В результате врачи к журналистам в понедельник так и не вышли — ожидается, что пресс-подход состоится во вторник. Но это уже не так важно: предварительная информация, которую сотрудники клиники разослали журналистам (предварительная — потому что Навального будут обследовать дальше), в пух и прах разбивает версию об упавшем сахаре и нарушении обмена веществ, преподнесенную руководством омской больницы.

Основной вывод после трех дней обследований — Навальный был отравлен. «Клинические данные указывают на интоксикацию веществом из группы активных веществ, называемых ингибиторами холинэстеразы», — говорится в сообщении клиники. Точное вещество пока не установлено, но группа ингибиторов холинэстеразы включает в себя обширный список препаратов, в том числе, некоторые лекарства от Альцгеймера и деменции, а также газ зарин, использовавшийся в Сирии, и «Новичок». Пока Навальному дают стандартный в таких случаях антидот — препарат атропин.

Состояние Навального тяжелое — он остается в реанимации и находится в искусственной коме, но острой угрозы жизни нет, говорят в клинике. Однако последствия отравления для его организма — в первую очередь, нервной системы — непредсказуемы.

То, что Навальный оказался в клинике Шарите, — большая удача. Немецкие врачи еще расскажут, какие обследования они проводили, но за двое суток в Омске ингибиторов холинэстеразы у Навального не нашли — более того, версию с отравлением в конечном счете вообще отмели. Кроме того, клиника Шарите — действительно одно из лучших медицинских заведений в Германии. Сейчас она особенно на слуху: здесь работает вирусолог Кристиан Дростен, один из советников федерального правительства по проблемам коронавируса, он же разработал первый в Германии тест на COVID-19.

Именно в Шарите в 2018 году поставили на ноги Петра Верзилова: сюда его привезли через три дня после отравления с очень похожими симптомами — правда, Верзилов еще до перелета пришел в сознание. В его случае врачи тоже указали на отравление, но установить точное вещество не смогли.

Главную роль в транспортировке Навального из Омска в Берлин сыграл продюсер и основатель фонда Cinema for Peace Яка Бизиль: именно он нашел самолет, команду пилотов и врачей, полетел с ними в Омск, а там сначала добивался, чтобы врачей пустили к пациенту, а потом — чтобы пациента позволили вывезти.

Сидя в берлинском офисе Яки Бизиля, в окружении фотографий с кинособытий, где он снят рядом с Леонардо ДиКаприо, сложно представить себе, какое отношение он имеет к Навальному. На самом деле — действительно никакого.

За несколько лет до отравления Верзилова Бизиль познакомился с ним и Надеждой Толоконниковой: в 2014 году фонд Cinema for Peace признал фильм «Показательный процесс: История Pussy Riot» лучшим документальным фильмом года, после этого Бизиль познакомил их с несколькими продюсерами в Голливуде. Когда Верзилова отравили, Бизиль позвонил главе клиники Шарите профессору Айнхоплю и организовал транспортировку пациента.

«Надя Толоконникова позвонила мне в четверг и спросила, могу ли я сделать то же самое для Навального — я сказал, почему нет, — рассказывает Яка Бизиль. — Если он их друг и его жизнь в опасности, нужно было сделать все, что возможно».

По словам Бизиля, найти медицинский самолет, собрать команду врачей и пилотов, получить письменное подтверждение от Шарите о готовности принять Навального и получить все разрешения на вылет удалось меньше, чем за сутки. В ночь на пятницу, в три часа по берлинскому времени, самолет вылетел в Омск. Проблемы начались на российской земле.

«До вылета мы с омскими врачами были на связи, а потом стало происходить что-то странное, — говорит Бизиль. — Когда самолет приземлился в пятницу утром, мы ожидали, что пациента погрузят в самолет, и мы полетим обратно, но этого не случилось. Мы не понимали, с кем разговаривать. Мы предпринимали все возможные попытки на всех дипломатических уровнях — в результате нашей медицинской команде разрешили посетить Навального».

После этого начались еще большие странности. Российские врачи заявили, что Навальный нетранспортабелен и

«У нас была команда из троих врачей, которые занимаются транспортировкой тяжело больных или умирающих людей, — говорит Бизиль. — Наши врачи подтвердили, что он может лететь. Он был в критическом состоянии, но, как объяснили наши врачи, нет большой разницы: человек находится на борту или на больничной койке — современные технологии позволяют транспортировать человека безопасно. К тому же его жена Юлия настаивала на том, что его необходимо срочно вывезти».

В результате к 10-ти вечера по Омску команда Бизиля получила зеленый свет на перевоз Навального. Вылет был согласован на 8 утра. В субботу утром его привезли в Германию.

Выводы немецких врачей не были совсем неожиданностью: еще днем в понедельник представитель правительства Германии Штеффен Зайберт заявил, что существует «определенная вероятность отравления», поэтому политику нужна личная защита.

Собственно, с тех пор, как в клинику Шарите в субботу утром привезли Навального, ее круглосуточно охраняет полиция: машины дежурят у главного входа, у заезда для скорой помощи, несколько сотрудников в форме все время патрулируют площадь перед клиникой.

Сообщение Шарите уже прокомментировала канцлер Германии Ангела Меркель, сказав в совместном заявлении с министром иностранных дел Германии Хайко Маасом: «Навальный играет весомую роль в российской политической оппозиции, поэтому мы настоятельно призываем власти России подробно прояснить все обстоятельства случившегося с ним и сделать это максимально прозрачно. Виновные должны быть установлены и привлечены к ответственности. Мы надеемся, что господин Навальный восстановится и выражаем поддержку его семье, которая проходит через трудное испытание». Слова канцлера довольно дипломатичны — пока она просто желает Навальному здоровья и «настоятельно призывает» Россию расследовать обстоятельства отравления. Но столь быстрая и довольно однозначная реакция канцлера показывает:

Депутат Европарламента Сергей Лагодинский считает, что Германия могла бы инициировать международное расследование. «Это наиболее правильный путь, — считает он. — Юридически Германии будет трудно сделать что-то самим: это не вопрос внутреннего расследования. Но это политический вопрос на международном уровне. Германия — страна, которая теперь задействована, поскольку приняла пациента. И она должна настаивать на том, чтобы было начато международное расследование — не будем забывать, что Германия сейчас председатель Совета ЕС».