Комментарий · Политика

Примирение по-шиитски

Что стоит за «мягким» ответом Ирана на убийство генерала Сулеймани

Алиса Калашникова , специально для «Новой газеты»
Фото: EPA
3 января США ликвидировали одного из высших чиновников Ирана, главу спецподразделения «Аль-Кудс» Корпуса стражей Исламской революции Касема Сулеймани. Генерал погиб в результате авиаудара, нанесенного недалеко от аэропорта Багдада.
Нанесенный США удар привел к небольшому всплеску цен на нефть (до $69 за барр. Brent), а также к многочисленным гаданиям относительно начала третьей мировой войны. Несколько дней мировой «комментариат» гадал, каким же будет ответ Ирана на фактический casus belli.
В ночь на 8 января Иран нанес удар по двум военным базам США в иракских Асаде и Эрбиле. Тегеран объявил, что выпустил по американским объектам 15 ракет класса «земля-земля». При этом Вашингтон заявил, что в результате удара никто не пострадал.
Рынок мгновенно оценил иранский удар по пустыне (или по пустоте) как действие, с одной стороны имевшее целью сохранить лицо внутри страны, с другой стороны — как знак примирения с США. Цены на нефть мгновенно отреагировали падением до уровней ниже, чем перед убийством Сулеймани (ниже $65/барр. Brent).
Вне общего контекста ситуации на Ближнем Востоке все случившееся выглядит как слабый ответ Ирана на неожиданную агрессию Америки.
Однако возможна и другая интерпретация: действия США — это завуалированный ответ на атаки на нефтяные объекты Саудовской Аравии, осуществленные 14 сентября 2019-го.
Напомним, что тогда несколько дронов и, возможно, крылатых ракет, атаковали два завода по подготовке нефти, Абкайк и Хурайс, на востоке Саудовской Аравии. Ответственность за атаку взяли на себя повстанцы-хуситы из соседнего Йемена, считающиеся прокси-группой Ирана.
Комплекс в Абкайке принимает нефть с соседнего гигантского месторождения Гавар (крупнейшего в мире), а также с месторождений Хурайс и Шайба и очищает ее от сероводорода. После этой процедуры нефть можно переправлять к портам на берегу Персидского залива и экспортировать. Операционная мощность завода в Абкайке — 5-6 мбд.
Это гигантский объем, учитывая, что все мировое производство нефти в мире — около 100 мбд. Инсайдеры отрасли сравнивали нападение на Абкайк с сердечным приступом для всего нефтяного рынка.
Как и в случае с убийством Сулеймани, мир очень быстро забыл о произошедшем. Цены на нефть скакнули в середине сентября до локального максимума $63 за барр. Brent, но всего через две недели вошли в привычный многомесячный коридор $57 +/– $5 за баррель.
Но вполне возможно, что память у ближневосточных монархов и их союзников на Западе не такая короткая, как у тех, для кого эти события являются лишь информационным шумом. Атаки на саудовские нефтяные объекты показали критическую уязвимость мирового рынка углеводородов. Но при этом они остались без какого-либо очевидного ответа как со стороны Саудовской Аравии, так и со стороны ее западных союзников. Странно, не правда ли?
В этом контексте убийство иранского генерала, как раз таки отвечавшего за внешние военные операции Тегерана, выглядит немного по-другому. Тем более что предыдущее покушение на него было совершено в начале октября 2019-го, практически сразу после атаки на саудовские нефтяные объекты.
События начала 2020-го на Ближнем Востоке, как всегда, не изолированный акт, а очередное звено в очень длинной цепочке. Вопросы внутренней политики, во многом заставившие Трампа проявить жесткость в отношении Ирана (президентские выборы в 2020-м), столь же актуальны и для клерикальной верхушки Ирана.
Добыча нефти и газоконденсатов в стране, которая составляла 3,8 мбд и 3,6 мбд в 2017-м и 2018-м соответственно, упала в конце 2019-го до 2,2 мбд. Санкции, введенные администрацией Трампа, оказались гораздо более жесткими, чем при президенте Обаме. Учитывая высокое внутреннее потребление, иранский экспорт нефти фактически уполовинился относительно уровня прошлого года (ниже 1 мбд). И все это с крайне болезненными последствиями для экономики — по оценке МВФ падение ВВП Ирана в 2019-м составило 9,5%. Не Венесуэла (пока), но приятного мало.
Все слышали о протестах в Иране, но мало кто обращает внимание на то, что они носят в том числе социальный характер. Общество ждет перемен не только в экономике, но и в политике, что подогревается феминистским движением.
В сентябре ушедшего года девушка по имени Сахар Ходаяри умерла, совершив акт самосожжения в знак протеста против запрета для женщин посещать футбольные стадионы.
На Ближнем Востоке столь отчаянная протестная реакция — не первый случай. Акт публичного самосожжения торговца Мухаммада Буазизи в Тунисе в декабре 2010 г. спровоцировал ни много ни мало «жасминовую революцию». Инцидент в Иране заставил местных женщин задуматься о своих правах и выйти на улицы, угрожая текущему режиму. Как в такой ситуации отвлечь народ от высокой инфляции, падения уровня жизни и протестных настроений? Сплотиться вокруг верхушки, противостоящей мировому злу (США).
Резюме: не стоит полагать, что все закончится примирительным (якобы) жестом Тегерана. Иранский шиизм столетиями пребывал в статусе угнетаемой секты. При этом последняя выработала целый этический комплекс сокрытия своих истинных убеждений и действий — такийя, «благоразумное скрывание своей веры».
С тех пор мало что изменилось. Слабый ответ Ирана на убийство Сулеймани с ударами «по пустыне» означает лишь неготовность к моментальному ответу на действия США. Но месть, как известно, это «блюдо, которое подают холодным». И Иран будет готовить его столько, сколько потребуется. По мнению аналитиков Oxford Institute for Energy Studies, вариантов ответа достаточно — от кибератак до минирования Ормузского пролива, критически важного для транспортировки нефти арабских монархий Персидского залива. И, видимо, реальный ответ будет осуществлен чужими руками иранских прокси, что всегда соответствовало стилю Тегерана.