На фоне «тучных лет» нефтяного роста в России возникла потребность в организациях, способных стимулировать развитие инноваций, улучшать инвестиционный климат и внешнюю привлекательность.

Создание таких структур, как «РВК», «Российский Фонд Технологического развития» или Агентство стратегических инициатив («АСИ»), отвечало духу времени и соответствовало принципам государственного капитализма. Институты развития могли, как минимум, отражать, или изображать, заинтересованность исполнительной власти в изменениях и пресловутой цифровизации, а близость к руководству позволяла продвигать позиции технократов.

В результате сформировался статус-кво, при котором эти структуры признавались вспомогательной и динамичной частью политической системы, а об их высокой стоимости содержания предпочитали умалчивать. Но последние годы экономического «застоя» и нынешней кризис способствовали изменению отношения к институтам развития.

Массовый перевод сотрудников «АСИ» на общественные начала в течение последних лет и прошлогодние обвинения в СМИ в адрес руководителя направления «Новый бизнес» Артема Аветисяна в использовании привилегированного положения для захвата банка «Восточный» и ареста американского инвестора Майкла Калви повысили внимание к реальным целям деятельности агентства. Это также дискредитировало полезные инициативы организации в глазах бизнес-сообщества, такие как платформа жалоб бизнеса на силовиков, которая была создана «АСИ» совместно с деловыми бизнес-объединениями по поручению президента Владимира Путина.

Недавний арест руководителя «РВК» Александра Повалко вновь заставил задуматься о целесообразности финансирования организаций, на содержание которых с 2005 года было потрачено более 5 трлн бюджетных средств. В результате перед властями встает вопрос о том, как реформировать работу структур или вовсе отказаться от них.

Несмотря на то, что изначальные цели создания институтов развития были весьма полезными и в целом прогрессивными, они не могли кардинальным образом улучшить ситуацию в экономике. В академической литературе принято считать, что инновации, продвигаемые государством, мягко говоря, не отличаются эффективностью.

Основным драйвером развития должен быть частный сектор, который активно взаимодействует с имеющимися центрами знаний, в зависимости от модели инновационного развития, и может активно работать с государством, получая от него субсидии и крупные заказы, как, например, SpaceX.

Одновременно необходимо сохранять баланс между бизнесом и государством, и интересы частного сектора в максимизации маржи не должны приноситься в жертву политическим амбициям.

В России же предпочли идти по более-менее знакомому пути. Еще со времен «перестройки» советская и позже российская политическая элита восхищалась экономическими успехами китайских коммунистов. Выборочное проведение неолиберальных реформ на фоне незыблемой монополии на власть виделось идеальной формой общественного договора, когда узкая группа лиц могла продолжать контролировать политическую жизнь и в обмен предоставляла стабильный экономический рост.

Вплоть до кризиса 2008 года ВВП страны рос средними темпами примерно 7% в год, и во многом считался отражением успеха первого срока Владимира Путина и его политики построения вертикали власти и «национальных чемпионов». Это позволяло легитимизовать отказ от либеральных реформ, а институты развития и их последующие трансформации воспринимались как успешная попытка перенять и наконец закрепить китайский опыт, когда удается совмещать авторитарный строй и неолиберальную экономическую модель.

Однако, как и в 1980-х, случился просчет.

Китаю действительно удалось добиться впечатляющих успехов, но это произошло не благодаря государству, а наперекор ему. В дополнение к действительно эффективным неолиберальным реформам Дэна Сяопина, рост в Китае стал возможен благодаря высвобождению ресурсов крестьянской экономики от гнета идейных ортодоксов и предоставлению корпорациям возможности зарабатывать благодаря международной торговле. В результате партия хоть и сохраняла главенствующую роль, но также становилось заложником успехов экономической деятельности, что в свою очередь порождало принцип взаимозависимости между государством и бизнесом.

В СССР не было предпосылок для повторения китайского опыта. Уничтоженное большевиками и Сталиным гражданское общество так и не было восстановлено, а партийное руководство и представители КГБ и не думали о том, чтобы ослаблять контроль над всем вокруг. Роль государства ставилась на первый план, и любая экономическая активность должна была в первую очередь идти на благо партии.

В современной России дела обстоят примерно схожим образом. «Китайское чудо» видится прежде всего как триумф государства, а советские успехи в покорении космоса и создании передовых образцов военной техники как пример успешной инновационной политики, которая может быть воссоздана в XXI веке. Поэтому на волне шального потока нефтяных денег именно институты развития должны были стать центрами бюрократической пассионарности, способными стимулировать инновационную политику.

В последние годы у политической элиты было немало поводов лишний раз подумать о целесообразности существования институтов развития. В прошлом году думский комитет по экономической политике предложил остановить финансирование структур из-за чрезмерной стоимости и невнятных результатов.

Масла в огонь добавили новые скандалы с возможным участием все того же Артема Аветисяна - недавно на него была подана уже вторая жалоба в комиссию по этике при Российском союзе промышленников и предпринимателей (РСПП). Теперь на него жалуются его бывшие сотрудники, основатели Модульбанка, которые также подали иски в суд. Совсем недавно произошел арест Александра Повалко, в котором так же есть больше вопросов, чем ответов.

Подобные удары по репутации структур могут быть еще более разрушительными на фоне экономического кризиса и сокращения поступлений в бюджет. Скорее всего, в самое ближайшее время мы увидим еще больше критики и более радикальные призывы к сокращению финансирования.

Более того, возможно формирование конфликтующих групп сторонников и противников институтов развития, что может поспособствовать увеличению потока негатива в СМИ и чревато новыми скандалами. В результате руководителям структур можно будет забыть о статусе-кво в отношениях с исполнительной властью и пытаться всеми способами оправдать свое существование, пересмотреть показатели эффективности и содержание дорогих и раздутых штатов, любящих много говорить и мало делать.

Отторжение либеральных реформ и распространение государственного капитализма определяет институтам развития ограниченные, но в то же время важные функции – поддержку сегмента МСП льготным кредитованием, запуск социального предпринимательства, локальное продвижение инноваций, поддержка социальных проектов на региональном уровне и прочее.

Экономический кризис, вызванный коронавирусом, отсутствие структурных реформ и очевидных факторов роста грозят превратить некогда полезные структуры в токсичные «черные дыры».