Наталья Авилова — директор благотворительного фонда им. Елизаветы Глинки «Доктор Лиза». Волонтеры фонда кормят бездомных на Ярославском вокзале два раза в неделю.

После гибели Елизаветы Глинки в авиакатастрофе над Черным морем, Наталье удалось собрать всех, кто многие годы работал с доктором Лизой. Все строилось на том фундаменте, который заложила Елизавета, а ее супруг Глеб сегодня — председатель совета фонда.

Я приезжаю в офис. На Пятницкой. Вход со двора. «Это помещение мы получили от правительства Москвы в безвозмездное пользование на 10 лет под работу фонда и под Центр Глинки («Музей доброты»). По задумке, музейная часть должна вдохновлять на помощь другим тех, кто сюда приходит. «Другие» — вот они, тут же, во второй половине офиса», — говорит Наталья Авилова.

Другие — это волонтеры. Они заняты своим будничным трудом. Несколько человек формируют бутерброды из нарезанного батона и вареной колбасы.

Наталья торопится, она скоро должна уехать куда-то за город, отвезти сумки — гуманитарный груз. Фонд сейчас работает не только в Москве и Московской области.

«У нас есть подшефные хосписы, например, в Тверской области, во Владимирской области. Там мы закончили строительные работы, мы не можем даже поехать туда и принять работу, потому что мы вынуждены соблюдать карантинные меры. Мы не можем доставить груз на Донбасс, коробки, которые тут кругом стоят, — это груз для Донбасса, в том числе, для четырех детских больниц и для двух детских домов, — продолжает Наталья. — В коробках нет скоропортящихся вещей, поэтому они могут подождать».

Программа фонда «Обними» (работа с неизлечимо больными людьми на дому, пенсионерами, одинокими) и программа «В беде не бросай» (помощь инвалидам, многодетным семьям, семьям с больными детьми) продолжают действовать. Работа с бездомными не останавливается. Но в нынешних условиях все пришлось переформатировать.

«Что касается бездомных, мы всегда выезжаем на вокзал. Есть люди, которые приходят за помощью уже 12 лет, на два года дольше, чем я работаю с бездомными. Мы, выезжая на вокзал, всегда соблюдаем все меры предосторожности. Но раньше мы не делали между бездомными дистанцию полтора-два метра. Мы не устраивали «веселые старты», когда люди перемещаются вдоль четырех столов как по конвейеру, а мы их кормим. Мы не паковали горячую еду или чай в контейнеры, мы их разливали на месте, чтобы было погорячее. Вот такие тонкости. Но главное, все соблюдают правила безопасности, которые позволяют бездомным друг от друга не заразиться и не заразиться от нас. Маски, шапочки, одноразовые халаты, одноразовые перчатки, стерилизация, дезинфекция», — объясняет Авилова.

Увеличилась нагрузка по другим направлениям работы. На попечении фонда 160 семей, порядка ста из них раньше могли прислать кого-то на Пятницкую, чтобы получить продуктовый набор, пачки памперсов, средства по уходу за больными. Сейчас волонтерам приходится самим делать минимум 160 визитов в месяц. Это сейчас занимает до семидесяти процентов всего времени работы фонда.

Наталья многое делает сама: разгружает машины, убирается в офисе, проводит дезинфекцию. По факту нет административного персонала, но есть два помощника. Один отвечает за тех, кому нужна помощь, другой — занимается логистикой по тем, кто хочет помогать. Есть волонтеры, но их тоже ограниченное количество.

При этом существует четкое разделение. Волонтеры, которые ездят кормить бездомных на вокзал, не ездят к больным людям домой. Это две разные команды. В каждой не так уж много людей, а кто на машинах — единицы. Поэтому иногда волонтерам приходится развозить продукты по ночам.

Новых волонтеров фонд сейчас не набирает. Причина не только в режиме самоизоляции, но и в том, что фонд за последние недели сталкивался не раз с мошенниками, которые пытались выведать данные пациентов и их развести на деньги. Даже случаи воровства были, приходил новый доброволец и пачку масок успел стащить. Его остановили другие волонтеры.

