«Это может парализовать всю работу гражданской авиации»

— Правила нам однозначно предписывают выполнить посадку в ближайшем по пути аэропорту, либо, если информация получена сразу после вылета, — надо возвращаться. Других вариантов нет, если командир экипажа получил такое сообщение. А не получить он его не может, так как диспетчер обязан ему доложить. Если диспетчер или какие-то службы захотят не доводить сообщение до экипажа, тогда те, кто утаил, берут на себя всю ответственность. Но думаю, вряд ли люди перестанут выполнять свои должностные обязанности.

— Это неправильные действия командиров, я считаю. Конечно, подсознательно мы все понимаем, что это может быть лже-минирование, а если нет? Как можно взять на себя такую ответственность? Мы же знаем о трагедиях, можем вспомнить, как в «Домодедово» две чеченские террористки смертницы взорвали два самолета Ту-154 и Ту-134. Они вылетели и одновременно взорвались в воздухе. Или вот последний яркий случай авиатеракта над Синаем лайнера 321 «Когалымавиа», вылетевшего из аэропорта Шарм-аль-Шейха. Там бомба была заложена в багажном отделении. Террористы могут подкупить кого-то из персонала — грузчиков, водителей, техников. Сейчас всех проверяют, и бортпроводников, и летчиков, и пассажиров, конечно. Самолет «должен быть стерильным», как у нас говорят.

Я не знаю, какие у летчиков были основания продолжить полет, в каком виде они получили информацию. Например, могли объявить, что бомба находится в заднем туалете. Или в сумке в таком-то ряду. И командиры дали распоряжения проверить это. Проверили, ничего нет — приняли решение лететь к месту назначения. Тогда да, — это правильно, юридически они могут лететь дальше, так как сообщение не подтвердилось. Но если получено общее сообщение, где не указано конкретное место взрывчатки, лететь дальше — это нарушение.

— Мы сели в Праге, а летели в Женеву в 2006 году. Мы получили сообщение не от диспетчера, а от буйного пассажира. Он угрожал, что самолет заминирован, что он всех взорвет. Тогда мы решили сделать посадку в промежуточном аэропорту, и это был большой стресс.

Самолет ходил ходуном, в предбаннике, где кухня для бортпроводников, была драка, когда он ломился в кабину.К счастью, в этот день бортпроводниками были не две девочки, а два спортивных парня. Помогли пассажиры бизнес-класса, и его связали ремнем с него же снятым. В таком виде мы его и передали в аэропорту Праги полиции. И потом там сутки сидели — это же целая процедура. Хотя уже было понятно, что никаких взрывчатых веществ и оружия у него нет.

Спецслужбам надо было выявить возможных сообщников, и они беседовали с каждым пассажиром. В итоге почти на сутки у нас рейс задержали. И обратно мы полетели уже пассажирами, потому что после такого стресса мы не могли дальше работать. Нас отправили пассажирами из Праги в Москву, а из Москвы прислали другой экипаж.

Как можно спокойно работать с этой мыслью, если ты принял решение все равно лететь? У тебя же весь полет будет эта мысль в голове — вдруг сейчас сработает механизм, и все погибнут? Я бы не продолжил полет и после анонимного сообщения.

— На проверку сообщения о минировании борта уходит много времени?

— Конечно. Проверить нужно все. И ручную кладь, и туалеты, и багажный отсек. Если самолет экстренно сел после сообщения о бомбе, значит, его уже ставят на дальнюю стоянку. Быстро всех пассажиров эвакуируют, спецслужбы с собаками начинают проходить весь самолет, разгружают и проверяют снова весь багаж. Это стопроцентная задержка рейса.

— Надо очень строго привлекать виновных к ответственности. Я понимаю, что телефонных террористов сложно поймать, звонок или письмо технически может прийти откуда угодно. Но если ежедневно будут поступать подобные сообщения, это может парализовать всю работу гражданской авиации. Наступит сбой в расписании, будут опоздания на рейсы стыковочные и так далее.

— Может быть, как в притче о мальчике, кричавшем: «Волки! Волки». Но, повторю, ни один командир не должен брать на себя ответственность просто продолжать полет, получив такую информацию.