«Отдавать свою свободу я не собираюсь»

26-летний Руслан Костыленков окончил Медицинский колледж в Сергиевом Посаде по специальности «лечебное дело». После учебы занимался подработками, проживал в подмосковном Хотьково. Руслан рос без родителей. Мама Руслана умерла, когда тот был ребенком, отец скончался спустя полтора месяца после того, как сын попал в СИЗО.

Осенью 2017 года Руслан встретил своих единомышленников, когда попал в общий чат в Telegram под названием «Клуб любителей растений». Они говорили на общие темы, про животных, политику и про жизнь в стране. В этом чате Костыленков рассказывал, что собирает передачу в СИЗО политзаключенным и предлагал к нему присоединиться. Тогда же он познакомился с остальными фигурантами «Нового величия».

15 марта 2018 года, в день рождения Костыленкова, к нему в квартиру в Хотьково ворвались автоматчики, повалили на пол, избили, надели наручники и посадили на стул. Потом «надели на голову пакет, душили, ставили на растяжку и били по почкам», рассказывал во время допроса в суде Костыленков. Адвокат Костыленкова несколько раз подавала жалобу на действия силовиков.

Гособвинение называет Костыленкова руководителем «Нового величия» и главой Верховного совета организации. Согласно материалам дела, у него был псевдоним «Центр». Руслану вменяют «создание экстремистского сообщества» (ч. 1 ст. 282.1 УК РФ). С марта 2018 года Костыленков находится в СИЗО-3. Прокурор запросил для него семь лет и шесть месяцев колонии общего режима. Вину он не признает.

«Новая» провела заочное интервью с Русланом, передав ему вопросы через адвоката.

— Было ли подозрение, что рано или поздно за вами могут прийти?

— Нет, лично у меня такого подозрения не было, и я вам поведаю о двух принципах, подавлявших мою подозрительность: отсутствие в наших действиях даже намека на незаконность и доверие к правоохранительным органам. Если с первым принципом все ясно, то второй, насколько я понимаю, мне нужно раскрыть.

Мое мнение о полиции и судах сформировалось не по сериальчикам на НТВ, а по непосредственному соприкосновению с этими структурами в молодости. Насколько вы знаете, я не москвич, а коренной житель Сергиево-Посадского района Московской области. И то, как работает система юстиции там и в столице, — небо и земля. Полиция, прокуратура и суд Сергиево-Посадского района повернуты к людям лицом. У нас тоже есть ФСБ, отдел «Э» (по борьбе с экстремизмом. — Ред.), СК, Росгвардия, но вам никто не станет подкидывать наркотики, оружие, пытать, подсылать провокаторов. Если ты был замечен в коллективе, который, по мнению силовиков, считается сомнительным или неблагонадежным, то тебя вызовут к оперативнику, он побеседует с тобой без протокола, «возьмет на карандаш» и отпустит домой. Это называется «профилактика».

На моей малой родине никто не трогает гражданские коллективы и сообщества. Ибо силовики знают, что ни о каких терактах и вооруженных захватах власти в них не может быть и речи. Я и сам в юности активно участвовал в деятельности всевозможных местных объединений, все прекрасно знали о моих оппозиционных взглядах, но местные силовики ищут настоящих преступников, а не сажают людей за слова, которые регулярно произносит половина россиян, и уж тем более не занимаются мерзкими провокациями и фабрикациями. Из них не делают карательный орган для уничтожения инакомыслящих. Я с таким не сталкивался и считал, что и в Москве такого не может быть. К сожалению, я ошибался.

— Расскажи, как проводилась проверка твоего заявления о пытках?

— В один замечательный день ко мне пришел следователь по фамилии Шилов из 51-го Военно-следственного отдела, допросил меня и ушел. Потом при ознакомлении с уголовным делом я увидел, что этот же следователь допросил оперативников, которые меня задерживали. В своих показаниях они указали, что после того, как мне вручили постановление суда (хотя этого не было), я начал размахивать кулаками, матерился и подбежал к окну, чтобы выпрыгнуть из него.