«Сейчас на нас еще и две эвакуации, — рассказывает Наталья Авилова. — Одна семья нам позвонила из клиники Рошаля, нужно было лежачего больного ребенка довезти домой в Ставрополье. Мы искали службы, которые предоставляют реанимобили, скорые помощи. Утром ребенок был доставлен домой, наконец. А еще есть семья из Баку, мама с тремя детьми уехала еще перед Новым годом. Папа там у них живет, хотели праздник вместе отметить. Там младшей девочке, годовалой, стало плохо, у нее почти отказала почка, врачи долго спасали и в момент, когда ребенок стал стабилен, когда его стало можно везти домой в Петропавловск-Камчатский, объявили карантинные меры. Борты стали отменять. Мы уже третью неделю эту семью пытаемся домой вернуть. Уполномоченная по правам ребенка, надеюсь, включится в ситуацию».

Вопрос с вывозом семьи из Баку не решился до сих пор. Но фонд смог перечислить деньги, чтобы люди могли переждать ограничительные меры в Азербайджане.

Каждый шаг волонтера и до самоизоляции был подвигом, а сейчас понимаешь, что без помощи и пожертвований ни одному фонду не выжить.

«Практически все что вы в фонде найдете, нам кто-то подарил, — обводит комнату рукой Авилова. — Холодильник, кофемашина, мебель… Мебель эта, кстати, снималась в фильме «Доктор Лиза». После сьемок нам ее отдали, и вот она у нас живет. Маски, антисептики, респираторы, полные лицевые маски, к нам даже сейчас со дня на день приедут костюмы-комбинезоны химической защиты, нужные тем, кто работает с бездомными на вокзале. Есть у нас друг Андрей Вратский, который помогал Лизе много лет в самые тяжелые моменты. И в пожары 2010 года, и когда МДМ-банк разорился, и все средства были заблокированы. Тогда Зоя Ерошок об этом писала в «Новой газете». На счетах были деньги и для хосписа Жени Ройзмана в Екатеринбурге. Тогда Андрей привез денег, и строительство хосписа было продолжено. Он помогал Лизе и помогает нам. У меня такое ощущение, что он с друзьями вроде как запустил флешмоб. Они как будто айтишников посадили в интернет искать, где появилось три респиратора, где появилось два флакона дезинфицирующего средства, где — антисептические гели. Как-то люди самоорганизовались. Благодаря Андрею и его друзьям мы ни в чем не нуждаемся с точки зрения обеспечения безопасности».

за основу взята реальная история одного дня Елизаветы Глинки. Она освободила этот день от хлопот, чтобы отметить годовщину свадьбы с мужем. В этом фильме Глеб Глинка сыграл бездомного, а многие из команды фонда в финальных сценах играют сами себя.

Как и показано в фильме, каждый четверг и каждую субботу волонтеры и сотрудники фонда приезжают кормить бездомных. Сейчас за Ярославским вокзалом есть площадка, которую «зарезервировали» под это благое дело. «Сначала мы вставали вообще в самом центре вокзала, на проходной. Но однажды к нам подошел участковый, спросил, что мы тут делаем. Мы ответили, что кормим бездомных. Он очень удивился, что за 12 лет, пока участковый, ни разу нас не видел, мы удивились тому же. Нам выделили другую площадку, она оказалась даже удобнее, там можно кормить прямо с автомобилей. И скорую туда проще вызвать, если приходят бездомные с черепно-мозговыми травмами, с резаными ранами, ножевыми», — объясняет диспозицию Авилова.

Понятно, что с наступлением ограничительных мер для бездомных наступили совсем суровые времена. Закрылись все точки общепита. Негде стало найти недоеденный бургер или недопитую колу. Плюс в начале весны происходит сезонный приток мужчин в город. Здоровых и не очень здоровых, молодых и не очень молодых. Они едут в Москву на скромные заработки, ждут, когда потеплеет, когда стройки начинаются.

Вот этот контингент в марте успел проскочить до введения режима самоизоляции. Впрочем, некоторые просачиваются и сейчас. Приехали работу искать, а работы нет, производство закрыто, стройки стоят. Назад им не выбраться, денег на билет нет. Да и нечего там делать, кажется, что в Москве всяко проще прокормиться. Но и тут объедков нет, бесхозного стакана, который наполовину полон, тоже нет.

«Центр социальной адаптации всех их конечно не примет, потому что, наверное, половина всех тех, кого мы считали бездомными, вовсе не бездомные, — рассказывает удивительные вещи Авилова. — У них есть где-то в регионах дома, жилье».

«Или те старики, которых избивают собственные дети, которые не могут находиться с ними дома. Они там, может, и ночуют, но днем им лучше на вокзале, даже зимой».

