Карл Маркс и Савва Морозов, Вячеслав Иванов и Алексей Толстой, «девушка с характером» — одна из главных моделей Серебряного века, сестра Рябушинского Евфимия Носова и врезающаяся на всю жизнь в память старуха из Зарайска в облачении древнеегипетского фараона… Все они встретились на выставке «Стихии Анны Голубкиной» в знаменитом самарском особняке эпохи модерна, так называемом «доме Курлиной», построенном в 1903 году легендарным Александром Зеленко и ставшим одним из самых дорогих особняков в истории города (позднее его перестраивали, здесь были и контрразведка, в подвалах которой расстреливали красноармейцев, и детский сад, и посольство Швеции в период эвакуации, дом горел, но сейчас его восстановили в прежнем виде). Сейчас в доме Курлиной музей модерна, на выставке Голубкиной собрали окола ста экспонатов, в том числе 35 скульптур из Третьяковской галереи, благо дом-музей Голубкиной в Большом Левшинском закрыт сейчас на реконструкцию, и москвичи не поскупились на работы первого ряда, например, привезли «Старую»; многое покинуло столицу впервые за 70 с лишним лет.
К экспонатам из столицы добавились и восемь голубкинских работ из Самарского художественного музея — редкая по сегодняшним дням возможность прямого диалога двух коллекций.
Голубкину (1864–1927) обычно числят первым русским импрессионистом в скульптуре, при этом она увлекалась и символизмом. Она не раз жила, и подолгу, в Париже, училась у Родена («Вы, … лучший из художников, … дали мне возможность быть свободной…» — ее письмо к мэтру читается как признание в любви), много выставлялась во Франции — в общем, выглядела типичным для начала века сплавом русской и европейской культур, не зря Рильке хлопотал о показе ее «Возраста» на выставке в Берлине, ведь продажа этой работы могла бы иметь важные последствия для карьеры художницы. Сама родом из Зарайска, она хоть и стала модной на родине — дягилевский «Мир искусства» сразу стал приглашать ее в свои экспозиции, — оставалась при этом скромной девушкой из провинции. Навестившей ее в парижской мастерской Константин Сомов писал в 1899 году: «Она мне чрезвычайно понравилась, приятно видеть человека внутренне чем-то горящего; все, что она говорит, хотя подчас и наивно и слишком иногда элементарно, всегда интересно и оригинально в ее простонародном, цветистом языке».
Фото: Евгений Шаров
Экспозиция в музее модерна устроена далеко не элементарно, здесь интересный дизайн и много разделов, в том числе «Мастер и материал», «Зарайский сад» и «Зарайские сфинксы». Есть и настоящие редкости, например, мало кем виденный т.н. «Акварельный гербарий», созданный Голубкиной в 1910 — начале 1920-х годов. Зарисовывать растения она начала после поездки к подруге в Крым и продолжила уже дома.
Среди логотипов на стенде выставки есть и неожиданный — «Третьяковка в Самаре». Он выполнен в виде серпа и молота и отсылает к зданию знаменитой фабрики-кухни, построенной именно в этой пролетарской форме. В 2022 году на фабрике планируют открыть филиал Третьяковской галереи в Самаре, формально он уже создан, но работает пока что на площадках музеев-партнеров. Помимо Голубкиной в доме Курлиной еще одна выставка, к 150-летию Товарищества передвижников, открылась сейчас в областном художественном музее.
Экспансии столичных собраний в провинцию выглядят сегодня привычным делом; радикально сократившая внешние связи пандемия лишь усилит этот процесс. Третьяковка уже обрела филиалы во Владивостоке, — пока что без собственного здания, — и в Калининграде, там помещения готовятся к открытию. Ситуация в Самаре выглядит уникальной: музей получит здесь собственный дом с большими экспозиционными площадями, после реконструкции фабрики-кухни там появится более 8000 кв. м выставочных пространств, оборудованных по последнему слову техники, — речь, прежде всего, об освещении и климат-контроле, требования к которому у национальных музеев неизбежно высокие.
