Часть 1. Десант в заказник

Разрушенный мост

Воздух на берегу Чулыма пахнет свежеспиленной древесиной. Штабеля лежат вдоль яра. Здоровые бревна, полметра в обхвате, вперемежку с совсем тоненькими — сантиметров по пятнадцать.

На пристани кругляк ждет баржа.

К заказнику подъезжаем с воды — по земле до этих глухих мест, отданных птицам и лосям, добираться полсуток по бездорожью. По рекам из райцентра Молчаново — два часа.

Экспедиция большая: помимо меня и журналистов ТВ-2, руководитель программы по особо охраняемым территориям российского «Гринпис» Михаил Крейндлин, независимый эксперт по лесному хозяйству Никита Дебков, сотрудник экологического центра «Стриж» и бывший директор областного охотуправления Евгений Мурзаханов, экоактивисты, охотовед Владимир Рогоев.

Рогоев первым забил тревогу: об уничтожении заказника ему рассказали молчановские лесничие. Знали, кому пожаловаться: Владимир стал известен на всю Томскую область в 2018 году — после перебранки с директором областного охотуправления Валерием Ермоленко: тот требовал от охотоведа уволиться. За несколько дней до этого Рогоев, судя по разговору, задержал «не тех» браконьеров.

— Когда лес есть, зверю где-то спрятаться можно. От браконьера, от жары, — говорит Владимир. — А сейчас они все вырубили, и для птиц в заказнике уже среда неблагоприятная. После пожара начали расти молодые деревья, это хорошая кормовая база для лося. Но теперь и этот молодой подрост покрошили — завалили его деревьями.

По мнению Рогоева, санитарные рубки в заказнике нужно было начинать сразу после пожара. И делать их выборочными, а не сплошными. Сейчас смысла рубить лес сплошняком тоже нет: вредители — усачи и короеды — не перекинулись на здоровый лес, и можно срубить только те деревья, которые они уже заняли; а природа — начала восстанавливать сама себя, и даже от повторных пожаров защитилась березовым молодняком.

О нашей экспедиции в заказник лесорубы узнали за два дня. И подготовились: вывезли людей, свернули работы. На пристани суетятся только два человека. Завидев нас, прячутся в установленный на грузовые колеса вагон.

Швартуем лодки. На берегу за свежим кругляком лежит штабель сухой древесины. Рядом — бочки с горючим.

— В водоохранной зоне рек запрещен въезд и стоянка транспорта вне дорог с твердым покрытием, — говорит Михаил Крейндлин. — Формулировка «твердое покрытие» размытая, но вот это (показывает на укатанную КамАЗами грунтовку), думаю, не оно. Складирование отходов и горюче-смазочных материалов тоже запрещено. Тут бы Росприроднадзору поработать.

Осматриваем лежащие вдоль берега штабеля. Деревья к моменту рубки были живыми, по большей части — даже совсем не поврежденными.

В заказник выдвигаемся на повидавших бездорожье «Тойоте» и «Ниве», их со вчерашнего вечера перегоняли по лесам экоактивисты.

На месте егерских троп лесорубочная техника продавила двухполосную промышленную дорогу.

Первый «привет» от лесорубов — в километре от пристани: поперек дороги — яма полтора метра глубиной и метра четыре в ширину, рядом с ней — сваленные в кучу бревна и балки. С обеих сторон от ямы — застойная вода.

Машинам через яму не перебраться, но и пешком идти до места рубок несколько часов. Решаем восстановить мост. Каждая балка весом килограммов по 400. Едва отрываем их от земли. Поднеся к краю ямы, спускаемся в нее и тащим волоком. В какой-то момент балка срывается и падает мне на ногу. Синяк на ступне сохранится несколько дней.

Поняв, что без подкладки бревен не обойтись, начинаем таскать и их. На восстановление двух балок моста (под колеса) уходит полчаса.

— Ну если у них все законно и нечего скрывать, то нахрена разрушать мост-то? — ругается водитель.

