Репортажи · Общество

«Стоп ГОК» умер? Да здравствует ГОК?!»

Почему за 7 лет борьбы с Томинским ГОКом челябинцам не удалось победить проект «Русской медной компании»

Александр Шестаков , специально для «Новой»
Фото: vk.com/stop_gok

Появление

— «Стоп ГОК» была и моя, в том числе, идея, — начинает рассказ Василий Московец. — Летом 2012-го я купил сад в деревне Глинка. В декабре мы собрались на новогоднюю вечеринку. Там были я, Юрий Черкасов, Тарас Есаков, Константин Жаринов. Зашло обсуждение достижений за год. И я рассказал, что купил сад в Глинке. Черкасов мне сразу сказал: «Да ты чего, там же Томинский ГОК!» До этого я такого слова даже не слышал.
В сентябре 2013-го фонд Кудрина организовывал в Челябинске Школу гражданского лидерства. Одним из спикеров был Александр Починок. У него была лекция, посвященная тому, что будет с Челябинском через 50 лет.
— Я на этой лекции спросил, что будет, если построят Томинский ГОК? Починок ответил, что «этого просто нельзя делать!». Ко мне стали подходить люди и спрашивать о ГОКе. А я еще толком ничего не знал. Там же подошел Черкасов и стал все подробно объяснять.
Московец выдвинул идею: организовать публичное общественное обсуждение. И даже разработал порядок проведения этих слушаний. Андрей Талевлин из движения «За природу» предоставил под слушания помещение.
— Решили так: отправим запрос и в РМК, и во все администрации — мол, приходите. 7 декабря 2013 года мы провели эти слушания. Эффект, конечно, был сногсшибательный. Мы открыли зал, и там было битком народу. Тогда мы познакомились с людьми, которые сформировали костяк нашего движения. Андрей Талевлин после слушаний сказал: если кто заинтересовался проблемой, давайте создадим инициативную группу. И через пару дней мы собрались. Так появился «Стоп ГОК».

Пик движения

— В 2014–2015 годах мы очень активно вели борьбу с РМК, — вспоминает Московец. — При нашем участии прошло два слушания в Долгодеревенском. Стала активно распространяться информация о Томинском ГОКе.
10 сентября 2015 года прошел первый митинг на Алом поле.
— Мы организовали его с Гамилем Асатуллиным. Он занимался тогда проблемой набережной Челябинска, а мы — Томинским ГОКом. В то время мы не ожидали, что будет много народа. Но внезапно вышла публикация на 74.ру и эфир на «Комсомольской правде». И это дало потрясающий эффект. Весь пятачок на Алом поле был заполнен людьми.
Митинг был посвящен двум проблемным объектам: набережной Миасса и ГОКу.
— Гамиль начал говорить про набережную, а ему из толпы кричат: «Хорош, давай про Томинский ГОК!» Я тогда взял микрофон, сказал: «Друзья, это тоже насущная проблема, мы вместе действуем». В итоге он быстро все проговорил, и мы начали обсуждать ГОК.
Следующий митинг 27 сентября 2015 го­да побил рекорд по массовости — 5000 человек. На нем были и музыканты. Властям пришлось реагировать: уже в октябре Общественная палата Челябинска организовала слушания по проблеме Томинского ГОКа.

Что пошло не так?