Волонтеры тем временем выносят к погрузке большие армейские термосы. Сегодня в них кофе, хотя обычно — чай. «Чай наши делают, здесь прямо. Заваривают конкретно крепкий, очень много сахара. Бездомным нужен очень калорийный чай. Добавляют лимоны всегда, апельсины, а еще бывает, что клюква там, брусника… Все, что есть, приносят и делают такой чай. Бездомные хвалят, говорят у вас самый вкусный чай во всей Москве», — говорит Ирина. Она отвечает за логистику.

Сотрудник фонда Владимир всем семейством готовит по четвергам суп для бездомных. «Сегодня гороховый», — говорит он улыбаясь. Суп пакуют в пластиковые тарелочки, каждую завязывают в одноразовый пакет. Все, кто занимается этим, в масках, в одинаковых шапочках. И мне сложно определить включающегося в разговор.

«Бутербродики по четвергам, а по субботам, как правило, хлебушек и салатик витаминный, невозможно вкусный», — рассказывает Ирина.

«В эту субботу мы и чай сделали витаминный, с вишней. Летом мы компоты делаем, с садов со своих привозим фрукты и ягоды», — продолжает Владимир.

Про Любу я узнаю, что обычно она готовит подливку и гарнир по субботам. Люба красивая и молодая. Я понимаю это, когда она чуть опускает маску.

В отдельные пакеты кладут одноразовую ложку, салфетку и пакетированную лапшу, которую можно заварить кипятком.

На вокзал каждый раз выезжают к пяти часам. Погода на улице не играет роли: град, дождь, снег.

«И насквозь промокали, чего только не было», — добавяет Люба.

Как правило, еды и тепла (человеческого) ждут от семидесяти до ста человек. Но в последнее время людей становится больше, работает сарафанное радио. Люди идут даже с Павелецкого вокзала, не говоря уж о соседних Казанском и Ленинградском.

«Те, кого когда-то кормила Елизавета Петровна, они тоже здесь. Перешли к нам с Павелецкого вокзала», — говорит Люба.

Медицинская сестра Валерия показывает, что взяла с собой: «Я выполняю функцию фельдшера. Самое основное — это перевязки, оказание первой медицинской помощи по симптоматике. При необходимости вызываем скорую. Если говорить о травмах, то чаще всего в последнее время черепно-мозговые травмы, избиения. Устраиваются на работу, их часто обманывают, естественно, возникают конфликты. Вот и обращаются то с черепно-мозговой травмой, то с рваной раной. Кашель сейчас очень активен, головная боль, часто обращаются с суставной болью, ОРВИ, ОРЗ, с нагноениями, с трофическими язвами».

По пути на вокзал Валерия рассказывает о бездомных. Многих из них она уже знает хорошо: «Среди бездомных оказался доктор бывший. Он сломался, начал пить из-за того, что у него не выдержала нервная система развода и лишения жилья. Последовательное развитие событий: начал пить, его выгнали с работы и он оказался на улице».

Валерия вспоминает, как они с Любой до ночи ждали скорую, которую вызвали бездомному с расколотым черепом,

Сама Валерия пытается отнестись к бездомным с пониманием: «Я же изучала психологию. Есть люди со слабой нервной системой, которые в принципе не способны к чему-то стремиться. Тут много факторов. Первое — это воспитание, второе — это социальное воздействие. И если нервная система очень слабая, то люди начинают опускаться, они не могут противостоять обстоятельствам».

На площадке за Ярославским вокзалом накрыты три стола. На первом выдают суп, на втором — бутерброды, на третьем — кофе. Четвертый стол — для медсестры Валерии.

Сотрудник фонда Владимир просит собравшихся людей соблюдать социальную дистанцию. Не всем это нравится, есть агрессивные, но Владимир и еще один волонтер Рамир мастерски успокаивают всех. На волонтерах — комбинезоны, маски, очки, медицинские шапочки.

Владимир тут же его успокаивает простыми словами: «Не ругайся».

Люба подключается: «Ну-ка прекрати кричать».

Голодные люди жадно съедают все, что получили на раздаче. Еда им очень нравится. Потом выстраиваются в очередь к Валерии. Спрашивают парацетамол, таблетки, которые пьют при сахарном диабете.

«Мои хорошие, прошу вас держать дистанцию полтора метра», — говорит Валерия людям, пришедшим за медицинской помощью.

