Тающий след

Виктюк умел.

Бросить пиджак на спинку стула в театре и пропасть.

— Где Роман Григорьевич?!

— Он тут, он тут, неподалеку, вышел...

А он уже в Риге, репетицию ведет.

Взять никем не использованную пьесу — «Адский сад», «Служанки», «Фердинандо» — и натворить на сценах хоть «Современника», хоть «Сатирикона», хоть Молодежного на Фонтанке такого волшебства, что ни участники, ни зрители этого уже никогда не забудут.

Кричать на репетиции из зала на сцену: «Гений! Гениально!!!»

И окрылять среднего артиста до возможностей хорошего, а хорошего до немыслимых прежде высот.

Как ни жаль, как ни странно, когда он наконец получил право ставить, что хочет — Театр Романа Виктюка — он словно забыл «петушиное слово», превращавшее его спектакли в события. Так бывает. Роль хозяина не всем предназначена; иногда она отнимает участь. Его, мне кажется, участью была некомфортная безбытность, неприкаянность, необходимость отвоевывать свое у мира и века. Когда он обрел возможность набирать труппу, какую хотел, определять репертуар и прочее, когда ему стало удобно работать, со сцены ушло нечто. Трудноопределимое словами.

Ни в какие времена не совершавший каминг-аутов, но и не трудившийся скрывать свою ориентацию (стоило лишь взглянуть на зал премьер), он фантастически умел работать с актрисами, самых ординарных превращать в праздник женской и сценической иррациональности.

Он играл в мага, и заигрался до того, что стал им. Шуба, кольца, пестрые пиджаки не в счет. Он умел взвихривать пространство сцены до того, что в нем не успевали таять следы движений — внутренних в том числе. Роман Виктюк владел стихией странного, не исчерпываемого словами; очерк тайны в его лучших спектаклях был не просто знанием натуры, способностью прозрения. Вот оттого он и останется явлением.

Наше давнее-давнее с ним интервью началось так.

— У вас 15 минут, пока я допиваю чай.

Через час попросил:

— Спроси еще!

И выдал формулу, многое, на мой взгляд, вбирающую в его даре:

Сейчас он там, где это можно обсудить со многими.