О суде над «Домом с маяком»

Моя мама — учитель начальных классов. Я помню, как в начале 2000-х, когда я сама училась в младших классах, мама шла домой с работы с огромными пакетами тетрадей. Она несла их в обеих руках, и у нее болели руки и спина от тяжести. Мама всегда сидела с тетрадями до глубокой ночи. Лет через десять, когда я пошла в институт, мама все чаще приносила домой не тетради, а огромные папки с документами. А нам с папой жаловалась не на сложных учеников, а на бесконечные отчеты и проверки. Сначала заполнение бумаг для отчетности занимало 30 процентов времени, потом 40, потом 60. Теперь мама не спала ночами, чтобы заполнить документацию. Раз в год у школы была большая проверка, когда женщины из минобра края приходили и проверяли каждый журнал, каждый отчет, каждую строчку. Перед этой проверкой учителя и завучи не спали месяц — готовились. Проблемы в документации — учителя не получат надбавки, не повысят категорию, школа не пройдет аттестацию.

Когда мама заработала учительскую пенсию, она ушла из школы. В какой-то момент обнаружила, что свои силы, энергию и время она отдает не детям, а документам. И мама стала репетитором, теперь между ней и ребенком нет очереди из бумаг, комиссий и проверок. И ночью мама спит.

В то же время, когда мама уходила из системы образования, мой любимый преподаватель по журналистике и политологии жаловался нам, студентам, как он устал занимать должность завкафедрой: раньше он собирал коллег и обсуждал планы на учебный год, сейчас он должен ходить за ними и требовать сдать очередной журнал. Новые требования и отчеты появляются каждый месяц. Этот преподаватель говорил нам, что с каждым годом в университете появляется все больше кабинетов, где сидят люди, которые контролируют преподавателей. Они не имеют отношения к образованию, они нужны, чтобы университет отчитывался перед вышестоящими контролерами.

28 ноября в детский хоспис «Дом с маяком» пришли сотрудники МВД с проверкой и нашли нарушения в ведении журналов отчетности оборота наркотических обезболивающих. Вот эти ошибки:

- Корешки от рецептов не были учтены в журнале учета корешков. - Сами журналы учета к моменту проверки не были пронумерованы, заверены подписью руководителя, а также их не скрепили печатью. - В журнал регистрации операций своевременно не были внесены записи о проведенных операциях. - Журналы хранились не в сейфе.

Эти ошибки попадают под административную статью «Нарушение правил оборота наркотических средств» (6.16 КоАП РФ), наказание — штраф от 200 до 400 тысяч рублей либо приостановление деятельности. В четверг, 10 декабря, Зюзинский районный суд признал хоспис виновным и присудил штраф в 200 тысяч рублей.

На следующее утро Генпрокуратура опротестовала решение суда и потребовала отменить штраф. 14 декабря Мосгорсуд отменил штраф и закрыл дело «в виду малозначительности правонарушения».

И это справедливое решение. Потому что врачи и медсестры детского хосписа не украли, не потеряли, не передали наркотические вещества — они по неопытности, по незнанию или в спешке не туда положили, не вовремя сделали запись, что-то перепутали. Их ошибки не навредили ни одному человеку.

Контроль, проверка и бесконечное подозрение в нарушениях сопровождают учителей школ, преподавателей вузов и врачей. С каждым годом контроль усиливается. У каждого учителя, врача и сотрудника медицинской организации есть свой контролер. У этого контролера свой контролер. Контроль и правильное заполнение отчета становится превыше педагогики, медицины и человека.

Закрытие дела против детского хосписа — это праздник и прецедент для всего врачебного сообщества. В России каждый врач, который работает с наркотическими обезболивающими, находится под угрозой административного и уголовного преследования. Часто врачам приходится выбирать: дать умирающему наркотическое обезболивающее и подвергнуть риску себя или оставить человека наедине с невыносимой болью. И это страшный выбор.

В 2011 году в Красноярске врач поликлиники Алевтина Хориняк выписала своему знакомому с онкологией наркосодержащее обезболивающее. Он пришел к ней после того, как врач в поликлинике по прописке не выдала рецепт, так как бесплатного лекарства не было в аптеках. Хориняк пошла на риск и спасла человека от страшных болей. Через два года сотрудники Госнаркоконтроля оценили выписку платного рецепта как сбыт наркотиков. 70-летней женщине грозило до девяти лет лишения свободы. Медицинское сообщество замерло в ужасе. Суд ограничился штрафом в 15 тысяч рублей.

Когда я шла на суд, где детский хоспис могли закрыть на три месяца из-за ошибок в отчетностях, я думала, что, когда я буду умирать и буду орать, выть и кусать губы от боли, я буду очень хотеть, чтобы мой врач нарушил инструкцию и вместо кабинета с документами побежал ко мне и сделал укол.

Но в здоровом обществе врач не должен выбирать между журналом отчета и умирающим пациентом. Не должен работать в страхе получить штраф за ошибку в журнале или сесть в тюрьму за то, что выписал не своему пациенту рецепт на смерть без боли. Врач должен лечить и обезболивать. Учитель — думать о детях и о своем предмете. А бюрократический контроль должен быть ослаблен или автоматизирован, или передан в отдельные руки. Потому что из-за него 500 детей могли лишиться возможности провести последние дни дома, с родителями и без боли.