Проект переустройства — дорогой, тем более что фабрика-кухня, настоящий шедевр конструктивизма, до наших дней дошла в очень плохом состоянии.
Фабрику, построенную по проекту Екатерины Максимовой для рабочих завода № 42, известному также как завод имени Масленникова, открыли в 1932 году, она была рассчитана на 9000 обедов и отличалась не только передовыми технологиями приготовления блюд, но и необычным дизайном — с воздуха здание выглядело как перекрещивающиеся серп и молот: любимая игра формами у архитекторов социалистической поры, можно вспомнить здание московского Театра Советской армии на площади Коммуны, ныне Суворовской, в форме пятиконечной звезды. Формальная игра не мешала процессу, продуманному до мелочей: еда из кухонь, расположенных в «молоте», доставлялась по конвейерам в залы «серпа». Также в здании размещались спортзал, читальня и некоторые коммунальные службы. Если добавить сюда бетонные перекрытия, редкие в зданиях 30-х не только в Поволжье, и впечатляющее остекление «в пол», можно представить себе восторг постороннего наблюдателя. Его не смогла притушить даже реставрация 1944 года, призванная, в частности, уменьшить энергопотери при отоплении проекта, столь нерационально построенного с точки зрения военной поры.
Позднее эта многофункциональность сыграла с фабрикой злую шутку. Когда СССР начал разваливаться, а оборонный завод испытывать трудности, фабрику закрыли, в здании появился торговый центр, где под одной крышей продавали мебель и вездеходы, работали развлекательные клубы и сауна, понаоткрывали офисов. С диким капитализмом пришла дикая архитектура: декор фасадов сбили, все, что могли, обшили пластиковой рейкой, зашили и уникальные потолки. Позднее новые собственники решили здание разобрать и возвести на этом месте 30-этажную башню. Тут-то в спасение фабрики-сказки и включились архитекторы и общественники. Им мешало многое — так, не придя к соглашению с властями, собственники просто сняли со здания крышу, рассчитывая, видимо, на естественное разрушение конструкций. Затем был подписан контракт на реставрацию в объеме 580 миллионов рублей — мало того, что сумма была очевидно занижена, так еще и фирма-подрядчик ничего толком не освоила. Сегодня же планируемые затраты составляют почти полтора миллиарда рублей (для сравнения: огромные здания нового Сибирского кластера искусств в Кемерове оценивают в семь с лишним миллиардов). Впрочем, опыт последнего времени показывает, что амбициозные архитектурные проекты во всем мире имеют тенденцию к сильному удорожанию уже в ходе возведения.
Фото: Евгений Шаров
Но, что бы ни случилось, здание фабрики-кухни не станет таким же бессмысленным украшением Самары, каким выглядит теперь мало кому нужный футбольный стадион, построенный на окраине города к чемпионату мира 2018 года. Разрушающийся памятник социальной архитектуры, стоявший на грани уничтожения, будет приведен в прежний вид — отличный пример для всего исторического центра Самары, который частично тоже тщательно восстанавливается, а частично так же тщательно уничтожается ради новостроек, причем это касается и красивейших деревянных домов с резными наличниками. Важно и то, что сама Третьяковская галерея организационно не участвует в процессе реконструкции, все финансовые потоки идут через другие государственные структуры, с них, если что, и спрос.
История с фабрикой в виде серпа и молота похожа на сказку со счастливым концом, но, во-первых, мы еще далеки от финала, во-вторых, знал бы кто, какой невидимой миру борьбы стоило спасти эту далеко не рядовую фабрику, а главное — не всякая бабушка вылезает из брюха волка целой и невредимой.
Впрочем, главные угрозы сегодня связаны с исполнением бюджета, сейчас вряд ли кто способен в деталях расписать, какое влияние на него окажет пандемия.