Люд под ногами майора

Житель Бишкека Алексей М. в 2011 году решился на переезд в Россию, потому что ему было «сложно считать своей родиной страну, где ты регулярно сталкиваешься с отношением «русский, вали в свою Россию». Он подал документы на участие в программе переселения соотечественников, а через год вместе с супругой и маленьким ребенком переехал в Омск. Но если Алексей ожидал в «своей России» человеческого отношения, то его ждало жестокое разочарование.

«Я продал квартиру, собрал вещи, выписался, прилетел в Россию и начал заниматься документами. В ФМС (Федеральная миграционная служба, сейчас — Управление по миграции, входит в структуру МВД. — «Новая») я сразу понял, что ее сотрудникам все равно, переселенец ты или просто трудовой мигрант. Я сутками стоял в очередях, потому что в каждом отделении своя трактовка программы, везде требуют разные документы», — вспоминает мужчина.

Как и все приезжающие по программе переселения, Алексей сделал липовую регистрацию: настоящую ему было делать не у кого, а за ее отсутствие соотечественнику грозил огромный штраф от будущей родины. Одновременно надо было искать жилье и работу, потому что подъемные, для которых также надо было собрать много справок, давали только через полгода.

«Тогда я понял, что у меня нет родины, — говорит Алексей. — В Кыргызстане я оставил все, а в России оказался никому нужен. Меня спасло лишь то, что благодаря своей коммуникабельности я попал к начальнику местного ФМС и рассказал о своих проблемах». Спустя полгода мужчина получил гражданство, однако потом Алексей и его семья столкнулись с типичной Россией. В Омске не было работы, которая могла бы прокормить троих человек, поэтому, отбыв срок обязательного пребывания, семья переехала в Москву, где и живет до сих пор.

Таких историй — тысячи, и все они сделаны словно под копирку. «Копировальный аппарат» называется Госпрограммой по оказанию содействия добровольному переселению соотечественников, проживающих за рубежом, Россия утвердила ее в 2006 году. Постепенно в нее включали новые регионы, сейчас переехать из другой страны в Россию можно в 80 из них. Представители ФМС на старте программы утверждали, что в ней готовы принять участие около шести миллионов проживающих за рубежом соотечественников. Но спустя почти 15 лет после запуска число переселенцев не достигло и миллиона. Сейчас программу пытаются «починить», но, кажется, пока у нее мало шансов стать популярным способом эмиграции. В программу заложены слишком неясные формулировки, безумная бюрократия и полная оторванность от проблем людей, которые выбрали Россию в качестве новой родины.

Когда в ответ на массовый исход в Россию соотечественников из других бывших республик Советского Союза власти в 1992 году создали ФМС, они, судя по всему, плохо представляли себе масштабы миграционной волны. За первые 15 лет после распада СССР в страну, по разным данным, приехали от 10 до 15 миллионов человек: всем им нужно было строить жилье, помогать деньгами и работой. Траты российского бюджета на это были огромны. До специальной программы, которая бы делала иммиграцию соотечественников хотя бы не таким хаотичным, Россия дозрела только в 2006-м.

«Исход русскоязычного населения, который начался в 1991 году, стал огромной трагедией: люди уезжали по принципу «чемодан — вокзал — Россия». Репатрианты мечтали о специальной программе по переселению, поэтому когда в 2006 году вышел указ об утверждении программы, все обрадовались. Тогда даже говорили, что программу приняли поздно, и все слезы пролились в 1990-х, но мы думали, что лучше поздно, чем никогда», — вспоминает председатель исполкома «Форума переселенческих организаций» Лидия Графова.

Участникам программы российские власти пообещали гражданство за полгода, рабочее место и жилье, оплату провоза пятитонного контейнера и подъемные. Параллельно

(поэтому по программе переселения практически невозможно приехать в Москву). Как только программа была введена, проблемы быстро полезли наружу. Желающих ехать в российскую глубинку оказалось гораздо меньше, чем предполагалось, а принимающая сторона плохо справлялась с предоставлением жилья и трудоустройством. Люди ехали слабо, поэтому с 2013 года программа, которую планировали завершить годом ранее, становится бессрочной.