Скрывать было что.

Живые пеньки

Через восемь километров после въезда в заказник лес обрывается. Выезжаем на заваленную древесиной делянку. Посреди нее торчит неубранный сухостой. Порубочные остатки — тонкие сухие стволы и ветки — разбросаны по территории. Вырубленных «по живому» деревьев на делянке уже нет. Отгружены.

— По документам это, конечно, санитарная рубка, но вообще, в первую очередь, они должны были убрать сухостойные деревья, — замечает Крейндлин.

На уборку сухостоя у рабочих формально еще есть время: делянку нужно выработать до конца года. Но опасность в другом: оставшиеся на открытой местности сухие деревья и ветки легко загораются.

— Пороховая бочка. Полыхнет — земля на метр вглубь прогорит, — говорит Владимир Рогоев. — Вообще-то у нас сейчас пожароопасный сезон.

Вторая делянка — в паре километров. Деловую древесину, пригодную для строительства, с нее еще не вывезли, не успели. Зато с порубочными остатками рабочие разобрались: сгребли их в кучи, вывозить из леса не станут — сожгут с наступлением холодов.

У припаркованного на кромке леса гусеничного трактора замечаем трех человек. Подъезжаем. Двое спешно уходят — не хотят разговаривать. Мужчина в серо-коричневом камуфляже, кепке и с большим крестом на груди, представляющийся Виктором Герловским, напротив — поговорить хочет. Точнее, пожаловаться.

— Я пять дней работаю и уже хочу отсюда уехать, — рассказывает он. — Когда меня нанимали, говорили, что здесь лес. А здесь — пеньки. Я вальщик, а не этот… пенерез.

Герловский говорит, что фактически подчищает неаккуратную работу других лесорубов, «делает, чтобы было красиво». И признает: рубки ведутся неправильно. «Ну вот сушняк стоит. Вообще его надо в первую очередь валить, а уже потом заезжать и валить лес. Но… (разводит руками) штрафы не с нас будут брать, если что».

Работает Виктор без оформления, за наличные. Расчета пока не было. Еду, в основном крупы, привозит бригадир Костя.

Сколько обещают заплатить, Герловский не раскрывает. «Кто ж о таком говорит?» — усмехается он.

Быт рабочих, валящих лес в Карегодском заказнике, аскетичен: вагон на несколько коек, электроплитка (энергию подают с помощью генератора), трехсотлитровая цистерна воды: умыться и приготовить.

Рядом с вагоном — склад бочек с ГСМ. Две из пяти подтекают. Мазут густыми черными каплями падает прямо на землю.

— Хранилище должно быть организовано на непроницаемом поддоне, но здесь бочки лежат прямо на бревнах. Это нарушение сразу двух нормативно-правовых актов: правил санитарной безопасности, и правил противопожарной безопасности в лесах, — констатирует Михаил Крейндлин.

Однако и неправильная рубка, и утечка ГСМ в случае с Карегодским заказником — лишь сопутствующие нарушения.

Сплошные рубки в заказнике проводятся по рекомендации Молчановского лесничества. Согласно актам лесопатологического обследования (имеются в распоряжении «Новой»), лесные насаждения утратили свою устойчивость. На многих участках критически повреждено больше 50% деревьев (ели в некоторых выделах — на 100%). Решаем проверить, так ли это.

— По правилам лесопатологических обследований мы заложим пробную площадь шириной 10 метров, — объясняет Никита Дебков. — Я буду задавать направление по навигатору, а четыре человека пойдут за мной и будут измерять пни, определять породу дерева, степень ожога корневой шейки (места, где корень переходит в ствол) и живое ли дерево вообще.

Людей, способных отличить живое дерево от сухого, оказывается только трое. Первое обследованное — погибшее. Но затем…

— Сосна, 36 сантиметров, живая.

— Сосна, 27, живая.

— Сосна, 24, живая.

— Сосна, 48 сантиметров, живая.

