Не могу найти себе места, как, надеюсь, сейчас тысячи людей в стране и в мире. Ну, сотни, но точно не десятки, а может, все-таки тысячи думают об этом. Этого она от нас ждала (а я думаю — ждет). Что она хотела нам сказать спокойным, ровным голосом? Вот ведь, в чем тут загвоздка: в самосожжении Ирины Славиной не было никакого надрыва и «героизма», ничего показного, это не был и жест отчаянья, хотя отчаянье здесь тоже присутствовало — это был обдуманный шаг абсолютно разумного человека.
И если мы не поймем смысла этого сообщения, отвернемся от вопроса и неизбежного ответа, это мы (!) сделаем ее поступок бессмысленным и останемся с виду живыми существами, а на самом деле нравственной нежитью.
Простая штука: у нее больше не было возможности гулять с собакой и вязать свои платки. Дело не в унизительном утреннем обыске — это последняя капля, и за него, конечно, кто-то должен ответить, но это была ее жизнь, а она, садясь на свою последнюю лавочку, думала не о себе, а о нас: почему мы все такие?.. А какие? Не совсем безнадежные, наверное, а иначе ее шаг, в самом деле, оказался бы неоправданным — всего лишь «безысходностью».
Вот, кто сейчас умрет у всех на глазах страшной смертью на лавочке в Нижнем Новгороде: чеховский «человек с молоточком». Вероятно, Чехов у нас нынче не в тренде, поэтому вкратце напомню содержание его рассказа «Крыжовник». Рассказчик со смешной фамилией Чимша-Гималайский приехал в гости к брату, который всю жизнь честно служил, скопил на именьице и воплотил в нем мечту всей жизни: разводить крыжовник. А дальше почитаем Чехова, потому что яснее и ровнее о том, о чем, наверное, думала в тот день Ирина Славина, сказать едва ли возможно:
«...Мне было слышно, как он не спал и как вставал и подходил к тарелке с крыжовником и брал по ягодке... Как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье... Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе нет ни одного, который бы вскрикнул... Мы видим людей, которые днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников... Протестует одна только немая статистика... Очевидно, счастливый человек чувствует себя хорошо потому, что несчастные несут свое бремя молча... Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные... Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, — и все обстоит благополучно».
И в заключение еще мысль Михаила Бахтина, поразившая меня недавно своей наотмашь точностью: «У нас нет алиби в бытии». Не говорите, что вы, мол, этого не знали, что отвернулись как раз в это время — это самообман, и он нам не простится. Спасибо тебе, прежде незнакомая Ирина Славина, за напоминание, и Царствие Небесное тебе.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»