Ключевая ошибка заключалась в том, что все главные заботы по реализации программы легли на регионы, которым не до новых жителей. «Регион обязан принять человека и дать ему работу, — напоминает Графова. — Но в российских городах есть свои очереди из тех, кто ждет переселения из ветхого жилья, откуда там места для переселенцев? У нас нет инфраструктуры, которая могла бы стать привлекательной для новых жителей России. Как может двигаться программа, когда на огромном и приоритетном для заселения Дальнем Востоке на 11 регионов всего один центр временного размещения для переселенцев, расположенный в Хабаровске?»

Однако сложности переселенцев не только в том, что людям некуда идти с вокзала. Людям также негде регистрироваться. В связи с этим они могут попасть под облавы полиции и, если вовремя не дадут взятку участковым за фиктивную регистрацию, могут быть исключены из программы. На них также распространяется норма о выдворении на пять лет за два административных нарушения.

Заместитель директора Федеральной миграционной службы (2003–2008 гг.), президент Фонда «Миграция — XXI век» Вячеслав Поставнин объясняет: регионы попросту не понимали, чего от них хотят, и каждая область поступала с приезжими по своему усмотрению. «Например, шлет человек заявку в Тверскую область, где он дом присмотрел и знакомые есть. А органы занятости смотрят на его заявку и говорят, что им человек с такой профессией не нужен. Параллельно в этой же области может работать 50 тысяч временных трудовых мигрантов, а постоянные жители не нужны. И на каждом шагу такие недочеты, потому что система не работает.

Мы можем много говорить о подъемных, оплате перевозки и билетов. Но никто не думает о том, что люди продают свои квартиры за бесценок и никогда не купят на эти деньги жилье в России, а на подъемные ничего не сделаешь. Если в Израиле и Германии людям дают гражданство и жилье, то тут ты еще и гражданство будешь получать годами. Вот тебе и программа, и приехали по ней «слезы», — говорит Поставнин.

На подъемных и правда не разгуляешься. Самые высокие — на Дальнем Востоке, там участнику программы государство выделяет 240 тысяч рублей, а членам его семьи — по 120 тысяч рублей. На неприоритетных территориях эти суммы равны 20 и 10 тысячам рублей соответственно.

Считается, что главный признак правильной миграционной политики — это прирост населения. Однако как раз его и не наблюдается. По данным МВД на сентябрь 2020 года, с начала реализации программы в Россию по ней прибыли 959 тысяч человек, из них в 2019 году — свыше 108,5 тысячи, в 2020 году — чуть больше 40 тысяч участников. Впрочем, по мнению Виктора Себелева, директора НКО «Национальный центр интеграции», экс-руководителя представительства ФМС России в Таджикистане (2007–2013 гг.), «не совсем корректно измерять эффективность программы только числом переселившихся в Россию соотечественников».

«Выразить желание переселиться и решиться на это — разные понятия, — говорит Себелев. — Очень непросто поменять место жительства, привычный уклад жизни, работу, друзей, уехать в другую страну и начать все сначала. Можно сколько угодно сетовать на недоработки программы, но при всех недостатках называть ее провальной было бы несправедливо. Поставленная цель: «Стимулирование и организация процесса добровольного переселения соотечественников на постоянное место жительства в Россию» — выполняется в полном объеме».

Стимулирование было успешным исключительно из-за отсутствия альтернативы: люди мечтали попасть в программу, потому что до последнего времени она была единственной возможностью за полгода получить гражданство: в общем порядке на это уходило до семи лет. В остальном программа превратилась в «замаскированный оргнабор», отметила Лидия Графова.

