«Это уже мое третье последнее слово, — сказал Константин Котов в Мосгорсуде 20 апреля. — И я готов бороться и дальше».
Драма Котова развивается на нескольких уровнях.
Во-первых, это его личная драма, как и его товарищей, и те из них, кто не признал свою (отсутствующую) вину, уже победили. Это на самом деле высший уровень — исторический или, если хотите, перед Всевышним.
Два более низких уровня — политические — в смысле «византийской политики».
Здесь мы с интересом наблюдаем, как «состязаются» председатели Конституционного и Верховного судов, но делают это почти публично, поскольку над ними есть еще один «судья», от которого зависит их собственная власть.
Наконец, есть и самый общий уровень, на котором
дело Котова — маркер неправового государства, то есть мера того, как «силовики» могут поступить с любым из нас.
Приходится учитывать, что весь спектакль разворачивается теперь в декорациях чрезвычайной ситуации, связанной с пандемией, хотя в середине действия, в декабре и в январе, когда свои слова произнесли президент и Конституционный суд, этого не было. Но ранее, летом и осенью, как «чрезвычайную» в связи с массовыми протестами в Москве и других городах ее пытались представить те же «силовики». Это была паранойя — но заразная в их кругах и выше не менее, чем теперь коронавирус.
Итак, 5 сентября прошлого года Тверской суд Москвы приговорил Котова к 4 годам лишения свободы. Тогда это был «конвейер», хотя дело Котова выбивалось из ряда остальных тем, что он не совершал никаких насильственных действий и был осужден по «дадинской» статье 212.1 УК за неоднократное нарушение правил проведения массовых мероприятий.
С учетом личности Котова петиция с требованием отменить приговор набрала более 130 тыс. подписей. В ноябре стало ясно, что и инициативе СК о «массовых беспорядках» (ст. 212) не будет дан ход, и в околокремлевских кругах осторожно заговорили о «соразмерности наказания» Котову.
Константин Котов. Фото: Виктория Одиссонова / «Новая газета»
В декабре президент на ежегодной пресс-конференции сказал, что «посмотрит» это дело, а адвокаты Котова обратились в Конституционный суд. 24 января — после начала кампании по внесению поправок в Конституцию — президент поручил новому генпрокурору Игорю Краснову еще раз изучить дело Котова.
Конституционный суд принял «сигнал» и 27 января без публичного рассмотрения вынес определение, где со ссылкой на свое же решение от 24 января 2017 года по делу Дадина потребовал прекратить дело Котова, который не совершал никаких насильственных действий, а, следовательно, выйди он на незаконный пикет хоть в сотый раз, речь должна вестись только об административной, но не уголовной ответственности.
В «дадинском» решении КС также обязал Думу внести соответствующие изменения в УК РФ, чего за 3 года сделано не было. Это, как и в целом систематическое игнорирование мнения КС органами власти, подтолкнуло судей несколько перейти границы полномочий: КС не оценивает доказательств и, соответственно, не может требовать «пересмотреть» конкретное дело — хотя это и так следует из его решений.
Однако искушение показать силу судам общей юрисдикции было велико, а ситуация благоприятствовала: Валерий Зорькин, конечно, уже знал об отводимой КС роли в процессе внесения поправок в Конституцию, он наверняка был один из немногих, с кем это обсуждалось в форме тестирования идеи, — и он воспринял возможность утереть нос Верховному суду как бонус.
Прокуратура заметалась: в сентябре прокурор просил для Котова 4,5 года (назначено 4), с тем же обвинение согласилось в первой апелляции, но после вмешательства КС (обязательного для исполнения!) генпрокурор внес кассационное представление, в котором попросил снизить срок Котову до года, а в понедельник в Мосгорсуде обвинение снова повысило планку до 1,5 лет, чтобы Константин не вышел на свободу.
До этого Верховный суд, куда адвокаты обратились сразу вслед за КС, передал дело во Второй кассационный суд, а тот спустил снова в апелляцию Мосгорсуду.
Все это бюрократический «пинг-понг» в худшем смысле слова. До самого Котова, как и до всех остальных, никому тут нет дела, выясняется только меняющаяся на ходу конфигурация власти.
В условиях эпидемии нельзя показать, что «силовики» хоть в чем-то были неправы, —
скорее всего, именно это стало решающим аргументом для АП, хотя дополнительным наверняка стало и «превышение полномочий» судьями КС. И после заключения о поправках в Конституцию Зорькину осталось только утереться.
Почему это очередная стратегическая ошибка «Кремля»? Потому что эпидемия, в ходе которой приходится снова за неимением уже никаких других структур опираться на «силовиков», со всей силой обнажила и невозможность такого — в ручном режиме и через личные связи со многими неизвестными, а не через понятные институты — способа управления. А тут еще и нефть… — за ней и будет последнее «последнее слово».
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»