Тост за Ермольеву

Радостная новость. В строящемся в Волгограде храме Александра Невского появится уникальная икона — «Явление Пречистой Богородицы в Сталинграде». Такое мозаичное панно заслуженным художником России Василием Нестеренко было сделано для главного храма Вооруженных сил России — Воскресенского собора в московском парке «Патриот». Теперь это панно ляжет в основу композиции для написания новой иконы. Об этом «КП-Волгоград» рассказали в волгоградской митрополии. В епархии рассказывают, что сохранился архивный документ, повествующий, как в дни Сталинградской битвы «в самый критический момент увидали солдаты на небе знамение, предвещавшее разгром немцев». Как вспоминал один из очевидцев этого чуда художник Лев Тырин, «11 ноября 1942 года мы шли между развалинами разрушенного Сталинграда, стараясь не попадаться немцам на глаза. Была пасмурная погода, мелкая изморозь, то ли дождь, то ли мокрый снег. Серое небо со стороны Заволжья стало медленно раздвигаться, в пространстве безоблачного чистого неба появилось изображение женщины с ребенком на руках». Правда, некоторые к этим «воспоминаниям» относятся скептически, напоминая, что Льву Тырину в 42-м было всего четыре года… Но ведь была и Зинаида Виссарионовна Ермольева, чей портрет висит в Музее истории здравоохранения Волгограда. Автор портрета художник-любитель, военный врач, фронтовик — Николай Иванович Ежов.

О ней в 1948–1956 годах написан роман-трилогия Вениамина Каверина. Первая часть вышла в журнальном варианте и была разгромлена критиками как произведение глубоко чуждое социалистическому реализму. Ума не приложу, чем роман мог не понравиться авторам «статей и рецензий». Я его прочитал только что, и мне он тоже показался скучноватым, не самым сильным произведением Вениамина Александровича. Хотя героиня романа _действительно_ в 1942-м спасла Сталинград от эпидемии холеры и получила за это орден Ленина (о чем в романе, правда, не упоминается), а потом второй орден Ленина и Сталинскую премию I степени — за советский пенициллин, спасший в конце войны десятки тысяч советских раненых. Но в 2013 году роман Каверина «Открытая книга» был тем не менее включен в список «100 книг», рекомендованных школьникам Министерством образования и науки для самостоятельного (патриотического) чтения. На мой вкус, к нему бы добавить максимально подробный исторический комментарий, но школьники и комментарию могут не поверить. Зато по роману два фильма сняли; в одном (1977) Ия Саввина в главной роли. Я не видел ни того, ни другого. …Вместе с мужем (тогда — знаменитым Львом Зильбером, кстати, старшим братом писателя, то есть Каверин знал, о чем пишет) Зинаида Виссарионовна проходила практику в Париже — в институте Пастера. Некоторое время работала в Ташкентском институте вакцин и сывороток, и ей удалось завершить поиск путей создания комплексного препарата бактериофага: она сумела соединить 19 видов «пожирателей» микробов. Полученный комплексный препарат был способен бороться с возбудителями не только холеры, но и таких заболеваний, как брюшной тиф и дифтерия. И — пенициллин, над выделением которого из плесени она работала. В обстановке всеобщей подозрительности, помноженной на всеобщее невежество, выбирать ту плесень, которая спасет мир… Достаточно сказать, что ее первый муж (тот самый Зильбер) трижды до войны арестовывался — и при Ягоде, и при Ежове, и при Берии… Почему не расстреляли? Зильбер в 1937 году руководил дальневосточной экспедицией Наркомздрава СССР по изучению неизвестного инфекционного заболевания центральной нервной системы. В ходе работы экспедиции была выяснена природа заболевания — клещевого энцефалита — и предложены методы борьбы с ним. Сразу по возвращении был арестован по доносу о попытке «заражения Москвы энцефалитом по городскому водопроводу» и медленной разработке лекарства для лечения болезни. Находясь в заключении в лагерях на Печоре, Зильбер из ягеля получил дрожжевой препарат против пеллагры и спас жизнь сотням заключенных, погибавших от полного авитаминоза.