Согласно ведомости перечета деревьев, составленной самим лесничеством, картина ровно обратная — подлежащим рубке усыхающим и сухостойным деревьям относятся: 71% сосен, 82% осин и от 79% до 100% берез.

Михаил Крейндлин из «Гринпис», впрочем, отмечает, что ответственность за происходящее в Карегодском заказнике лежит, в первую очередь, не на лесничих, а на региональных властях.

— Первое, о чем нужно сказать, что это — государственный природный заказник, особо охраняемая природная территория. При этом леса здесь до сих пор считаются эксплуатационными, что является прямым нарушением Лесного кодекса со стороны властей Томской области. Они давно уже должны были подготовить пакет документов о переводе всех лесов на территориях ООПТ в статус защитных (в таких лесах сплошные рубки существенно ограничены. — И. Ж.) и отправить их в Рослесхоз. Потому что существует специальное представление Генеральной прокуратуры и позиция самого Рослесхоза на этот счет, — говорит Крейндлин. — Поскольку это особо охраняемая природная территория, то ее целевое назначение — это, в первую очередь, сохранение биологического разнообразия, мест обитания животных, природных комплексов, а отнюдь не получение древесины.

Рубки на территории 770 гектаров в заказнике, отмечает Крейндлин, «определенно ухудшают среду обитания животных», что является нарушением статьи 24 Федерального закона «Об особо охраняемых природных территориях», которая запрещает на территории ООПТ любую деятельность, наносящую ущерб природным комплексам или окружающей среде.

Назначение сплошных санитарных рубок в заказнике, по словам эколога, также противоречит закону.

— Согласно статье 60.7 Лесного кодекса РФ, санитарно-оздоровительные мероприятия, включая сплошные санитарные рубки, направлены только на одну цель: предотвращение распространения вредителей и болезней леса. За время, прошедшее с пожара, значительная площадь пострадавшего леса заросла березовым подростом и фактически перестала угрожать соседним насаждениям. То есть никакого распространения вредителей леса из этого насаждения сегодня уже быть не может. Оснований для назначения сплошных рубок, согласно статье 60.7, нет.

Не было, по мнению Крейндлина, и оснований назначать рубки из-за пожароопасности.

— Обильный подрост мелколиственных пород сам по себе практически не горит. Зато вот сейчас [после начала работ] лес в заказнике может загореться, потому что подрост в значительной степени уничтожен при рубках. При этом на территории лежит очень много сухой древесины, и если произойдет сухая гроза или загорится разлитый горюче-смазочный материал, то пожар вполне может начаться, и он будет иметь очень тяжелые последствия. Поэтому вторая постулируемая цель этих рубок — снижение пожарной опасности, с моей точки зрения, тоже фактически не достигнута. Если не наоборот. Проводимые в заказнике мероприятия противоречат и законодательству, и здравому смыслу, и, конечно, они не должны были проводиться.

Часть 2. Сколько стоит русский лес?

Согласовывающие и проверяющие

Отправным документом для начала сплошных санитарных рубок в Карегодском заказнике стал уже упомянутый акт лесопатологического обследования, составленный сотрудником Молчановского лесничества Николаем Красновым. Согласовывал документ главный лесничий Олег Безручкин.

Здесь нужно сказать, что в Молчановском лесничестве есть конфликт между руководством и частью коллектива. Двое сотрудников лесничества рассказали «Новой газете», что Краснов в любых спорах стоит на стороне Безручкина.

Сам Олег Безручкин в апреле 2020 года был осужден Молчановским районным судом Томской области к трем годам лишения свободы условно. Суд установил, что в 2017 году главный лесничий, имея договор на рубку 50 кубометров лесных насаждений, приказал подчиненным отвести под рубку 200 кубометров. Государству был причинен ущерб свыше 700 000 рублей.

Олег Безручкин обжаловал приговор. Окончательного решения по делу пока не вынесено.

