Дно болота

Летом в подмосковной деревне Вяхирево толчея дачников, зимой жизнь теплится в трех домах. На отшибе деревни, продуваемый ветрами со всех сторон, стоит домик в одну комнату. Внутри он похож на большое гнездо. По комнате, медленно передвигая оранжевыми лапками, ходит гусь Иви. За временными стенами-простынями — силуэты птиц: осоеды и вороны. Около входной двери дикие утята, страдающие рахитом, шипят на бесцеремонные руки человека, которые меняют им подстилку. На чердаке живут цапли, утки, а под крышей летают три галки и голубь.

Запах зерна и птичьего помета.

Директор центра помощи диким птицам «Дно болота» Алена Резниченко колдует над большой сковородкой с картошкой (электрическая плита еле-еле работает), поглядывая за гусенком Уткой. Двухнедельный гусь с желтым пятном на спине развалился в самодельном гамаке (перевернутый табурет, между ножками натянуто полотенце) посреди кухни. У него не сгибается лапка. На этой оттопыренной в сторону лапе висит дырявый розовый носок — в доме холодно.

— Привезли в субботу вечером с диким гипертонусом правой лапки. Мы показали его врачу, тот сказал, что у него порвано сухожилие. Его покусала собака.

Если курс внутрисуставных инъекций и массаж не дадут результата, то малыша придется усыплять… Оставлять его лежачим слишком жестоко. — Алена держит гусенка на коленях, тот уткнулся головой ей в подмышку. «Мама, это как? Почему лапка не работает? » — как бы спрашивает он голосом Алены.

Алена похожа на красивую ворону: пышные короткие черные волосы, пряди у лица заложены за уши, нос с горбинкой.

Пока Алена нянчится с Уткой, гусь Иви, вытянув шею из-за загородки, с ревностью поглядывает на новенького, забравшись повыше на матрас Алены, застеленный загаженной простыней. Кроватей в доме пока нет — все спят на матрасах, практически на полу.

Раньше в доме жил еще один гусь, по имени Амадей, по-домашнему Дюша. На холодильнике выцветшие магнитики с ним — мощный гусь с горбинкой на клюве.

— Он родился у родителей нашего волонтера Веры Пахомовой (у нее сейчас свой центр помощи птицам «Воронье гнездо» в Москве). Родители ради развлечения разводят гусей, индюков, потом они убивают их каждый год. Они столько съесть не могут, поэтому раздают друзьям. Всех 50 убили, а последнего им стало жалко. И они попросили дочь найти ему дом. Так он попал ко мне, хотя гусей я заводить не собиралась. Я сразу его посадила на кровать, расстелила пеленочку и сказала: «Дюша, ты будешь спать тут». Он слегка офигел, поспал со мной ночь, потом на следующий день сказал: «У меня коротенькие лапки, но мне надо на кровать». В отличие от Иви, который гадит везде, он только на пеленочку. И никогда с ним никаких проблем не было.

Каждое утро Алена спокойно выпускала стаю уток под присмотром Дюши на пруд. Так в один день Дюша топал по тропинке через поле к пруду, вторым шел Иви, а за ними орава уток. В 11 утра Алена пришла за ними, позвать домой.

— Вижу перья. Утки с Иви забились на деревья посреди пруда. Нет одной уточки, нет Дюши. Я вся в слезах бегала, развешивала объявления, всех опрашивала. Потом уже успокоилась, обошла местность. Тут у нас были кусты.

А уточку я так и не нашла, — Алена держит сигарету между средним и безымянным пальцами. Черный лак на кончиках ногтей сколот. Между большим и указательным — шрам сердечком, «поцелуй» от орлана Василия.

После происшествия Алена закрыла прием птиц до того, пока участок не обнесут забором. Высокий, глубоко уходящий в землю забор обойдется в 390 тысяч.

Алена никак не планировала обустраивать свою жизнь таким образом. Планировала как раз по-другому. Десять лет назад она бросила ветеринарскую академию и пошла администратором в кинематограф, хотела уехать в США, снимать там игровое кино. Но однажды в Перово наткнулась на больного голубя:

— Голубь сидел такой несчастный, слюни пускал. Я подобрала его, больного трихомонозом. Это когда голубь не может ни есть, ни пить — у него в горле образуется пробка из бактерий, и голубь умирает просто от жажды. Лечится это все очень легко за неделю, и потом птицу можно возвращать в природу. Я его вылечила от трихомоноза, но он умер от другой инфекции.