Ничего удивительного, пожимает плечами Поставнин: изначально у госпрограммы были публичная цель и истинная. И на самом деле нужно было лишь заместить поток иноязычной и инокультурной миграции из Центральной Азии русскими людьми. «Поэтому ввели жесткие рамки: условно не старше 40, не моложе 20, без членов семьи, то есть конкретно хотели завезти трудовую молодую рабочую силу. Это была технократическая ошибка, когда чиновники полагали, что привезти нужных людей — это как кучу кирпича одного размера перевезти из точки А в точку Б», — объясняет Поставнин.

В последние годы программа переселения «воскресла» — но только благодаря украинским беженцам, которых через нее легализуют. Вячеслав Поставнин говорит, что «если бы не граждане Украины, которых волевым усилием приняли в 2016–2017 годах в гражданство через эту программу», у госпрограммы не было и ее нынешних показателей. Кроме того, эксперты часто критикуют всю схему за то, что по ней могут приехать люди, даже не знающие русский язык.

«Представительства за рубежом осаждают люди, большинство из которых, с трудом записавшись на прием за несколько месяцев вперед, затем не проходят собеседование по причине отсутствия интереса к переселению, незнания русского языка или откровенно заявляющих только о праве на гражданство. Это создает очереди и ненужный ажиотаж, которые только препятствуют нормальной работе с соотечественниками, действительно желающими переселиться в Россию», — говорит Виктор Себелев.

По мнению Вячеслава Поставнина, тут встает вторая ошибка, из-за которой не работает госпрограмма — академическая.

«Мы называем себя многонациональным государством, и у нас все формально равны. Но при этом использовать слово «русский» и сделать репатриацию для русских невозможно. Когда я еще руководил ФМС, то предлагал перечислить все коренные национальности, которые проживают в России и не имеют своего государственного образования (немцы, якуты, татары) и включить их в госпрограмму. Тогда бы поток переселенцев составлял 95% русских. Но мы не можем этого сделать. У меня когнитивный диссонанс. С одной стороны, у нас «русский мир», мы защищаем русских на Украине, в Беларуси и где только можно. С другой стороны, русские, которые сами хотят к нам переехать, вроде тут и не нужны», — говорит эксперт.

В том, что программа не работает так, как было изначально задумано, не стоит винить только чиновников. Среди переселенцев хватает людей, которые после получения гражданства не остаются в регионе, а едут развивать столицу. Хотя смысл программы — в обоюдном сотрудничестве, а не в том, чтобы люди быстрее получали паспорта. Виктор Себелев полагает, что это происходит из-за отсутствия реальных рычагов воздействия на соотечественников. «Пока их нет, вопреки принятым обязательствам и получив положенные по закону преференции, люди не только покидают выбранную территорию, но и вовсе могут вернуться на родину после получения красного паспорта», — говорит он. С другой стороны, их можно понять: из регионов в Москву едут не только вчерашние иностранцы, но и «коренные» россияне.

Владимир из Ташкента приехал на заработки в Москву в 2012 году — строил столичное метро. В какой-то момент ему надоело платить за разрешение на работу, делать въезд-выезд, и он задумался о гражданстве. «Я вернулся в Узбекистан, сделал биометрический паспорт и начал готовить документы о переселении. В феврале 2015 года я получил заветную книжку (документ переселенца. — «Новая») и переехал в Ярославскую область. Понятно, что пришлось пользоваться услугами компаний, которые делают регистрацию: знакомых-то в регионе не было совсем», — говорит Владимир.

Основной сложностью для переселенца мужчина называет отсутствие четких алгоритмов при подаче документов. По указанным номерам телефонов в отделе миграции никто не отвечал, а электронная очередь была занята на два месяца вперед. При этом у переселенца есть лишь три месяца на подачу на разрешение на временное проживание. Вадим в них не уложился, и был оштрафован. В других случаях люди должны уезжать куда-то на три месяца, чтобы не нарушать правило 90/180: быть в России не больше 90 дней в течение одного полугодового отрезка.

«С раннего утра я стоял в очередях. Только на сдачу ВИЧ она была распределена на три дня вперед, — вспоминает Владимир и не может удержаться от иронии.