— С моей точки зрения, спад движения пошел с началом строительства ГОКа, — говорит Московец. — У других людей есть обстоятельства: жизненные, семейные, рабочие. При этом я точно знаю, что поддержка нашего движения нисколько не уменьшилась. Это показал и сбор денег на судебную экспертизу [документации на строительство ГОКа] (за три недели собрали почти миллион рублей), и избирательная кампания 2019 года. И в этом легко будет убедиться, когда мы все-таки закроем ГОК: выяснится, что все всегда были против строительства, включая чиновников (смеётся).
Другое мнение — у челябинского политтехнолога Тараса Есакова.
— Одной из ключевых ошибок «Стоп ГОКа» стало не выстраивание бизнес-линий. В 2015 году в ходе совместной деловой поездки я Василию Московцу сказал, что нужно искать бизнес, создавать бизнес-клуб. Мы не должны оказаться в ситуации честных, но нищих. Но эта проблема не была решена, — говорит он.
— Не был использован момент подъема, — солидаризируется с Есаковым казачий полковник и активист «Стоп ГОКа» Михаил Лонщаков. — Когда люди откровенно не могли принимать участие в акциях «Стоп ГОКа», они выходили на актив движения с одним только вопросом: «Сколько вам нужно денег?» Московец говорил: «Не надо деньги брать». Как не надо? Не от олигархов деньги шли. Простые люди — 100, 200, 300 рублей, но этих людей были десятки тысяч!
— С 2016 года начался буквально раздрай в «Стоп ГОКе», — замечает экс-активист движения Сергей Белогорохов. — Началась поляризация на группы по интересам, каждый тянул одеяло на себя. Так появилась самая большая группа Московца. Затем отошел от движения Магазов. Затем выбыл Черкасов. Любое мероприятие проходило с большими напрягами. И, прямо скажу, Московец выступал за отказ от проведения митингов.
Еще один экс-активист «Стоп ГОКа», Сергей Вахрушев, полагает, что позиция Василия Московца об отказе от проведения митингов связана с его уголовным преследованием (в 2017 году МВД заподозрило лидера «Стоп ГОКа» в поджоге древесины на стройплощадке горно-обогатительного комбината).
— «Стоп ГОК» увлекся строительством структуры ради структуры, — полагает Тарас Есаков. — Появились «карьерные амбиции» в общественной сфере. Конфликты, дрязги. Любое новое мнение воспринималось в штыки, как ущерб чьим-то заслугам, амбициям.

Раскол

Сыграла свою роль в развале «Стоп ГОКа» и «Русская медная компания», считают активисты.
— Была проведена очень большая работа РМК среди неформальных лидеров движения, — говорит Михаил Лонщаков. — У них есть юристы, специальные люди, занимающиеся лоббизмом, тот же Олег Грачев. Он ко мне приезжал. Предлагал мне сотрудничать.
Лонщаков сотрудничать с РМК отказался. Но вряд ли он был единственным, к кому поехали «медники».
— Когда произошла ссора между Московцом и Черкасовым, я имел иллюзии их помирить, — рассказывает Константин Жаринов, активист «Стоп ГОКа» и бывший преподаватель кафедры политологии ЮУрГУ. — Я предложил Черкасову встретиться и обсудить конфликт. В ответ он выругался в мой адрес. Хотя до этого я помогал ему на выборах и против него ничего не писал.
— Московец, наоборот, шел в супердемократию, — считает Михаил Лонщаков. — «Пусть этот поговорит, пусть вот этот скажет». Они такую белиберду несли! А он слушает.
— В Челябинске нет никакого политического опыта, — сетует Константин Жаринов. — Это во время перестройки что-то было: экологические, демократические движения. Несколько лет они просуществовали и исчезли. Затем начались девяностые — тишина полная. И вот теперь опять началась хоть какая-то политическая жизнь. У людей просто нет никакого опыта в политике. На активистов «Стоп ГОКа» неожиданно свалилась популярность. Поэтому они не знают, как себя вести, — заключает Константин Жаринов.
Отсутствие политического опыта, амбиции лидеров, агентурная работа РМК — все это могло стать причиной расколов. Но один из собеседников «Новой газеты» признался, что в его адрес из уст Василия Московца прозвучало обвинение — в покушении на жизнь.
— Московец вдруг на собрании встал и сказал, что боится покушения на свою жизнь, — рассказывает Сергей Вахрушев. — Боится покушения со стороны меня и Белогорохова. Я, честно сказать, просто опешил. Московцу в ответ сказал, что «конечно, мы только на его жизнь и охотимся». Обвинение Московец говорил с пафосом. А поскольку на эти собрания он стал приглашать только тех, кто его поддерживает, аудитория была подготовленная. Для них Василий был Богом, который говорит только правду. Они сразу на меня накинулись, пытались схватить за грудки, а Василий торжественно заключил, что исключает меня из группы в «ВКонтакте».
По словам Вахрушева, это обвинение было брошено, «чтобы заболтать претензии оппонентов Московца по вопросу «узурпации прав администратора группы в «ВКонтакте».
— Конечно, едва ли существовала прямая угроза для моей жизни, — говорит Василий Московец. — Но к тому времени споры внутри «Стоп ГОКа» были горячее, чем споры с РМК. Поэтому я и сказал, что если со мной что-то случится, то некоторые люди внутри движения будут даже больше радоваться, чем «медники».
Мы спросили Сергея Вахрушева, почему так вышло, что оппоненты Московца, покинув движение, сами, в свою очередь, не ведут гражданскую активность, а вместо этого критикуют «Стоп ГОК»?
По словам Вахрушева, многие активисты и сам он находятся под прессом власти, не могут найти работу и лишены свободного времени на ведение гражданской активности.