Многие производства продолжали работать и во время карантина. «Еще с 12 мая вышли все, кроме работников старше 65 лет. По ним особое распоряжение, чтобы дома сидели до июня. Как потом будет — пока не знаю», — рассказывает Алексей, наладчик станков на заводе «ОКБ Кристалл». По его словам, на работу никого из работников насильно идти не заставляли: с 28 марта по 13 апреля одно из основных предприятий по производству запасных частей для авиации действительно соблюдало карантин, и никто не работал. Однако с 13 апреля по желанию на работу вышла почти половина рабочего состава, и производство продолжилось.

Несмотря на то что закрытие этой отрасли было лишь частичным, в итоговый список по смягчению мер самоизоляции промышленность все равно попала. С 12 мая, согласно указу мэра Москвы Сергея Собянина, работу возобновили объекты строительства (ранее «на паузу» были поставлены все стройки, кроме жизненно важных и так называемых объектов строительства непрерывного цикла) и промышленные предприятия.

Правда, согласно рекомендациям Роспотребнадзора, на первом этапе должна была возобновиться работа предприятий, деятельность которых «непосредственно связана с потребителями сферы услуг и торговли непродовольственными товарами», а также людям должны были разрешить заниматься физкультурой и спортом на улице и гулять (но не более двух человек вместе и с соблюдением социальной дистанции).

Назвать Москву промышленным сердцем России сегодня довольно сложно: «Действительно, промышленности в Москве-то почти не осталось, — говорит профессор ВШЭ Игорь Липсиц. — Москва — слишком дорогой город для того, чтобы вести здесь какое-то промышленное производство».

«Москва, безусловно, не Урал. Но и здесь тоже есть ряд важных производств: стоит вспомнить то же Сколково, Метрострой, Технополис, где развернуто очень много промышленных кластеров, в том числе и медицинское производство», — возражает Сергей Мытенков, вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП).

Работа фармацевтических компаний на сегодня — одна из важнейших. «В принципе мы как работали, так и работаем, — рассказывает Екатерина, сотрудник департамента контроля качества одной из крупных российских фармацевтических компаний. — Мой график остался прежним: два через два по 12 часов. Правда, сегодня мой первый выходной за последние дней 6: просили выходить на несколько смен еще по 8 часов из-за увеличения объема работы. Но и зарплату тоже немного увеличили».

«Почему начали со стройки? Вопрос, может, риторический, а может, стоит вспомнить 20-е годы Великой депрессии в США, когда именно за счет стройки пытались вытянуть другие отрасли экономики, — объясняет Сергей Мытенков, вице-президент РСПП. — За счет высокой занятости людей, а также различных смежных и подрядных организаций, производств, необходимых для стройки».

Сегодня в Москве строительство — очень важный сектор экономики. Остановка его работы даже на месяц — это огромные потери для городской экономики и бюджета.

«Когда вы не работаете месяц, то даже грубые расчеты показывают, что средняя производительность труда у вас снижается на 8–10%, — рассказывает Дмитрий Котровский, председатель комитета «Опоры России» по вопросам строительства. — А ведь к этому показателю снижения добавляется еще и ряд строительных материалов со сроком годности, а также работы, которые вы можете делать только в теплое время года. Например, те же кровельные работы или территориальное обустройство».

В Москве застройщиков больше 150, так что стройку тяжело посчитать в деньгах. Но в самой «физике» стройки задействованы от 1,5 до 2 миллионов человек. Средняя зарплата там приблизительно 90 тысяч рублей. «Если вы как предприятие не можете уволить этих людей и должны продолжать платить зарплату, следовательно, городской бюджет теряет просто миллиарды. Производительность — нулевая, а зарплату вынуждены платить», — говорит Котровский.

Кроме того, большая часть рабочей силы, задействованной сегодня непосредственно в физическом строительстве, — это мигранты. Во-первых, их труд дешевле, во-вторых, работодатель не уплачивает за них никаких взносов ни в систему здравоохранения, ни в пенсионный фонд.

«Я думаю, причина такого выбора для открытия как раз таки социально-криминальная, — делится своими мыслями Игорь Липсиц, доктор экономических наук и профессор НИУ ВШЭ. — Ведь под стройки московские мы завезли довольно много гастарбайтеров. У них наименее надежные условия для выживания в ситуации карантина, поэтому они создают такой достаточно взрывчатый социальный материал. Поэтому я думаю, что здесь причина даже не в потере доходов Москвы и девелоперов, а скорее в том, что необходимо дать занятость и доход людям, которые на эти предприятия приехали для работы».

Но оценивать масштаб проблемы сложно из-за того, что отследить выполнение обязательств работодателями по отношению к таким работникам практически невозможно.