потому что сотрудники МВД никогда не принимают документы с первого раза, всегда надо что-то исправлять и доносить»

Владимир приехал в Ярославль 9 мая 2015 года, а уже 9 июня 2016 года он получил заветный паспорт — и через время уехал в Москву. То, что программа переселения не заставила его остаться в регионе, не ее проблема, это «проблема России», замечает строитель.

«Я бы остался жить в Ярославле, если бы мне платили больше. Мне нравится моя работа, но в Ярославле метро не строят. Отсутствие работы в регионах — это беда не госпрограммы, а России. В Москву едут не только переселенцы, а все люди. 90% людей, с кем я работаю, — это жители регионов», — объясняет мужчина.

Надо отдать должное МВД: оно очень медленно, но методично вносит в программу изменения, которые, по задумке, должны модернизировать ее. О нововведениях в конце сентября на профильной конференции, организованной «Форумом переселенческих организаций» в рамках проекта «Право на Родину», который финансируется через президентский грант, рассказала руководитель Главного управления по вопросам миграции МВД Валентина Казакова. Вот ключевые из них:

- С 1 января 2020 года Дальний Восток получил статус приоритетной для заселения территории. Там установлен повышенный объем государственных гарантий. Кроме выплат подъемных, которые в пять раз больше, чем на обычных территориях, предусмотрены ежемесячные пособия при отсутствии дохода от трудовой деятельности, что особенно важно во время пандемии. Переселившимся в этот регион предоставлена возможность приобретения в безвозмездное пользование земельных участков, которые переходят в собственность, когда переселенец получает гражданство. - С 1 июля переселившиеся в приоритетный регион соотечественники после приобретения гражданства могут получить жилищную субсидию. - Для получения гражданства России МВД больше не требует отказа от имеющегося гражданства. «Для многих это было камнем преткновения. Людям не хотелось отказываться от имеющегося гражданства, поэтому мы надеемся, что наши соотечественники, особенно из дальнего зарубежья, воспользуются этим фактором и будут более активно становиться участниками госпрограммы», — отметила Казакова. - С 1 июля подъемные участникам госпрограммы соотносятся с прожиточным минимумом в конкретном субъекте. - С 24 июля участники госпрограммы могут находиться в России без постановки на миграционный учет в течение 30 дней (для сравнения: обычные мигранты должны встать на него в течение 7 дней). - Упрощены процедуры получения гражданства для многих граждан, которые априори могли быть участниками программы — это граждане Беларуси, Украины и Молдовы, которые теперь могут приобретать гражданство, получив вид на жительство без получения РВП.

Программа переселения сделана очень по-русски: ее пришлось докручивать на ходу. Впрочем, эксперты считают, что она все же не потеряла своей актуальности. «Раньше люди не уезжали, потому что были интегрированы [в местную культуру], но у них выросли дети, которые в новой реальности этих стран (архаичности и исламизации) не найдут себе места. И этот процесс будет длиться десятилетиями», — говорит Вячеслав Поставнин.

Оживить программу переселения, как это ни парадоксально, может коронавирус. Лидия Графова напоминает, именно пандемия подтолкнула власти к гуманизации миграционной политики. Взять хотя бы тот же пример с необходимостью выезда в течение трех месяцев, если человек не успевал сдать документы. При закрытых границах полиция поняла, что людям можно продлевать документы без их выезда из страны по правилу 90/180 (мигрант не может находиться в России суммарно больше 90 дней в течение одного полугодия).

«Это правило изначально не должно было применяться к переселенцам, которые приезжают в страну навсегда. Оно должно быть отменено. Есть еще много других мелких деталей, которые можно было убрать много лет назад, и они бы не тормозили получение гражданства переселенцами. К счастью, сейчас из программы убирают кричащие недоразумения, но сказать, что без изменения миграционной политики в целом, которая должна быть действительно привлекательной, а не репрессивной, у нее есть светлое будущее, — нельзя», — заключает Лидия Графова.