В 1939 году был освобожден и стал заведующим отделом вирусологии в Центральном институте эпидемиологии и микробиологии, но в 1940 году был арестован в третий раз. Вспомнив об умении Зильбера получать спирт из ягеля, начальство направило его в химическую «шарашку», где он начал исследования рака. В марте 1944 года, накануне 50-летия Зильбера, его освободили, по-видимому, благодаря письму о невиновности ученого. Его подписали и направили Сталину главный хирург Красной армии Николай Бурденко, вице-президент АН СССР Леон Орбели, писатель Вениамин Каверин и, кстати, — Зинаида Ермольева, которая и была инициатором обращения. Случай уникальный. Хотя, по мнению самого Зильбера, письмо, вероятнее всего, до адресата не дошло, но вызвало замешательство в высоких кабинетах НКВД.

вспоминал его коллега академик А. Мясников. Справедливости ради замечу, что опыт заставляет усомниться в универсальности рецепта: рядом в расстрельных рвах, увы, оказывались и те, кто сразу с готовностью признавался в самых диких и никогда не совершенных преступлениях, и те, кого никакие пытки заставить это сделать не смогли. Лошади могли сколько угодно ржать от смеха и презрения, на лошадей было наплевать. Как и на людей, собственно говоря. Ермольева Льва Зильбера, судя по всему, любить не переставала. Хотя разговор со Сталиным, попавший даже в серьезные вроде бы работы, думаю, придуман — весь. Сталин якобы предложил освободить (на выбор!) любого из заключенных мужей — Зильбера или Захарова. Зинаида Виссарионовна выбрала первого. Сталин удивился: он же женат, к вам не вернется!.. Он нужен науке, якобы ответила Ермольева. Она не знала и еще многие годы не будет знать, что ее второй муж Захаров Алексей Александрович (род. 1895, г. Валуйки Курской обл.; русский, бывший меньшевик, б/п, обр. высшее, профессор, зав. эпидемиологическим отделом бактериологического института им. Мечникова, прож. в Москве: Ср. Каретный пер., д. 4, кв. 2. Арест. 20.02.1938). Приговорен ВКВС СССР 3.10.1938 по обв. в участии в к.-р. организации. Расстрелян в тот же день — 3.10.1938. Реабилитирован 26.05.1956». Это данные «Мемориала», о котором, в свою очередь, надо писать: «по мнению Роскомнадзора, выполняющего функции «иностранного агента». А в иных энциклопедиях сообщают, что Захаров умер в тюремной больнице в 1940 году. «Зинаида Виссарионовна была обласкана жизнью и судьбой», — сказано в одной из посвященных ей работ. В 24 года она поставила над собой опыт — заразила себя холерой, скрупулезно сделав все необходимые записи. «Эксперимент, который едва не стал трагическим, доказал, что некоторые холероподобные вибрионы способны становиться «истинными» — вызывающими заболевание», — было написано в отчете к эксперименту, ставшему позже научным открытием. «Холероподобный вибрион» назвали ее именем. В 1942-м в сталинградском подвале брошенная туда с несколькими сотрудниками доктор меднаук «Татьяна Власенкова» (по роману) выполняла особое задание. Оказывается, среди немецких войск бушевала холера. Могла перекинуться через линию фронта («линии» в полном смысле, как известно, и не было) — с понятными последствиями. Ермольева была из лучших советских специалистов, в свои 43 года… Ее в Сталинград и отправили. Интернет забит одними и теми же «яркими деталями». Все повторяют, что по заданию Ермольевой наши разведчики выносили «с той стороны» тела немецких солдат, погибших от холеры. Как разведчики искали эти тела? Как выбирали? Как тащили их на себе, в конце концов? Не знаю… Никто не расскажет. Не отделит правду от вымысла… Где брали эти «тысячи людей, уходящих, уезжающих и улетающих из Сталинграда»? Кто они, эти счастливые люди? Кто успел — «уйти, уехать, улететь» из Сталинграда?

