Наезд Никиты Михалкова на протестных артистов (если вы так много получаете, то чего еще вы можете хотеть, не врите, что, получая такие деньги, можно быть хоть чем-то недовольным) я лично расцениваю как барскую выходку богатого человека, который сам считает, что, имея деньги, больше желать нечего.
При этом он в некотором смысле отражает общественное отношение к тому, какой протест можно считать «настоящим», верней, оправданным. И речь совсем не только о тех людях, у которых федеральное телевидение — единственный источник информации, а о вполне прошаренных потребителях интернет-благ.
Впечатление такое, что отношение к протесту и, в принципе, к оправданности недовольства режимом и властями у нас зафиксировалось в 1905 году и с тех пор стагнировало. Никакие тектонические сдвиги — политические, технологические, — произошедшие с тех пор, в реальности ни на что не повлияли. На протест, получается, имеют право обделенные рабочие путиловских и похожих заводов. И никто, кроме них.
По моим (усердным и длительным) наблюдениям,
для подавляющего большинства наших сограждан единственной уважаемой причиной требовать перемен была и остается бедность.
Но — что важно! — непременно собственная бедность тех, кто протестует. И даже переживания по поводу того, что очень многие люди и целые местности в России живут практически в нищете, что туда не доходят медикаменты, что пенсии там мизерные — их, эти переживания, считается, могут позволить себе исключительно те, кто сам еле дотягивает от получки до получки. Выходит, что протесты и часто следующий за ними автозак, а теперь еще и последующая отсидка воспринимаются буквально как царствие небесное, куда нужно продираться, как верблюду сквозь известно что.
В начале девяностых я была свидетелем похожих разговоров в академической и творческой среде Нью-Йорка. Тогда настоятельно обсуждался слегка провокационно сформулированный вопрос: «Можно ли быть левым в туфлях за триста долларов?» По теперешним деньгам это уже долларов шестьсот, то есть туфли описывались действительно дорогие. Это утверждение предполагало сомнение, что человека, так упакованного, не может беспокоить положение обездоленных, что все их красивые слова лишь дань моде, что «сердце-то у них, может быть, и слева, а вот кошелек — справа».
Надо сказать, претензии по поводу стоимости одежды оказались исключительно востребованными и у нас сегодня. Про молодежь, выходившую на недавние протесты, то и дело — «они слишком хорошо одеты». Юлии Навальной пеняли дорогой курткой определенной фирмы, ее мужу — дорогими и «выпендрежными» кроссовками.
И тут хочется спросить: разве несогласные в России протестуют против капитализма? Против капитализма как экономического устройства общества?
Окей, разумеется, среди них можно найти людей разных убеждений — от либертарианцев до, возможно, коммунистов, но объединяет их неприятие и, соответственно, протест против коррупции, бесчестности судов, зажима свободы слова, отсутствия смены власти и честных выборов. Этот список можно продолжать, но в любом случае борьба с капитализмом как таковым никак в него не входит. И даже немыслимые дворцы, часы или бриллианты беспокоят нас как свидетельства конкретных коррупционных процессов, а не иллюстрация неправильного устройства мира при капитализме.
Я очень часто слышу и читаю о протестующих — «они зажрались». Зажрались, им не нужно зарабатывать вот прям на кусок хлеба себе и детям. Вот они и ерепенятся. Это звучит отвратительно, но, возможно, в этом есть малюсенькая доля правды. В том смысле, что трудно думать о свободе слова и несоблюдении прав человека, когда ты или, не дай бог, твой ребенок голоден.
Да, теперешний российский протест это не протест из-за куска хлеба и даже не из-за куска колбасы. И это почему-то вызывает у многих недоверие. Почему? Потому что булыжник — орудие пролетариата, и других образов активного несогласия у нас в голове нет? И для того, чтоб это несогласие оправдать, нужно чтоб его носитель был обездолен, чтобы ему было нечего терять, кроме своих цепей? Иначе вердикт — зажрался? Потому что ценностей, кроме базовых, гарантирующих выживание, не существует?
Я иногда думаю, что, собственно, эти протесты и есть самое современное, что у нас сегодня есть. Потому что они как минимум не встроены в парадигму, работавшую больше ста лет назад и тогда же описанную. Потому что протестующие не считают, что право на протест надо заслуживать нищетой. Потому что они не считают, что тому, кто им хоть как-то платит/кормит (отнимая при этом целый ряд прав и свобод), они по гроб жизни обязаны.
И еще я думаю про советский учебник истории за 10-й класс.
Он прям учебником жизни оказался. Надолго. Хорошо б, не навсегда.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»