«Сказать, сколько людей действительно поувольняли в строительстве — очень сложно. Но застройщики нам пишут, что спрос сильно упал, — рассказывает Дмитрий Котровский. — Особенность крупных агломераций в России, в частности в Москве, в том, что инвестор-застройщик, то есть тот бренд, который вы видите как потребитель, выглядит как некая «ширма». Чаще всего это инвест-группы, которые приняли для себя решение заниматься возведением жилья. Приобретая земельный участок или беря его в аренду, эти компании просто по цепочке нанимают генподрядные организации, перекладывая на них всю физику застройки. И все, что происходит на стройке, как правило, ложится на плечи тех самых генподрядных организаций, которые выигрывают в тендере. При этом подрядчики не попадают в списки системообразующих организаций и несут все издержки за свой счет».

О ситуации с защитой в регионах за последние месяцы, наверное, знают даже те, кто не читал новости. А что происходит на предприятиях в Москве?

С одной стороны, есть действительно образцовые предприятия, выделившие достаточное количество средств для защиты своих работников. В основном это производства, где всегда, вне зависимости от ситуации с пандемией, необходима стерильность. Например, производство тех же медицинских препаратов.

«За безопасностью у нас очень строго следят, — рассказывает Екатерина о ситуации на заводе по производству медицинских препаратов. — Так как завод расположен под Подольском, то у нас выделены корпоративные автобусы для сотрудников из Подольска и Москвы. При входе в автобус нас просят сейчас обрабатывать руки санитайзерами, брать у водителя новую маску и проходить на свое место. Сейчас еще и штат увеличился, так что запустили даже еще автобусы, чтобы люди не сидели вплотную друг к другу. После выхода из автобуса на проходной завода нам измеряют температуру: если больше 37, то человека не пускают и вызывают врача. На всей территории завода расставлены санитайзеры, куплены средства для обеззараживания воздуха. Даже в столовой у нас могут находиться только 20 человек одновременно (20-й — продавец). У нас теперь есть расписание, кто и во сколько ест».

«Начальство в самом начале после введения этих карантинных мер объявило, что каждое утро будут измерять температуру рабочих при входе на станцию, а в итоге один день померили, и на этом закончили все измерения, — рассказывает Дмитрий, электрослесарь на московской ТЭЦ. — Зато раздали листовки и брошюры, как вести себя во время изоляции. Только вот на бумаге пишут одно, а на деле выходит совсем иначе: что говорить, у нас одну маску на два дня выдают. Причем под роспись в получении. Недавно начали выдавать резиновые перчатки. Знаете, такие, в которых дома обычно уборку делают, плотные? Сказали, чтобы в них даже в туалет ходили. Смешно аж. Все маски народ в итоге покупает самостоятельного, а зачастую и антисептики».

И если на одних производствах за соблюдением безопасности во время самоизоляции следят пристально — увеличивают пространство для работы, платят надбавку за добровольный выход, — то на других не отправляют на карантин людей, которые контактировали с зараженными, хотя, согласно мерам безопасности, должны.

«У нас у одного из работников заболела жена. Она где-то в истринской больнице работает, там и заразилась. Со 2 апреля была на больничном. Два раза тест сдавала — был отрицательный, а 17-го внезапно у нее подтвердился этот вирус. В итоге увезли с двусторонней пневмонией в больницу. А у мужа — ничего. Температура 36,4–36,6. И с работниками, с которыми он контактировал, все в порядке. Да и здесь вообще всем на этот вирус наплевать. День посидели на панике — и все. Обратно на работу», — рассказывает Максим, начальник участка на одном из московских оборонных предприятий.

На время карантина их завод не закрывали: из 350 человек почти половина продолжала работать. Но заказов стало гораздо меньше: даже уже имевшиеся контракты заказчики стали просто аннулировать.

Станут ли стройки, а также промышленные предприятия новыми очагами вспышки коронавируса — прогнозировать сложно.

«Может ли быть новая вспышка? Прогнозируемое увеличение количества COVID-пациентов вполне вероятно. Опять же у нас были действительно хорошие майские праздники, которые позволили уменьшить число заболевших. И мы сейчас видим, что это тоже отражается на поэтапном снижении количества заболевших. Но это не значит, что цифра у нас не увеличится», — говорит Волчков.

Во многом выбор именно этих сфер для открытия — это ориентация на зарубежный опыт. «Им же нужно с чего-то начинать, делать какие-то первые шаги, — объясняет политолог Кирилл Рогов. — Главным ориентиром для правительства сегодня является динамика смертей и заполненность койко-мест тяжелыми больными. Я думаю, что правительство будет приоткрывать все небольшими секторами и уже по ним следить за динамикой. И как только заполненность этих коек для больных будет приближаться к исчерпанию, они будут опять все «призакрывать». Это вполне нормальная стратегия для подобной ситуации».