За рулем электромобиля, выставка ЭКСПО. Фото: Станислав Красильников / ТАСС
В прошлом материале я рассказал о том, как развитие альтернативной энергетики и отказ от автомобилей на ДВС приведут [к резкому падению спроса](https://novayagazeta.ru/articles/2021/04/23/a-neft-svoiu-ostavte-sebe) на углеводороды. Почему же, несмотря на потерю основного источника экспортных доходов, экономическое будущее России все равно не выглядит полностью безнадежным?
Все дело в том, что электромобилизация мирового автопарка будет сопровождаться (точнее, уже сопровождается) многократным ростом спроса на промышленные цветные металлы. Одного только никеля, 70% которого потребляется сейчас при производстве нержавеющей стали, в электромобиле в восемь раз больше, чем в автомобиле с ДВС: сульфат никеля используется в аккумуляторных батареях в качестве прекурсора катодного материала.
Если пять лет назад доля никеля в катодном материале составляла 20%, то сейчас она достигла 36%, а в недалекой перспективе должна вплотную приблизиться к половине. Одна из причин столь быстрого и значительного роста доли никеля — стремление заменить еще более дорогой кобальт.
Для производства одного бензинового автомобиля требуется 2–4 кг никеля, электромобиля — уже от 15 до 110 кг.
Конечно, технический прогресс не стоит на месте, и если никель в катодном материале вытесняет кобальт, то не обходится без угроз и для самого никеля. В конце прошлого года IBM Research [объявила](https://motor.ru/news/batteries-from-seawater-23-12-2019.htm) об успешной разработке нового типа батарей, в котором никель и кобальт заменены материалами, полученными… из морской воды. Пробное тестирование новых аккумуляторов показало, что они могут стать заменой для традиционных литий-ионных.
Но как человек, который пристально следит за отраслью вот уже 13 лет, отмечу, что сколько такого рода открытий уже было… и заканчивались они все ничем. Причем даже от самых громких имен.
Также в электромобиле как минимум в два раза больше алюминия и заметно больше меди. Перевод мирового автопарка на электродвигатель самое малое на 20% нарастит потребление электроэнергии, потребуется масштабное обновление энергетической инфраструктуры — прежде всего кабельных линий — что выльется в многократный рост спроса на медь и все тот же алюминий.
Если верить отчету Объединенного исследовательского центра Еврокомиссии, спрос на никель в секторе электромобилей вырастет во всем мире до 2,6 миллиона тонн к 2040 году по сравнению с 92 тысячами тонн никеля в 2020 году. В самом Евросоюзе спрос на никель скакнет с нынешних 17 тысячи тонн к 540 тысячам тонн.
То есть бенефициарами отказа от ДВС в России станут производители никеля, кобальта, меди и алюминия: «Норильский никель», УГМК, «Русал».
Надеждинский металлургический завод — структура «Норникеля». Плавильный цех, конверторный пролет. Фото: Юрий Козырев / «Новая газета»
Правда, «Норникель» потеряет рынок палладия, который используется в автокатализаторах для очистки выбросов автомобилей с двигателем внутреннего сгорания. Этот рынок в последние годы устойчиво растет вследствие ужесточения экологических стандартов, но нет ДВС — нет выбросов — нет спроса на палладий. В 2020 году палладий [дал 37%](https://www.kommersant.ru/doc/4221391) всей выручки «Норникеля».
Однако снижение спроса на палладий будет идти параллельно с ростом спроса на производимые «Норникелем» никель и медь, которые в 2020 году совокупно сформировали 46% выручки предприятия. Также у палладия есть будущее как у элемента, используемого при производстве топливных ячеек для автомобилей на водороде. Так что у этого рынка есть перспективы даже в условиях отказа мирового автопарка от ДВС.
Плюс всей этой «металлической» истории для России — главной мировой кладовой природных ресурсов — в том, что
на смену экспорта нефти и нефтепродуктов придет экспорт промышленных металлов.
Причем поскольку оба процесса имеют причиной переход на электродвигатель, проходить они будут параллельно и с одинаковой скоростью: чем меньше выпускается автомобилей с ДВС, тем ниже спрос на нефть, бензин и дизель и тем больше производится автомобилей с электродвигателем, а значит увеличивается спрос на никель, алюминий и медь.
Практически наверняка кратный рост физического спроса будет сопровождаться значительным ростом цен на эти металлы.
Россия занимает четвертое в мире место по запасам никеля, третье — по запасам меди и седьмое — по запасам служащих сырьем для производства алюминия бокситов (хотя запасы качественных бокситов у России невелики). Напомню, что по доказанным запасам нефти Россия [находится](https://www.kommersant.ru/doc/4380441) на шестом месте в мире, газа — на первом.
С учетом того, что даже при самом худшем раскладе к концу следующего десятилетия мировой спрос на нефть сохранится на уровне минимум 40% от существующего (для России на общее сокращение рынка наложится жесточайшая конкуренция с дешевой нефтью ОПЕК, но это другой вопрос), а с газом дела будут обстоять еще лучше,
совокупно с углеводородами цветные металлы вполне могут вытянуть российский экспорт к значениям, недалеким от нынешних, что превратит катастрофу в долгий плавный спуск.
Но еще лучше для России было бы стать купным экспортером автомобилей с электродвигателями. Известно, что одна из основных российских проблем называется «и так сойдет», что не дает нам выпускать конкурентоспособные на мировом рынке массовые изделия, сложностью превосходящие автомат Калашникова.
Но электромобиль в производстве гораздо проще автомобиля на ДВС. Движущихся частей у электромобиля на порядок меньше. Электромобиль — редкая инновация, которая сочетает инновационность с серьезным технологическим упрощением. То есть
Россия гипотетически могла бы массово производить конкурентный на мировом рынке электромобиль.
Напомню, что в автомобилях с ДВС 10–15% добавленной стоимости [приходится](https://mining-media.ru/ru/article/newtech/15960-starye-materialy-dlya-novoj-ekonomiki) на поставщиков сырья, 50–55% — на поставщиков компонентов и 30–35% — на производителей оригинального оборудования и конечных производителей. «Экономика» электромобилей выгоднее для России: сырье в ней составляет уже до 20%, компоненты — 35–40%, взнос конечного производителя вырастает еще больше, до 40–45%.
Так что у нас есть двойной шанс: уйти от экспорта сырья к экспорту продукции низшего передела и параллельно в массовом порядке поставлять на мировой рынок высокотехнологичный конечный продукт. Но второй шанс вполне можно упустить.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»