— Мне нужен парацетамол и от кашля таблетки.

— Парацетамол зачем?

Валерия выясняет всю симптоматику больного и только потом определяет, что лучше — дать лекарство или срочно вызывать скорую.

Валерия измеряет температуру, тут же дезинфицирует термометр. Говорит, что температуры нет у человека. Кто-то подходит с бронхитом, Валерия выясняет симптомы, дает таблетки, объясняет правильный прием.

Многие просят парацетамол, чтобы не заразиться коронавирусом, но Валерия объясняет, что у нее нет лекарства от коронавируса, а парацетамол не используется для того, чтобы не заразиться.

У Любы остается хлеб, и люди, кому нужно, берут его с собой. Использованную одноразовую посуду выбрасывают в специальные мусорные пакеты.

Ко мне подходит мужчина в синей куртке, представляется Андреем. Просит найти брюки, а то поизносились. Да и ремень… Говорит, что уже несколько лет живет на улице, даже адаптировался. Документы потерял, жилья нет, приехал из Белоруссии. На подработке его обманули, за полгода ничего не заплатили. Но сейчас совсем тяжело стало. «Полуголодные ходим. И вещей нет, чтобы переодеться».

Андрей жалуется, что на вокзал не пускают: «Погляди, что там делается! Присесть некуда, охранники гоняют со всех сторон. Сто рублей. У нас нет денег таких. Вот в чем дело».

Рядом с ним стоит мужчина лет сорока пяти, он в очках. Я бы подумала скорее, что он волонтер, чем бездомный. Он включается в наш разговор с Андреем: «С вокзалов выгоняют. Вот, видите: руки у меня все обморожены. Сейчас стали гонять даже тех, кто заплатил».

На улице он живет второй год несмотря на то, что москвич. «Это долгая история, очень долгая. Вкратце — без квартиры остался и без жены».

Мужчина лет шестидесяти с длинными седыми волосами, представляется Сергеем. Он из Одинцова. Как оказался на улице, рассказывать не хочет. Говорит, что ситуация с эпидемией стала сложной еще и потому, что теперь негде даже постирать вещи: «Раньше-то в прожарке. Надо, чтобы здесь была стирка на трех вокзалах. Еще парикмахерская, столовая».

Прожаркой они называют специально отведенное место под названием «Дом друзей» на Цветном бульваре. Сейчас все закрыто, и они вынуждены ходить грязными. Раньше, если появлялась возможность помыться, то это была большая удача, а сейчас помыться и поесть негде.

Пожилая женщина в пуховике жалуется мне, что негде погреться: «Автобус нас выкидывает — водитель прогоняет. И вокзалы не пускают. Сидим возле метро».

«Еще возрастная дискриминация. Молодых оставляют, а старые должны выйти», — включается другая пожилая женщина, представившаяся Маргаритой.

«Выгоняют отовсюду и стариков, и бомжей, — говорит первая собеседница. — Но я не бомж. Меня соседи выгоняют, соседи не дают жить, мне нужен юрист».

Она получает пенсию, есть все документы, но жить в своей коммунальной квартире она, как говорит, не может, потому что «созданы невыносимые условия».

Маргарита из Свердловской области. В Москве ей сделали операцию в институте Логинова. За это время образовалась дыра в оплате коммунальных платежей. Документы у Маргариты не потеряны, пенсию она получает на расстоянии, но находится в Москве уже давно. Раньше она жила в приюте для бездомных на улице Иловайской, но через год покинула приют. Нельзя оставаться там так долго. Теперь живет среди бездомных. «С бомжами, если их не настроят отрицательно, в общем-то, можно».

У Маргариты нет детей, а родственникам не до нее. Указ о штрафах за нарушение режима самоизоляции для нее беда. «Я должна уйти из-под этого указа, как-то уйти с поля зрения полиции. Говорят, там штраф уже пятнадцать тысяч могут выписать, если ты не самоизолировался».

Валерия тем временем вызвала скорую мужчине. Он в алкогольном опьянении, но есть подозрения на сотрясение головного мозга. Пока едет скорая Валерия осматривает молодого человека в черной неопреновой маске, в хорошей куртке и джинсах, со спортивной сумкой. Он просит его не снимать. «Я не бездомный, живу в хостеле, из другого города, до самоизоляции работал грузчиком, получал деньги, и все было хорошо. Потом получил тяжелую травму ноги на работе, месяц перевязок, а за все платил, потому что продолжал работать. После наступления эпидемии девяносто процентов грузчиков осталось без работы, без средств к существованию. Я не один, кто оказался в такой ситуации. Уже третий раз прихожу за едой сюда. Надеюсь, не продлится все это безумие долго, иначе будет голод. Впервые сегодня здесь попросил сделать перевязку, денег осталось совсем немного, а я хочу дальше жить в хостеле».

