Боевые заслуги

Помню, однажды, в конце семидесятых еще, был я в командировке в Кировоградской области, и знаменитый председатель, дважды Герой Соцтруда Гуртовой, хитрый хохол, лично показывал мне свое «господарство». В том числе привез и к яблоневому саду, у ворот которого стоял памятник: великий преобразователь природы Мичурин сидит на краешке длинной скамьи и как-то тревожно смотрит вбок. «А что это у вас, Иван Моисеевич, Мичурин какой-то странный?..» «А!.. Так с ним рядом Ста-алын сыдив. Сталына убралы, а этот остався. У меня главный садовод сталыныст, я на него рассержусь за что — всегда говорю: вот выгоню на пенсию, будэшь с Мы-чу-у-риным сыдиты… Обижа-а-ется…» А в Самаре как-то привели меня в местный музей, где как раз развернули выставку тоталитарного искусства, собранную из того, что хранилось в запасниках. Более всего меня поразила большая, в полстены картина, на которой товарищ Жданов выступает перед советскими композиторами. Советских композиторов было штук семь, и все узнаваемы. Они сидели вокруг рояля и напряженно слушали, некоторые даже записывали что-то в блокнотиках — Шостакович там, Прокофьев… Сам товарищ Жданов стоял перед ними и говорил с ласковой отеческой улыбкой на устах, за ним за маленьким столиком сидел юный еще Суслов и тоже зачарованно внимал, вытянув тонкую шею. Но поражало не это, а бюст на заднем плане, в котором я неуверенно опознал Ленина. Догадкой поделился с сотрудницей музея, та довольно захохотала. Оказалось, первоначально там был Сталин, отчего после ХХ съезда картину предстояло из зала удалить. А тогдашнему директору она очень нравилась. И он (сам, лично) в меру отпущенного природой таланта бюст выправил в соответствии с требованиями времени. Но потом в запасники картину убирать все равно пришлось — уже непосредственно из-за Жданова и того, что он в действительности наговорил тогда композиторам.

А в Туле на лестничном марше гарнизонного Дома офицеров бережно сохранена статуя все того же Ленина, тоже вызывающая своим обликом непростые чувства, и, как мне рассказали, по той же самой причине: по бронзовому Сталину навели гипсовую ленинскую ретушь. Что показалось мне очень символичным: если чего, десять минут работы молотком — и генералиссимус снова готов принимать парады. …5 марта — особенный день в нашем календаре. Умер композитор Прокофьев, тот самый, что на самарской картине записывал за Ждановым его мудрые указания. Умер и сам Сталин, который, в свою очередь, просветил население страны о существовании замечательных иностранных ученых Чейна и Стокса. Трудно перечислить, в скольких советских домах пили в память о них в этот самый день («явления т.н. Чейн-Стоксова дыхания» из медицинского сообщения о болезни товарища Сталина, как оказалось, неопровержимо свидетельствовали о близком конце генералиссимуса)… Многое произошло в нашей стране и после 5 марта. В этом году, например, следователь вызвал томича Дениса Карагодина и опросил его по заявлению новосибирца М., посчитавшего оскорбленной память отца, подписавшего когда-то акт о расстреле прадеда Карагодина. Тогда, в 1938-м, М. был регистратором в спецотделе Томской тюрьмы НКВД. А правнук Степана Карагодина устанавливает всю цепочку организаторов и исполнителей расстрела, включая рядовых сотрудников НКВД, называя их участниками убийства своего родственника — раскрестьяненного дальневосточного хлебороба, вахтера элеватора в Томске («японского шпиона», естественно). Сейчас он отказался отвечать на большинство вопросов полиции, ссылаясь на позволяющую не свидетельствовать против себя 51-ю статью Конституции.

А кто, собственно, должен искать и находить палачей по всей составленной Денисом Карагодиным цепочке? Сам он, используя, смею думать, самые разные способы добычи уникальных документов из недр госбезопасности? Или государство, определив раз и надолго, какие сведения и о ком оно не разглашает ни при каких условиях? Но для этого (стоит оговориться специально) государство должно обладать абсолютным авторитетом: чтобы «закрыть» сведения о палачах, надо ни секунды не сомневаться в справедливости приговоров. Мы можем не сомневаться, уверены? В то время как власть продолжает пичкать историями про «неподкупных рыцарей революции — чекистов»? Будто достаточно «отбить гипс» с памятника — и все проникнутся чувством глубокой благодарности к открывшейся фигуре.

Обращаюсь к Евгению Савостьянову, на волне демократических преобразований ставшему после августа 1991-го на три года заместителем директора ФСК, начальником Московской службы контрразведки: — Вы написали в своей книге по поводу агентов, стукачей, сотрудников, чьи имена надо до сих пор сохранять в тайне, — всех. Справедливо ли это? — Ответ прост. Закон предписывает — всех. Давайте сначала поменяем законы… Если мы этого не сделали в 91-м году… Еще раз повторю: очищение органов, спецслужб не может опережать очищения государства, особенно его верхних слоев. Если общество проявит волю и заставит государство открыть архивы, если государство — по настоянию общества, повторю — заявит: мы больше не наследники СССР, мы не имеем с ним и его преступлениями ничего общего, тогда другое дело. Пока же… Чего вы хотите? СССР гордился всеми годами своей истории, в том числе и тем, от чего человечество содрогается в ужасе.

Я позвонил в Новосибирск, историку Алексею Теплякову, лучшему в стране специалисту по «сибирским чекистам». Знает он про этого М., перечислил с ходу, кем и как он работал в органах: на формально мелкой должности по учетной части в конце 30-х, затем сделал карьеру. Но сам-то палачом был? В той обстановке вполне мог быть, из таких кадры палачей и формировались. Во всяком случае, при казнях М. присутствовал, это точно, утверждает Тепляков. Акты эти так и составлялись — как личное свидетельство. На акте, кстати, удивительный почерк — с завитками, «официантский» почерк. Подпись, росчерк наверченный… Семь классов образования… Все годы войны — в тюремной администрации. Медаль «За трудовое отличие» (1943 год), медаль «За боевые заслуги» (1945 год). В 1949-м — орден Красной Звезды… Отличие — трудовое! Заслуги — боевые! Сыну бы в свете открывшихся обстоятельств тихо стыдиться отличиями и заслугами отца, а не бить себя в медную грудь, призывая на помощь законы об уважении к ветеранам. Которых до того старательно прятали в штатном расписании управлений да отделов. Но это, конечно, если государство сделает такой выбор.