Раньше если кто-то и лечил птиц, то только краснокнижных или редких. Городские голуби, по словам Алены, умирали пачками.

После первого голубя Алена взяла еще ворону в качестве домашнего питомца. Но с вороной в московской квартире было неудобно, поэтому Алена вернулась к маме, в частный дом в Ногинске.

— Мне как-то позвонили: «Это же вы занимаетесь спасением птичек? Вот к нам в вентиляцию попал галчонок. Мы его к вам сейчас привезем». Узнали они обо мне по сарафанному радио. Дальше знакомые зоозащитники говорят: «Зачем ты берешь шприцы в розницу? Бери оптом». Начали брать оптом, потом подумали, что птицам в доме тесновато, построили первый вольер, потом завели группу в фейсбуке — так в 2014 году появился центр помощи диким птицам «Дно болота».

Сегодня «Дно болота» — это участок 4,6 сотки в деревне Вяхирево с небольшим прудом (в центре много водоплавающих птиц). Деньги на строительство вольеров собирали через платформу «Планета.ру», собрали 150 тысяч, еще 150 дали «спонсоры»— сама Алена, ее мама и родственники.

— Это был октябрь, уже было достаточно холодно. Мы поставили здесь две теплицы, переехали со всем скарбом и с птицами, поставили какие-то вольерчики и неделю сами ночевали в этой теплице вместе с птицами. Потом построили этот домик за неделю, совсем не утепленный. В нем и зимовали. За всю зиму у нас умерла только одна чайка Кастрюля, но не от голода-холода, а от аспергиллеза. У нее была очень запущенная форма. Первый раз мы спали в куртках-шапках, покрытой кучей одеял. Поилка гусей, которая стояла около меня, полностью замерзала.

Той зимой топили буржуйку, но она капризничала и совсем не грела. Сейчас дом обогревают два маленьких тепловентилятора.

Алена рассказывает о птичьих судьбах. Вот чайка Чайник с одним крылом. Он был здоровым птенчиком. Алена вырастила его, и нашлась женщина с дочкой-подростком, которая его забрала.

Потом хотели его забрать, но так он и остался у нас. У нас был ворон Котик, Котика купили люди у браконьеров. Съездили к врачу, он совершенно здоровый. Он у нас здесь летал, пытался общаться с другими воронами. Прилетает дикий ворон, и у них звук такой: «Кро-кро-кро». Котик ему: «Ве-ве-ве-вя». Тот смотрит на него — мол, что это такое? В итоге наш научился, стал летать с воронами. Первое время прилетал покормиться, потом просто так уже и не брал еду, то есть научился добывать. Потом перестал прилетать, но его было видно, когда он летит с другими.

Недавно Алене позвонили ночью из Йошкар-Олы: нашли трех рахитных утят. Это 800 км от Москвы, ближе не нашлось для них приюта. Действительно, центров для диких птиц по России не так много. Есть в Казани, Новосибирске, Санкт-Петербурге, в Москве, помимо «Дна», есть «Воронье гнездо», но оно берет птиц только на реабилитацию и в основном ворон.

Многие ветеринары просто боятся иметь дело с птицами.

В 2016 году Алена вернулась к учебе и окончила ветакадемию.

— Люди однажды привезли мне птицу после «лечения», говорят: «У него там ссадина на сгибе крыла». Подняла я крыло, а там такая дырка, и из нее торчит кость. Мне говорят, что врач туда не смотрел… Потрясающий непрофессионализм! Птица от кошки, от собаки, от морской свинки ничем не отличается. Обработать рану, убрать опарышей, просто промыть — это у всех одинаковое. Сшить что-то, ампутировать — например, крыло. Суставы — они у всех одинаковые. Или вот с голубями. Голуби считаются разносчиками заразы, поэтому их не пускают на порог клиники. У меня у самой такое было, когда я искала в Ногинске клинику, где мы сможем сделать птицам рентген. Только в одной сказали: «Не вопрос». Во всех остальных побоялись заразиться орнитозом. А того, что к ним приносят котят, у которых много общих инфекции с человеком, причем достаточно опасных, никто не боится.