Но факт остается фактом: «фагировали» солдат, офицеров, гражданских. Мобилизованы на это были студенты местного мединститута. Под пулями, среди крошева зданий, техники, тел человеческих… До сих пор неизвестно, сколько наших погибло в Сталинграде, разница в версиях доходит до миллиона. В день делали по 50 000 прививок, а вакцину надо было еще изготовить. И пусть, конечно, не звонил ей в Сталинград Сталин, не называл «сестренкой» (одинаковое отчество у обоих — Виссарионовичи) и уж тем более — не спрашивал совета: начинать или нет наступление. Не называл и не спрашивал. Но с заданием она справилась, редкую в годы войны награду — орден Ленина — получила, Сталинскую премию I степени («за разработку нового метода быстрой диагностики и фагопрофилактики инфекционной болезни»). Премию отдала на строительство истребителя «Зинаида Ермольева» и снова за дело. Опять — плесень, пенициллин. В 1942 году почти половина всего американского запаса пенициллина — одна столовая ложка — была использована для лечения всего лишь одного пациента, никому не известной Анны Миллер. Имевшегося в США запаса в июне 1942-го было достаточно уже для лечения десяти пациентов. В июне 1944 года войска союзников, высадившиеся в Нормандии, были обеспечены 2 миллионами доз пенициллина. В конце 1944-го Ермольева выехала вместе с Бурденко на фронт — испытывать советский пенициллин. Его — секретности ради — назвали «крустозином», провели даже сравнительные испытания — с американским, во время визита в Москву Говарда Флори, «замаскированного» в романе Каверина под псевдонимом Норкросс. Флори через год получит Нобелевскую премию (вместе с Флемингом и Эрнстом Чейном), у нас ходили неясные слухи, что главную роль в той самой победе Ермольевой сыграла (как и в атомном проекте) работа разведки, но, что ни говори, пенициллиновую промышленность никакая разведка не построит. Мой старший товарищ, врач и писатель Виктор Тополянский, говорит,

Считается, что в госпитали тогда поступило 22 миллиона раненых. Прежде всего, госпиталю нужны лекарства, хирургические инструменты, шприцы, иглы и шовная нить, хлороформ для наркоза, разнообразные медицинские приборы. Со всем этим у нас было не плохо, а очень плохо. Накануне войны в приграничных округах были сосредоточены огромные объемы военно-медицинского имущества (одних только индивидуальных перевязочных пакетов там было более 40 млн). Большая часть его там и осталась. Потеря и/или эвакуация большей части предприятий фармацевтической промышленности привели к тому, что к концу 1941 года объемы производства снизились до 8,5% от предвоенного уровня. В госпиталях стирали использованные бинты; врачам приходилось работать без таких жизненно необходимых препаратов, как эфир и морфин для наркоза, стрептоцид, новокаин, пирамидон и аспирин. Жизнь и здоровье миллионов раненых спас медицинский ленд-лиз — еще одна тщательно забытая страница в истории войны. В целом поставки союзников обеспечили до 80 процентов потребностей советской военно-медицинской службы. Только в 1944 году одного лишь стрептоцида было получено 40 млн граммов. Бесценным вкладом стали американские антибиотики и сульфаниламиды. А какой ценой можно измерить поставленный в СССР один миллион килограммов витаминов? Ленд-лизовские хирургические инструменты, рентгеновские аппараты, лабораторные микроскопы исправно прослужили многие годы во время и после войны… Пенициллин смогли производить только три страны — США, Англия и СССР. Всю дальнейшую жизнь Ермольева посвятила изучению антибиотиков. За это время она получила первые образцы таких современных лекарств, как стрептомицин, интерферон, бициллин, экмолин и дипасфен. Ее перу принадлежит более 500 научных работ, 6 монографий. В 1944 году она стала членом-корреспондентом только что созданной Академии меднаук. Возглавляла исследовательские институты, до последней минуты жизни — кафедру микробиологии и лабораторию новых антибиотиков Центрального института усовершенствования врачей (ныне Российская медицинская академия непрерывного профессионального образования). До последней минуты жизни — не преувеличение: в день смерти она открывала международную конференцию.