГАИС», в 2020 году 238 335 кубометров древесины, 1/6 от заготавливаемой холдингом за год, было продано компании «ШуньХэ». Еще 10 705 кубов приобрела Алашанькоуская торговая компания «Тянь Хуа». 33 936 кубометров алтайской древесины закупила Хоргосская цепно-сбытовая компания «Бу и Ян», которая ранее засветилась в истории с закупками древесины у томских компаний «ИнтелСтрой» и «Фаворит», проводивших предположительно незаконную «санитарную» рубку леса в Карегодском заказнике (сейчас по факту этой рубки расследуется уголовное дело).

Всего в Китай уходит до 1/4 заготовленной «Алтайлесом» древесины — 313 978,3 кубометра в 2020 году. Еще один крупный рынок сбыта — Казахстан: сюда за последние полтора года было отгружено 203 тысячи кубов.

Пока работающие за копейки лесорубы и защитники природы Алтая жгут друг другу дома и технику, семьи теперь уже бывших чиновников зарабатывают на экспорте древесины миллиарды рублей. Площадь лесов в Алтайском крае и Республике Алтай продолжает сокращаться.