В разговоре с корреспондентом «Новой» главный лесничий заявил, что считает рубки в заказнике обоснованными, но не может назвать процент здоровых и сухих деревьев, потому что находится в отпуске.

С обоснованностью рубок в Карегодском заказнике согласны и другие томские чиновники. 6 июля журналисты новостного агентства ТВ-2 опубликовали материал, в котором критически оценили проводимые в заказнике санитарные мероприятия, а уже на следующий день, 7 июля, в заказнике прошла прокурорская проверка. На сайте томского филиала Рослесзащиты появился пресс-релиз по ее итогам: «По результатам проведения визуального обследования лесных насаждений на территории лесничества нарушений при назначении лесных насаждений в сплошные санитарные рубки не выявлено».

С директором томского филиала Рослесзащиты Александром Чемодановым мы встречаемся в офисе организации. Сначала он отказывается от комментариев: «С этим заказником меня уже достали». Но потом соглашается поделиться личным мнением.

— Сплошные рубки были назначены и законно, и правильно, — говорит он. — Рубить или не рубить — решается по специальным таблицам, по полноте здоровых лесных насаждений (плотности размещения деревьев. — И. Ж.). На пострадавших от пожара участках Карегодского заказника полнота здорового леса составляет менее 0,3. Это низкий показатель. Если мы вырубим в этом месте только сухой лес, то здоровые деревья просто лягут при сильном ветре. Поэтому их, разумеется, нужно рубить и использовать, как деловую древесину. Пока они не превратились в дрова.

На вопрос о том, почему санитарные рубки в заказнике были назначены лишь спустя пять лет после пожара, Чемоданов сначала отвечает:

Затем уточняет, что заказник находится далеко. В предыдущие пять лет обследовались другие пострадавшие от пожара участки леса, поближе к цивилизации.

Напоследок Александр Чемоданов заверяет, что на месте рубок будет высажен новый сосняк.

В прокуратуре Томской области «Новой газете» сообщили, что вывод о законности сплошных санитарных рубок в Карегодском заказнике сделала Рослесзащита, а сами прокуроры к окончательным выводам еще не пришли. Проверка продолжится до конца августа.

Однако в распоряжении редакции имеется акт проверки от 7 июля 2020 года, подписанный заместителем прокурора Молчановского района Евгением Гусловым. В документе говорится, что прокуроры пробыли в заказнике 10 часов, каких-либо нарушений при назначении сплошных рубок не выявили.

Помимо прокурора Гуслова документ подписали Александр Чемоданов и трое представителей Департамента лесного хозяйства Томской области — замначальника отдела охраны и защиты лесного фонда Максим Егоров, замначальника отдела воспроизводства лесов Сергей Денисенко и главный специалист комитета госконтроля лесного и пожарного надзора Сергей Власов.

В пресс-службе Департамента лесного хозяйства предоставить оперативный комментарий насчет рубок в Карегодском заказнике не смогли. Начальник департамента Артем Конев в соцсетях вопросы корреспондента «Новой» прочитал, но отвечать не стал. Ответа на официальный запрос редакции на момент публикации также не последовало.

В ОГБУ «Облохотуправление», являющемся администрацией заказника, оценивать обоснованность рубок не стали, отметив, что ведут проверку вместе с природоохранной прокуратурой.

Заместитель губернатора Томской области по природопользованию Андрей Кнорр от комментариев воздержался.

Заказник переезжает в Китай. Недорого

В акте прокурорской проверки от 7 июля указано, что рубки в Карегодском заказнике ведет компания «ИнтелСтрой». Один из рабочих на месте рубок заявил «Новой газете», что его нанимало на работу ООО «Фаворит». Учредителем обеих компаний является томский бизнесмен Валентин Широков.

Право на проведение рубок в заказнике Широков получил по договору субподряда: изначально санитарные мероприятия должен был проводить «Томсклесхоз», подведомственная организация Департамента лесного хозяйства, но

Почему выбор пал именно на Валентина Широкова, в Департаменте лесного хозяйства не пояснили. Но стоит сказать, что до 2013 года начальник департамента Артем Конев вместе с Широковым был соучредителем «ИнтелСтроя», ООО «Сибирь спецтехника» (компания также занималась лесозаготовками), а до 2014 года — компании «Сиблестех», занимавшейся деревообработкой.

