Футболист сборной Венгрии Андреас Шафер. Фото: EPA
Вечером много лет назад в Будапеште я бродил по городу, изредка сверяясь с туристической картой, и вдруг вышел на площадь на берегу Дуная, посреди которой стояла на постаменте фигура маленького дерзкого человека в шляпе с кокардой, саблей на боку и в длинной распахнутой шинели. Он был в сапогах. Раненая правая рука висела на перевязи, а левой он указывал на невидимый, давно исчезнувший, уже не существующий в наше время мост — один из тех исторических мостов, которые необходимо взять любой ценой и за которые люди отдавали жизни.
«Сражаться и не сдаваться. Взять мост или погибнуть. Вперед, венгры. Нет моста — нет Родины». Так написано на памятнике, а сверху: Bem Apo, что значит «Старик Бем».
Спокойная, мирная европейская площадь жила своей тихой жизнью вокруг памятника Бему, поляку, который стал венгерским генералом и с отчаянной энергией вел свои отряды в бой во время революции 1848 года — революции, закончившейся поражением и оккупацией. В одном из отрядов был поэт Петефи, он был убит в последней битве генерала Бема на венгерской земле. Революция погибла, генерал Бем исчез и умер два года спустя в Алеппо, но остался в истории и памяти как человек, который с энергией и отвагой бился за справедливое безнадежное дело.
Эта энергия и отвага — а также способность биться за безнадежное дело — чудным, странным путем перекочевали в футбольную сборную Венгрии, в души ее игроков,
имена которых почти ничего не говорят даже знатокам футбола. Они сыграли на Евро три игры, и все три останутся в памяти как прекрасные живые картины человеческого воодушевления, веры и страсти. В этих трех играх мы увидели честных людей, одушевленных любовью к своей стране и ее людям. Яркая, как вспышка, эта команда была одним цельным и слитным ответом тем, кто не видит в жизни ничего, кроме безверия и цинизма. Может быть, мир такой и есть. Но на время трех игр венгерской сборной он становился другим. Каждой своей минутой на поле они противоречили этому разлагающему цинизму и утверждали, что в жизни и игре есть нечто высокое.
Самоотдача команды зашкаливала. Это было видно уже в первой их игре против чемпиона Европы Португалии, где они бежали, бежали и бежали в своем ртутном непрерывном движении, бежали, перекрывая зоны, бежали, выстреливая в контратаки, бежали, отдавая все силы для того, чтобы обволакивать своим движением более сильного противника. Рикошет на 84-й минуте погубил их. Вся их энергия, все их мужество не спасло от катастрофы 0:3. Другие после такого укрепляли бы защиту — венгры думали об атаке. «Что ж, это значит, что надо играть еще смелее», — сказал им тренер Росси. И на игру против чемпионов мира Франции они вышли без единой трещины в сознании — с тем же характером, с той же волей и с той же храбростью.
Никто никогда с такой отвагой не играл с великими командами современности, с Францией, Португалией и Германией. Никто не был столь бесстрашен в игре против выходцев из элитных «Баварии», «ПСЖ», «Челси», «Ювентуса» и так далее, как эти венгры из клубов с неизвестными названиями «Фехервар» и «Лейпалс». Французы, чемпионы мира, во время игры с венграми сначала показывали нечто вроде высокомерного недоумения — ну вы с ума что ли сошли, так с нами играть, совсем психические? Вам же положено сидеть в защите и бояться — а во второй половине игры уже и сами побаивались летящих, бегущих, почему-то не устающих венгров. Немцы одолели их, но не стяжали славы; в их лицах было облегчение, как у людей, которых пронесло.
Венгры забили на Евро три гола, и все три были зримым выражением их отваги. В этих выдающихся, мастерских голах они были выше и лучше самих себя. Их воодушевление поднимало их, как крылья. Первый они забили чемпионам мира, французам, когда вдруг включили прессинг и в партизанской вылазке мгновенно захватили мяч. Фиола несся к воротам французов так, что защита не смогла догнать его — бежала за ним, но не смогла. Потом Адам Салаи забил выдающийся гол Германии — в движении нашел позицию между двух защитников и выпрыгнул головой вперед, распластавши тело параллельно земле. А через 12 секунд после того, как немцы сравняли счет, стремительный Шафер оказался быстрее огромных немцев Рюдигера и Нойера — в скорости была его победа над их мощью.
И Португалия в первой игре, и Франция во второй, и Германия в третьей были сильнее их — объективно сильнее, сильнее классом игроков, сильнее опытом, сильнее звездами, которых у венгров не было. Но их худенькие белобрысые мальчишки носились по полю и бились так, словно знали — человеческая вера и есть сила. Свою веру они бросали на чашу весов, веру в то, что люди способны биться за безнадежное дело и побеждать. Их победы не случилось. На все той же роковой 84-й минуте в последней игре против мощной, сытой, заплывшей жирком Германии они пропустили — 2:2 и конец. Но нет, не конец.
Я запомнил, с каким лицом после первой игры стоял перед фанатским сектором их капитан Адам Салаи. Стоял, положив руку на сердце, с лицом, в котором была великая серьезность и трагичность момента. Не нужны слова, если молчишь с таким лицом после игры, в которой отдал все. Не нужен послематчевый лепет с извинениями и объяснениями, потому что команде не за что извиняться, пусть она и проиграла 0:3. И объяснять нечего — потому что все всё видели. Он стоял, высокий, здоровый, статный человек с внезапно похудевшим лицом, отдавший все силы в игре, и в его позе и лице было нечто несовременное — рыцарственное. Рыцарь Салаи, мадьярский рыцарь без страха и упрека.
После каждого матча они шли к трибуне, где были их болельщики, и долго стояли перед ними неподвижно, положив руки на сердца, словно отдавали себя на суд народа.
Этим жестом они говорили: «Мы отдали всё. Мы играли для вас. Мы знаем вашу жизнь». И футбольный народ на трибуне, все понимая, потому что все видел, овацией окружал застывшие в неподвижности фигуры людей с трагическими лицами. Венгерские флаги овеивали их в своем волнистом движении справа налево и обратно. Трибуна и команда пели гимн. Так же это было и после последней игры, где им не хватило совсем немного для победы и чуда.
Адам Салаи, капитан, стоял один, впереди, и было понятно, что в этот момент он должен быть один, что невозможны сейчас для него никакие слова утешения и ободрения. Один, в пустоте, один, в одиночестве человека, переживающего трагедию. Довольные немцы, переговариваясь, уходили с поля, а венгерский капитан стоял перед трибуной с немой болью в глазах, а за ним стояла его команда вместе с тренером Росси, и из глаз полузащитника Шафера текли слезы. Да, мы видели, как он плакал, видели прозрачные слезы на молодом мальчишеском лице. Зрелище горя, картина ужасной человеческой потерянности. Но трибуна все обрушивала и обрушивала на них овации, и они стояли под этими овациями, глядя прямо перед собой глазами людей, которые отдали всё, но которым судьба не дала победы.