Последний раз Алена была в отпуске два года назад.

— Все надо контролировать, из-за этого я больше всего устаю. Не получается отдохнуть морально.

Даже если что-то делают волонтеры, ответственность за все лежит на мне. Я же не могу сказать людям: «Вот это делал волонтер, поэтому получилось так фигово».

3 августа хозяйка «Дна» на один день вырвалась на «Пикник Афиша». От праздника остались два желтых дождевика, сейчас испещренных коготками.

Волонтеры Алены — ребята от 14 до 25 лет, они похожи на слёток — птенцов, которые уже оперились, но все еще плохо летают.

— В волонтеры ко мне идут одни подростки, — говорит Алена. — Мальчики-волонтеры не интересуются девочками, не ходят на тусовки, у них нет друзей, они ни с кем не общаются. Достаточно одинокие, у них нет общения в социуме, они выращены в основном бабушками и мамами. Они здесь находят компанию, какое-то общество. Чувствуют себя полезными: он там что-то построил, спас кого-то, выкормил. В итоге я вижу их развитие, и это очень приятно наблюдать. И они каким-то образом тянутся ко мне сами — видимо, у меня сильный материнский инстинкт. Но, с другой стороны, я не притягиваю к себе людей, которые могли бы взять на себя ответственность. Эти мальчишки все ходят за мной стайкой, как Иви, а если вдруг я уеду там на неделю, то они будут сидеть и ждать Алену.

Сейчас с Аленой живут Андрей и Настя.

— За гречку у нас тут Андрей работает. Я варила вчера гречку на курином бульоне для ворон и немного гречки для волонтеров, но уже без добавления курицы, — смеется Алена с прилипшей к губе сигаретой.

Андрей похож на хиппи: крепкий высокий парень с каштановыми кудрями по плечи, убранными под ободок из двух скрученных проводов, смугловатая кожа, трехдневная щетина. Андрею 23 года, он приехал из Иркутска.

Первыми птицами Андрея были голубая сорока Монька и сорока обыкновенная Федька, которых он нашел раненными. Моньку сбила машина, а Федька птенчиком выпал из гнезда. Андрей тогда учился на втором курсе Иркутского политехнического института. Когда отец-военный узнал, что его сын бросает институт, он сказал: «Выкидывай своих сраных куриц, которых я терпел, пока ты учился!» Питомцев пришлось отдать в иркутскую зоогалерею, где им нашли хозяев. После этого Андрей улетел в Минск работать радиотехником.

В феврале 2018-го он впервые приехал в «Дно болота», узнал о нем на птичьих форумах.

— У меня руки откуда надо растут, если надо вольер построить, если нужно что-то починить. Сейчас вот вентилятор сделал, чтобы не холодно было. В итоге получилось, что я нигде больше так не нужен, как здесь. — Андрей таскает двумя пальцами еще сырую картошку со сковородки. Обжигает пальцы. За несколько месяцев житья-бытья здесь он сбросил 10 кг.

Сейчас Андрей строит зимник, потом проведет туда электричество.

Настя пришла в «Дно болота» в мае прошлого года. С ней можно было бы столкнуться в модном московском клубе: короткая стрижка с выбритыми висками и круглая оправа на носу.

— Я к птицам вообще не имела никакого отношения. Давно хотела быть зооволонтером. Кошечки, собачки — вся вот эта фигня. Я была волонтером в собачьем приюте два года. Про «Дно» мне знакомая рассказала. И я решила попробовать. — Настя достает из холодильника замороженных цыплят и скрючившуюся белую крысу — все пойдет на корм хищникам. — Я немного странная. Могу уехать куда-то в неизвестном направлении. Я здесь уже год, и маму как бы не особо устраивает, что я здесь осталась, потому что у нее картинка в голове: я должна была окончить институт в этом году, потом устроиться на работу по специальности, все хорошо… Но я поняла, что не очень хочу заниматься документоведением, потому что всегда хотела быть патологоанатомом.

Настя замолкает и разрезает заиндевевшую крысу пополам.