Кроме того, с 2014 по 2019 год Артем Конев возглавлял уже упомянутый государственный «Томсклесхоз», который передал право рубки леса в заказнике Широкову.

Валентин Широков на встречу соглашается охотно. Связей с главой Департамента лесного хозяйства он не отрицает, но говорит: «Раз уж Артем решил строить карьеру на госслужбе, что теперь мне уходить из бизнеса?»

Браться за санитарные рубки в лесах, по словам предпринимателя, сегодня не хочет никто, потому что они привлекают слишком много внимания контролирующих органов.

— Лесникам проще ничего не делать. Если бы эти деревья просто упали, то никаких бы претензий не возникло. А тут лесничество проявило инициативу, и началось… ну кому интересно с прокурором три раза туда ездить?

Коммерческого интереса, по словам бизнесмена, в санитарной вырубке Карегодского заказника тоже нет.

— На тех делянках, что нам выделили в заказнике, было 50—60% сухостоя, — говорит он. — Еще 20% мы отделили на дрова. И только оставшаяся часть — деловая древесина. И я ее еще должен выкупить у лесничества, чтобы потом обработать и перепродать. Пять миллионов рублей за нее заплатил. А там деловой древесины-то всего около 5000 кубометров. Конечно, это прибыльно, я не жалуюсь. Но с арендованных участков, где идет чисто коммерческая заготовка, можно получать больше.

Интересное разночтение: лесники, в том числе руководитель томской Рослесзащиты Александр Чемоданов, оценивают запасы деловой древесины на выделенных под санитарные рубки участках в 100 000—132 000 кубометров, но никак не в 5000.

— Ни Александр Чемоданов, ни какой-либо другой человек, не может оценивать объем запасов деловой древесины, не видя договора, — говорит Валентин Широков. — Я вам больше скажу: не вся древесина, которая по договору числится деловой, на деле таковой является. Я выбрал, наверное, даже меньше 5000 кубов. 132 000 — это очень много.

Согласно данным единой государственной системы «Учет древесины и сделок с ней», ООО «Фаворит» Валентина Широкова с ноября 2019 года по июль 2020-го продало 41 890 кубометров леса. ООО «ИнтелСтрой» — 29 352 кубометра. В сумме — 71 242 куба.

Один кубометр сосновой деловой древесины на рынке стоит 3000—3500 рублей. То есть со 100 000 кубометров можно выручить порядка 300 млн. Валентин Широков говорит, что заплатил за выбранную им древесину государству 5 млн рублей.

По мнению руководителя лесного отдела «Гринпис» Алексея Ярошенко, в этой ситуации речь может идти о недополучении государством денег от реализации древесины. Лесникам и правоохранительным органам необходимо проводить проверку соответствия объемов деловой древесины, указанных в договоре, реально заготовленным.

• «Алашанькоу Джерри Трейдинг», Китай
• «Хоргосская цепно-сбытовая компания «Бу И Ян», Китай
• «Маньчжурская компания по импорту и экспорту лесоматериалов Чэнь Сюань», Китай
• «Цзюнь И», Китай
• Чендуская международная торговая компания «Цзинь Вань Тун» провинции Сычуань, Китай
• Чендуская деревообрабатывающая компания «Лебука», Китай
• «Чэнду Чжунлин», Китай

КНР в 1999 году запретила промышленную заготовку древесины в диких лесах, особенно в горной местности. Развивая плантационное лесовыращивание, Китай недостаток древесины восполняет за счет экспорта — в том числе сибирской тайги.

В России же лесная политика пока выглядит так: крупный чиновник отдает своему бывшему деловому партнеру здоровый лес под видом больного. Не за дорого. Не в службу, а в дружбу.