Валерия делает перевязку. Нога в ужасном состоянии. Валерия говорит, что нужна операция. Нарушено кровообращение и лимфообращение. Нужно ставить имплантат. Иначе может быть ампутация.

Скорая приезжает, врач скорой помощи осматривает мужчину с признаками сотрясения головного мозга и резаной раной на шее, но не забирают его. Рана обработана хорошо, а никакого сотрясения, по мнению врачей скорой, нет. Есть только алкогольное опьянение.

Волонтеры фонда начинают собираться в офис. Дальше им предстоит стирка и стерилизация вещей. Подготовка к следующему выезду.

Рамир уточняет какие-то детали у Любы и волонтера Веры. Пока они собираются, Вера делится со мной своей историей. Оказывается, раньше она тоже жила на улице, но смогла не только выкарабкаться, но и закончить институт, получить специальность, устроиться на работу и купить квартиру в ипотеку. Она очень трепетно относится к бездомным, про агрессивных с жалостью говорит:

«Я знаю, как им тяжело, — говорит Вера. — Я была в детском доме, в шестнадцать лет я сбежала, потому что не могла смотреть, как издеваются над инвалидами. Вот там был мальчик, совсем без рук родился, над ним издевались, пока у меня были силы я его защищала, другой мальчик был лилипут. Над ними издевались ребята постарше, а когда мы пытались обратиться воспитателям, мы же еще за это получали. Воспитателям было плевать. На самом деле все очень жестоко, я жила так. И в шестнадцать лет я сбежала. Помню, как любила Тверскую, где появился мой первый и любимый Макдональдс. Там я и доедала и стирала. Мне дали комнату в общежитии, а потом отобрали. Я своими силами заработала на однокомнатную квартиру в Подмосковье. Я окончила институт банковского дела, обучилась на бухгалтера, это благодаря Лужкову. Я написала ему письмо с просьбой о помощи, и он отреагировал на мое письмо. Сегодня работаю, у меня есть ребенок. Как-то раз я сидела дома, обедала. И в этот момент я увидела передачу про доктора Лизу. И сказала сама себе, что буду помогать бездомным».

Волонтер Рамир тоже в какой-то момент оказался на улице, даже жил в ночлежке на Иловайской, но смог выкарабкаться и встать на ноги. Снял квартиру, работает. Но не забыл про бездомных. Два раза в неделю он приходит кормить их «на три вокзала». «Я в 2015 году с женой развелся. Она была москвичка. Я сам родом из Екатеринбурга. Я переехал в Москву из-за жены. Потом, когда мы расстались я попал через знакомого в ночлежку. Я там два дня переночевал, а потом уже переехал в общежитие нормальное. Я не сдался, жизнь меня ломает, но я держусь, креплюсь. Моя вера — в бога, всевышнего, а бог один у всех религий. Мои друзья меня поддерживают тем, что надо просто жить и любить жизнь. Вот я стараюсь просто жить и любить жизнь. Как бы не было тяжело. Я попал сначала в «Патриаршее подворье» волонтером, потому что я верующий. Мы кормили бездомных, пока батюшка не поменялся. А потом мы с Любой пришли в фонд «Доктора Лизы». С июня месяца — волонтером здесь. Я помогаю людям делать добро, чтобы самореализоваться».

В субботу — новый день, новая раздача еды, волонтеры фонда «Доктора Лизы» обязательно приедут. Но непонятно, как будут жить бездомные в условиях эпидемии, пропускной системы, отсутствия еды.

В четверг Наталья Авилова позвонила и сказала, что людей на вокзале было невероятное количество. Полиция не приходила и не мешала кормить. В основном это мужчины, приехавшие на заработки. Все жалуются, что нестерпимо стало тяжело находиться возле вокзала. Все охранники крайне жестоко — с применением грубой силы — выгоняют любого, кто похож на бездомного. Авилова закончила так: «Я видела не 120 бездомных, а 120 потенциальных трупов. Они погибнут за время самоизоляции, и большинство погибнет совсем не от коронавируса».