Столетье с лишним — не вчера,
А сила прежняя в соблазне...
И те же выписки из книг,
И тех же эр сопоставленье./Б. Пастернак, 1931/
Удивительно, как точно воспроизводится рисунок политических событий в России начала ХХ века и в сегодняшней Америке. Она проходит тот же путь в уменьшенном масштабе, но в ускоренном темпе.
В России все началось с «кровавого воскресенья» 9 января 1905-го, когда полицией были расстреляны 130 безоружных участников многотысячной демонстрации, направлявшейся с петицией к царю. В США все началось с понедельника, 25 мая, когда безоружный афроамериканец Флойд, обвиненный в краже и в неповиновении полиции, был задушен полицейским. Потом начались массовые выступления, протесты, митинги, стачки, вооруженные восстания, грабежи, поджоги, убийства, акты политического террора — все, что называется «первой русской революцией» 1905–1907 гг.
Идейно и практически она направлялась радикальной левой интеллигенцией — социалистами-революционерами (эсерами), социал-демократами (большевиками) и множеством сочувствующих народолюбцев и прогрессистов. Кое-где образовались небольшие самоуправляемые территории, «зоны свободы».
Часть российской интеллигенции осознала, что демократическое движение, все более радикализируясь, угрожает той самой свободе, которую заманчиво провозглашает своей целью. Так родился сборник «Вехи» (1909), объединивший крупнейших мыслителей Серебряного века и последующей эмиграции: Н. Бердяева, С. Франка, С. Булгакова, М. Гершензона, П. Струве... Уже после поражения первой русской революции они предупреждают, что ее семена еще могут взойти в будущем. И призывают интеллигенцию пересмотреть свою одержимость социализмом, материализмом и народничеством.
из «этики нигилизма» семена франка
«Непризнание абсолютных и действительно общеобязательных ценностей, культ материальной пользы большинства обосновывают примат силы над правом, догмат о верховенстве классовой борьбы и "классового интереса пролетариата…"; отсюда — чудовищная, морально недопустимая непоследовательность в отношении к террору правому и левому, к погромам черным и красным и вообще не только отсутствие, но и принципиальное отрицание справедливого, объективного отношения к противнику...
Субъективно чистые, бескорыстные и самоотверженные служители социальной веры оказались не только в партийном соседстве, но и в духовном родстве с грабителями, корыстными убийцами, хулиганами... Нигилизм интеллигентской веры как бы сам невольно санкционирует преступность и хулиганство и дает им возможность рядиться в мантию идейности и прогрессивности».
Под нигилизмом здесь понимается отрицание высших ценностей, личного достоинства, свободы совести и слова во имя борьбы за политическую власть. Авторы «Вех» подчеркивают, что выступают против самодержавия, но со страхом наблюдают, что деспотизм левой интеллигенции и революционных партий едва ли не больше угрожает свободе и достоинству человека, чем правящий режим.
Закономерно, что В.И. Ленин назвал «Вехи» «энциклопедией либерального ренегатства» и «сплошным потоком реакционных помоев, вылитых на демократию». Все опасения, высказанные «Вехами», сбылись в ХХ веке в небывалом масштабе; не только Россия, но под ее прямым влиянием и треть мира оказалась под властью «прогрессивного деспотизма».
Как ни удивительно, такая же опасность надвигается на ХХI век. О ней предупреждают авторы опубликованного 7 июля «Письма о справедливости и открытых дебатах». Авторы — крупнейшие американские мыслители, писатели, журналисты, профессора, деятели культуры и СМИ. Писатели Джоан Роулинг, Салман Рушди и Маргарет Этвуд, лингвист и политический публицист Ноам Хомский, философ и политолог Фрэнсис Фукуяма, гарвардский профессор Стивен Пинкер, лауреат Пулитцеровской премии Энн Эпплбаум, защитница гражданских свобод Надин Строссен, шахматист и политик Гарри Каспаров, джазовый музыкант Уинтон Марсалис... 150 имен.
Все они — либеральнейшие из либеральных, демократичнейшие из демократичных. Их репутация в глазах прогрессивной общественности безупречна.
Но постепенно они осознали, что дальнейшая радикализация мирных протестов, переходящих в немирные, и политической атмосферы, все более нетерпимой и деспотической, представляет огромнейшую угрозу для тех самых ценностей, которые они пытались отстаивать как либералы и демократы.
Письмо о справедливости
«Наши культурные институты оказались сейчас перед лицом испытаний. Мощные протесты за расовую и социальную справедливость спровоцировали давно назревшие требования реформировать полицию, а также внедрить большее равенство в нашем обществе, и не в последнюю очередь — в сфере высшего образования, журналистики, благотворительности и искусств. Но эти насущные требования также ускорили возникновение новых моральных установок и политических обязательств, которые ведут к ослаблению уже принятых норм открытых дебатов и проявления терпимости к различиям, в угоду идеологическому конформизму.
