Матери с Розенштрассе

Прочитала про голодовку матерей нескольких политзаключенных, в частности, фигурантки дела «Нового величия» Анны Павликовой и бывшего обвиняемого по «московскому делу» Даниила Конона. До этого было разогнано выступление родителей политзэков. А если вспомнить еще раньше, то у нас уже разгоняли и избивали протесты матерей Беслана. Вы представляете? У женщины ребенка убили, она столько лет требует расследования, а ее — в кутузку и штраф сверху?

Теперь — другой вопрос. Скажите, вы когда-нибудь слышали о том, что в Третьем рейхе был гражданский бунт? Более того, он случился уже на закате империи, в период наибольшей мощи гестапо и СС. И, самое главное, этот единственный бунт был успешным.

В конце февраля 1943 года к пересыльному лагерю на Розенштрассе в Берлине стали стекаться женщины. Это были арийские жены евреев, которых нацисты собрались отправить в лагерь смерти. Несколько дней от женщин требовали разойтись. На них наставляли пулеметы. Многие уходили, но вскоре возвращались. Первая немецкая жена пришла 27 февраля, первый еврейский муж был отпущен 5 марта. Всего из этого лагеря освободили почти 2000 человек. Немцы вернули даже тех, кто был отправлен в Освенцим — чуть ли не из газовой камеры достали.

Послевоенные оправдания немцев со словами о невозможности сопротивляться режиму можно было принимать с очень большой натяжкой — попыток же не было. Один бунт за столько лет — и он увенчался успехом. Нет оснований считать, что Гитлер расстрелял бы из пулемета демонстрацию матерей, если бы на нее вышло полмиллиона женщин, да не в 1943-м, а на десять лет раньше.

А вот по поводу вины советских граждан за преступления режима есть сомнения. Вспомним расстрел демонстрации колпинских рабочих, вернее, работниц в Петрограде 1918 года. Именно женщины тогда организовали первый массовый антибольшевистский бунт. Вернее, антисоветский: против советов рабочих и крестьянских депутатов и за возврат Учредительного собрания. Это был протест голодных матерей. Шла война, но разве же испугались большевики деморализовать тыл? Нисколько. И потом не боялись.

А Сталин, когда в А.Л.Ж.И.Р жен «врагов народа» отправлял, чего-то таился? Или — при отправке детей заключенных в детские лагеря? Или при взятии семей осужденных по 58-й в заложники? Натурально же с наступлением войны государство объявило, что родственники бежавшего лагерника подлежат на воле аресту и даже уничтожению. Отменена эта мера была под давлением Великобритании. И боялся Сталин тогда не волнений в тылу, а прекращения поставок по ленд-лизу.

В нашей стране вот уже вторую сотню лет правит беспрецедентная по жестокости власть. Она вроде как сменилась, но мы изменений не почувствовали. Матерей не расстреливают, но валяют лицами по асфальту.

Никакого изъяна или гена несвободы у русских нет. И нет национальной черты, загнавшей нас в вековой мрак тоталитаризма. Есть факт установления в 1917 году невиданного в своей кровожадности режима. У немцев несколько сотен перед выборами 1933 года расстреляли, пулеметы им показали — они десять лет от страха сидели тихо. За 12 лет один раз выступили массово — и сразу удачно. В России выступать против большевиков стали уже в первую неделю установления их власти. В стране была масштабная акция неповиновения, в ходе которой на работу несколько недель не выходили по всей России служащие, от банковских работников до аптекарей. И в первую же неделю пошли расстрелы.

Матери, выходящие за своих детей, и жены, идущие на пулеметы ради мужей, — это самый страшный и самый действенный образ. Он напугал даже Гитлера. А Россию вторую сотню лет не пугает.

Такая страна. Если бы не 70 лет советского террора, приучивших и людей, и власть к расстрелам женщин, новая страница в истории современной России началась бы после Марша разгневанных матерей. Был такой в феврале, помните? Мы тогда думали, что теперь-то все. Что теперь всех отпустят.

Забыли просто, что в России разгневанных матерей десятки лет подряд стреляли на месте.