Как я понял, Шилов больше ничего не сделал и закрыл дело.

А знаете, какой единственный государственный орган опротестовал закрытие господином Шиловым уголовного дела о моих пытках и встал на мою сторону? Сергиево-Посадская городская прокуратура. Это к слову о том, что я говорил выше.

— Были ли зафиксированы следы от пыток?

— Конечно! В ИВС, ОНК и СИЗО куча этих бумажек, но толку — ноль.

— Как бы ты охарактеризовал Руслана Д.?(Ключевой свидетель обвинения, защита считает его провокатором, его опознали под именем Раду Зелинский, в материалах дела фигурирует под вымышленным именем Александр Константинов.—Ред.)

— Он показался мне обычным представителем среднего класса, «сереньким» типом. Сейчас я придерживаюсь мнения, что он психически больной человек, активно работающий на спецслужбы. Либо он у них на крючке за какие-то прошлые грехи, либо получает материальные блага за свою деятельность, либо просто получает определенное удовольствие от игры в шпиона. Хотя одно другому не мешает.

— В ходе общения с ним появились ли у тебя подозрения, что он может быть провокатором?

— Пожалуй, нет. Хоть он и регулярно высказывал странные, радикальные и садистские предложения, но в моем окружении встречались и более необычные люди, поэтому я считал все его выступления лишь спецификой его психики. Никаких подозрений у меня не было. Однако подозрения по поводу Руслана Д. были у Рустамова (признал вину по делу и его осудили в особом порядке на 1,5 года условно за пособничество участию в экстремистском сообществе.— Ред.), но я не принял их во внимание.

— По твоему мнению, провокация Руслана Д. удалась или в проигрыше оказался он сам?

— Мы в неволе. Его никто не собирается привлекать к уголовной или иной ответственности. Его друзья, силовички-боровички, получили косточку от начальства. Он получил денег, славы и других благ. Конечно, провокация удалась!

— Потерял ли ты до конца доверие к людям?

— Отличный вопрос, даже ключевой во всем интервью. Мне сложно ответить коротким «да» или коротким «нет». С одной стороны, глядя на людей, помогающих нам, я сохраняю веру в людей и понимаю, что терять доверие — это деструктивно и нелогично. Но есть и совсем другая сторона вопроса.

После произошедшего со мной и двух лет в СИЗО я стал циничнее, холоднее. Такая динамика моей психики ощущается не в виде агрессивного и разрушительного пламени, которое стремится уничтожить все вокруг. Скорее, это похоже на всепоглощающую, увеличивающуюся черную дыру. Она будто была спрятана на протяжении 25 лет моей жизни где-то в глубине моей души и моего разума, а сейчас начала проявлять себя.

— Какие моменты судебного разбирательства для тебя оказались самыми тяжелыми?

— Тяжело вставать в пять утра на суд и возвращаться в полночь. Все остальное — пустяки.

— В такие тяжелые моменты, когда ты оказываешься в целиком враждебной ситуации, что остается для тебя самым важным?

— Свобода, честность, юмор.

—Чего ты ожидаешь от приговора?

— Безусловно, я считаю, что всех фигурантов дела «Нового величия» нужно оправдать, выплатить им материальную компенсацию, а провокаторов и лжесвидетелей привлечь к уголовной ответственности. Но я понимаю, что это невозможно. Оптимальным вариантом для всех сторон я считаю условку или штраф, которые перекроют по отсиженным нами сроком. В таком случае я закрою глаза на беспредел силовиков, а также на бездействие властей, которые видели нашу ситуацию и ничего не сделали.

Но если я получу суровый приговор, который предполагает отправку в колонию на год, два, три и более, то, к сожалению, мне придется поступить в соответствии с кодексом чести японских самураев. В лагере меня ждет физическое насилие, оскорбления, рабский труд и риск заражения опасными инфекционными заболеваниями. Неужели кто-то считает, что я буду это терпеть? Я и так сижу два года, а потом еще и терпеть несправедливость сурового приговора и отдавать дальше свою свободу я не собираюсь.