Чем Ухань не похож на Чернобыль

Прошедшая на прошлой неделе пресс-конференция президента Трампа однозначно продемонстрировала: США считают Китай виновным в дезинформации об «уханьском вирусе», жертвами которого стали почти 400 тысяч человек, а американская и мировая экономики понесли беспрецедентные потери. И хотя продолжение пикировки между двумя сверхдержавами никак не помогает преодолеть кризис, а скорее порождает дополнительные сомнения в перспективах быстрого восстановления глобальной экономики, в Вашингтоне решили не обращать на это внимания.

Можно ли винить США за их нынешнюю риторику? На наш взгляд, вряд ли. Стоит напомнить, что уже во многих странах политики не только однозначно высказались за расследование причин эпидемии, но и допустили, что Пекин может понести соответствующие издержки (в США уже поданы судебные иски, в Великобритании более 70 % населения выступает за то, чтобы правительство выступило с такими же требованиями). Все эти

пытаясь переложить ответственность на других и допуская совершенно непозволительные высказывания и дипломатические демарши.

Между тем, если оценить происходящее более спокойно, окажется, что в отношении Китая не выдвигалось никаких уничижительных обвинений. Лишь немногочисленные адепты «теории заговора» допускали, что КНР разработал специальное биологическое оружие, направленное против внешнего мира. В то же время реакция китайских властей, которые явно не принимали проблему всерьез в течение нескольких месяцев, типична для любой бюрократической структуры (в России на первых этапах ее было принято чуть ли не игнорировать).

Сегодня в мире крепнет подозрение, что местом происхождения вируса является Уханьский институт вирусологии. Самая вероятная причина его распространения — ошибка или небрежность, позволившие вирусу вырваться за пределы лаборатории. Исследования, которые могли там проводиться, давно описаны: в них до поры до времени принимали участие американские специалисты на гранты американских же организаций. Так что ничего сверхъестественного и запрещенного в институте не происходило. При этом Пекин категорически отказывает международному сообществу во всестороннем независимом расследовании работы лаборатории, порождая дополнительные кривотолки и обвинения.

Как можно объяснить такое поведение? Маловероятно, что в черте 12-миллионного города военные работали над созданием биологического оружия и провели его испытание на собственных гражданах. Скорее, речь идет именно о стремлении авторитарного государства сохранить свой суверенитет и разобраться с проблемой собственными силами. Примеров такого рода много и в нашей собственной истории: напрашиваются параллели с аварией в Чернобыле, когда советское правительство, несмотря на приходившие из Европы отчетливые сигналы, целую неделю отрицало серьезный выброс радиации на АЭС; многие годы спустя «под контролем» находилась и ситуация на подводной лодке «Курск», когда сначала отказ от помощи, а потом несвоевременное обращение к западным специалистам не позволили спасти жизни 118 моряков.

Однако в случае с Китаем упрямство выглядит более ожесточенным и может в ближайшем будущем привести к более серьезным последствиям как для КНР, так и для всего мира: научное и технологическое сотрудничество двух стран сворачивается, торговая сделка с США будет наверняка похоронена; крупные американские, европейские и японские корпорации начинают вывод производств из Китая;

Сегодня Китай не является an indespensable nation (буквально: «незаменимой нацией». — Ред.) для всего мира, как полагают пекинские вожди. С 2017 по 2019 год американский импорт из КНР снизился на 10,5 % и составил в прошлом году $452,2 млрд; при этом импорт из Мексики за тот же период вырос на 14,1 %, достигнув $358,1 млрд. Если такая динамика сохранится, то к концу 2021 года Китай потеряет статус крупнейшего поставщика товаров и услуг в США. В Европе «старые» члены ЕС сейчас закупают у стран Центральной Европы в 1,6 раза больше товаров, чем у КНР (Є570,0 млрд против Є362,2 млрд по итогам прошлого года), а также формируют дополнительный «индустриальный пояс» в Средиземноморье от Турции до Марокко.

Исходя из того, что экономический рост в Китае в последние годы опирался на самый большой в мире кредитный «пузырь», а возможная рецессия способна оказать непредсказуемое влияние на социальные и политические процессы в Поднебесной, крайне сложно объяснить, почему китайское руководство сопротивляется нарастающим требованиям расследовать историю с возникновением коронавируса.

Между тем именно сравнение уханьской катастрофы с чернобыльской, на наш взгляд, позволяет понять логику действий китайского руководства.

В 1986 году авария на Чернобыльской АЭС произошла после того, как руководство СССР взяло курс на перестройку во внутренней политике и снижение градуса противостояния с США. Уже состоялась встреча в Женеве, прозвучали новые советские инициативы по сокращению стратегических вооружений. К тому же СССР явно проигрывал в экономическом соревновании и с возрастающим трудом поддерживал статус сверхдержавы.

На этом фоне отрицание серьезности происшедшего в Чернобыле продолжалось около двух недель. Уже 14 мая Михаил Горбачев выступил в программе «Время», сообщив о контакте с западными правительствами относительно последствий катастрофы. 15 мая «Большая семерка» заявила о «глубоком сочувствии ко всем пострадавшим и готовности оказать любую помощь, прежде всего медицинскую и техническую, по первому же требованию». Вскоре на месте катастрофы приступила к работе международная группа экспертов во главе с Д. Бенинсоном (рекомендован ВОЗ).

В течение первого года после катастрофы иностранные государства направили на объект технику и роботов для работы в сложных условиях. Тысячи советских детей из пораженных районов были приняты в зарубежных странах на отдых и лечение. На протяжении последующих лет международные спонсоры потратили более $1,5 млрд на строительство защитных сооружений — и в СССР, а потом и в независимой Украине. Трагедия воспринимается до сих пор как общая беда человечества; никто не обвиняет в ней советское руководство и не вспоминает о его недолгом апрельском молчании.

В 2019 году начало эпидемии в Ухани произошло в обратной ситуации, когда Китай, напротив, осваивался в роли новой сверхдержавы. Это, по мнению пекинских стратегов, исключало извинения, тем более — присутствие независимых наблюдателей.

Поднебесная исходила из того, что любое согласие с оппонентом есть проявление слабости. Скажем даже больше: последние шаги китайского правительства в отношении Гонконга и как никогда активные провокации вблизи Тайваня свидетельствуют о том, что в Пекине убеждены: лучшая оборона — это нападение.

Сигнал из Пекина, несомненно, будет услышан в мировых столицах: сотрудничество Китая с его партнерами заканчивается там, где КНР сталкивается с необходимостью отвечать на справедливые вопросы международного сообщества. Эта политика столь же иррациональна, как и политика России после присоединения Крыма.

На наш взгляд, 1986-й и 2020 год со временем будут восприниматься как две очень похожие даты — но каждая со своим «знаком». Чернобыль мог в свое время стать глобальной технологической катастрофой, но в итоге оказался сигналом к продолжению разрядки политической напряженности, фактически не отразился на мировых фондовых рынках и поспособствовал дальнейшему открытию Советского Союза миру.

Ухань положил начало крупнейшей за последние полвека пандемии, обрушил мировые финансовые рынки, породил невиданную ранее остановку мировой экономики (совокупный ущерб $8–10 трлн) и при этом резко обострил отношения между Китаем и большей частью мира.

В 1986 году масштабная технологическая катастрофа стала сигналом завершения первой холодной войны; в 2020 году сопоставимый по значимости инцидент имеет все шансы положить начало второй.

«Восток» образца 2020 года намного восточнее и экономически мощнее «Востока» образца 1986-го, но, вероятнее всего, и в новом глобальном противостоянии последнее слово останется за Западом.