Насколько мы приветствуем первое движение, настолько поднимаем свой голос против второго.
Повсюду в мире набирают влияние антилиберальные силы, имеющие мощного союзника в лице Дональда Трампа, который представляет реальную угрозу демократии. Но сопротивление этому превращается в самостоятельный политический бренд, со своими догмами и принуждением, чего нельзя допускать. Ведь правые демагоги уже широко эксплуатируют этот факт. Демократическая интеграция, которую мы хотим достичь, будет возможна только, если мы выступим против атмосферы нетерпимости, окружающей нас сейчас со всех сторон.
Свободный обмен информацией и идеями — живая основа свободного общества — с каждым днем становится все более ограниченным. Пока мы опасались угрозы цензуры со стороны правых радикалов, она постепенно распространялась в нашей культуре: нетерпимость к противоположным взглядам, мода на публичное осмеяние и остракизм, а также тенденция сводить сложные политические вопросы к слепой уверенности в собственной правоте. Мы поддерживаем ценность здравой и даже саркастической дискуссии. Но сейчас слишком часто можно услышать призывы к скорому и жесткому возмездию в ответ на то, что воспринимается как неправильное слово или мысль. А еще больше вызывает тревогу то, что общественные лидеры, стремясь к контролю над паникой, наносящей вред обществу, склонны применять поспешные и несоразмерные наказания вместо обдуманных реформ.
Редакторов увольняют из-за спорных моментов в текстах, книги изымаются из-за предполагаемой недостоверности фактов, журналистам запрещено писать на ряд определенных тем, профессора становятся подозреваемыми после цитирования в классе «не той» литературы, исследователей увольняют за распространение академической работы, уже прошедшей официальное рецензирование, глав организаций смещают за мелкие ошибки и недочеты.
Какими бы ни были аргументы в каждом конкретном случае, результат один — неуклонное сужение границ того, о чем можно говорить без риска быть подвергнутым репрессиям.
И мы уже расплачиваемся за это — писатели, художники и журналисты всё больше боятся риска отступить от общего консенсуса или даже просто недостаточно энергично выступить в его поддержку.
Эта удушающая атмосфера в дальнейшем нанесет огромный вред основным устремлениям нашего времени. Запрет на спор, кто бы ни был его зачинщиком — репрессивное правительство или нетерпимое общество, — неизбежно вредит тем, кто лишен власти и влияния, и мешает их участию в демократических общественных процессах. Путь к победе над ошибочными идеями лежит через их обнародование, споры, убеждение, а не через попытки заткнуть рот или подвергнуть изгнанию. Мы отказываемся от любого заведомого неверного выбора между справедливостью и свободой, которые не способны существовать друг без друга. Как писатели, мы нуждаемся в культуре, которая оставляет нам место для экспериментов, риска и даже ошибок. Нам нужно сохранить возможность доброжелательных разногласий, которые не влекут за собой тяжких профессиональных последствий. Если мы сами не станем защищать самое важное, то, от чего зависит наша работа, нам не стоит тогда ожидать подобной защиты от общества или государства».
При всей колоссальной дистанции во времени и пространстве — удивительная перекличка с «Вехами», что еще раз подчеркивает зеркальность двух исторических ситуаций. Конечно, нельзя не заметить упоминание Трампа как «реальной угрозы демократии» в начале письма. Однако очевидно, что это формальная отговорка, такая же ритуальная дань «общедемократическим убеждениям», как выпады против самодержавия в «Вехах». Острие письма направлено именно против того, что сам Трамп недавно назвал «леворадикальным фашизмом» (far-left fascism).
Тот «моральный нигилизм, в котором веховцы обвиняли левую интеллигенцию, в США теперь выступает под именем cancel culture — «культура отмены» или «культура запрета». Каковы бы ни были твои заслуги перед обществом, культурой, наукой, бизнесом, спортом, за любую неосторожно высказанную мысль, недостаточно «прогрессивное» словечко можно поплатиться репутацией, карьерой, всем жизненным итогом. Авторы выступают против полиции мысли, властные претензии которой гораздо более тотальны, чем у полиции, охраняющей порядок на улицах городов. Задача полиции — предотвращать преступления; полиция мысли отрицает свободу мысли и слова, как если бы она была преступлением.
Какая реакция последовала на публикацию письма? Со стороны левых радикалов, конечно, вполне ленинская, типа «либеральное ренегатство». Но самые мощные левопрогрессистские медиа предпочли просто о нем промолчать. Наказать авторов «Письма», подвергнуть их административной, издательской, газетной, институциональной травле, — значит подтвердить его правоту. Таков взрывчатый парадокс этого текста, напоминающий классические логические парадоксы: опровергнуть его карательными мерами — значит подписаться под ним.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»