Совет и тьма

Замена председателя Совета по правам человека при президенте России с либерала Михаила Федотова на явного государственника Валерия Фадеева вечером в понедельник, 21 октября, вызвала невероятное воодушевление СМИ «патриотического» толка. Особенно не стеснялась в выражениях газета «Завтра», которая того же Федотова назвала «старым «семейным» пятиколонником». Досталось и другим исключенным из СПЧ людям: Илье Шаблинскому, Евгению Боброву, Екатерине Шульман и Павлу Чикову, а также ушедшей вслед за ними Тамаре Морщаковой и всем сочувствующим комментаторам. «Светлоликие выстраиваются в похоронную процессию», — исходит ядовитыми метафорами газета «Завтра».

У самих исключенных настроение при этом не «похоронное», хотя все они согласны, что по либеральной части СПЧ был нанесен серьезный удар. При этом список тех, кто был заменен, большой неожиданностью для правозащитников не стал: наоборот, удивительно, что в нынешних условиях они умудрились и продержаться на своих должностях так долго, и сделать максимально много.

Ключевая потеря Совета — профессор Высшей школы экономики Илья Шаблинский, который в рамках СПЧ являлся главой комиссии по избирательным правам. «Черную метку» Шаблинский получил еще летом — правда, не персонально, а через Федотова, рассказывает сам экс-глава комиссии «Новой».

«В самый разгар летних событий (имеются в виду митинги в поддержку незарегистрированных кандидатов в депутаты Мосгордумы. — Ред.), когда я собирал подписи под заявлением членов Совета по поводу действий силовиков на улицах Москвы, Михаил Александрович давал мне понять, что это может иметь последствия, — говорит Шаблинский. — Прямо он не говорил, но из формулировок фраз было понятно, что его начальство очень недовольно».

Шаблинский не только не послушался заочного совета, исходящего, очевидно, из администрации президента, но и добавил еще: попытался устроить встречу с незарегистрированными кандидатами прямо в здании АП — на что имел полное право, поскольку СПЧ располагается в здании на Ильинке.

Крайнее недовольство высказывалось не столько по поводу задумки, сколько из-за того, что Шаблинский одним из первых выказал полную поддержку всем оппонентам власти во время московской кампании.

«Я ездил даже на проверку подписей, собранных Константином Янкаускасом. Два раза, — вспоминает экс-глава комиссии по избирательным правам. — Стоило мне приехать в первый раз, и окружная комиссия тут же отменила проверку подписей — просто цирк! У меня даже есть фотография, где я стою рядом с председателем комиссии, у которого блудливая физиономия. А затем я договорился, что приеду на заседание рабочей группы ЦИК по подписям, чтобы послушать их аргументы. Но [председатель ЦИК Элла] Памфилова позвонила Федотову и сказала, что она меня не допустит. При этом члена СПЧ Игоря Борисова, позиция которого во всем поддерживать власть, пустили. Это как вообще?»

Понятно, что долго такое вольнодумство продолжаться не могло, но до какого-то момента заявления и поступки что Шаблинского, что других членов СПЧ можно было снести. Курирующий Совет замглавы АП Сергей Кириенко и подконтрольные ему сотрудники департамента внутренней политики «не считали это чем-то серьезным», предполагает Шаблинский.

Возможно, Сергей Кириенко уловил бы тревожные сигналы и раньше, но за последний год он ни разу не был на заседании СПЧ, отмечает другой исключенный, Евгений Бобров. Формально Бобров занимал должность заместителя Федотова и являлся главой комиссии по миграционной политике, но на деле занимался почти 20 направлениями правозащиты (сам он их называет «социальными»): от мусорных свалок до судебной реформы. «Я много раз говорил людям из АП, что не могу работать в условиях, когда администрация не то что не поддерживает нас в спорах с теми же губернаторами в регионах, а просто плюет на наши инициативы и не вмешивается, когда дело доходит до прямых оскорблений», — сетует Бобров.

Как говорится, все познается в сравнении.

«При Володине хотя бы раз в квартал проходили встречи, на которых мы обсуждали проблемы и пути их решений, а при Кириенко такие встречи сначала сократились до одной-двух в год, а теперь вообще прекратились. Предложения по чувствительным проблемам стали или игнорироваться, или ответы по ним печатались под грифом «Для служебного пользования», так что ни я, ни другие разработчики не могли с ними ознакомиться», — жалуется правозащитник.

То, что в итоге Бобров был также исключен из СПЧ, для него стало прогнозируемым, но все равно неожиданным исходом: по собственному признанию, он рассчитывал, что «социалка» останется важным элементом в работе СПЧ. Стоит отметить, что на это упор делал и новый глава Совета Валерий Фадеев в интервью Александру Черных из «Коммерсанта», однако Бобров только отмахивается: «Для отстаивания таких вопросов нужны юристы и экономисты, которые будут принимать выверенные решения, а кто там этим будет заниматься? Осталось таких один-два человека».

Чем точно не хочет заниматься Валерий Фадеев, так это митинговой темой, что он дал понять достаточно четко, заявив, что «категорически против проведения несогласованных митингов и шествий». Очевидно, что в эту концепцию совершенно не вписывался руководитель правозащитной организации «Агора» Павел Чиков, потерю которого другие исключенные члены СПЧ считают знаковой. Сам Чиков особо из-за ухода не переживает и тоже считает, что

но ему даже после ухода волноваться не о чем. «У нас в работе были и остаются все значимые для гражданских свобод дела в стране. У нас полторы сотни адвокатов в десятках регионов. Они ведут тысячу дел. Мы каждый день на страницах изданий и в судебных онлайнах. Мы выжимаем из правовых средств защиты все, что позволяет нынешняя среда, и даже больше. Мы не про политику, мы про право. И нам далеко до предельного возраста на госслужбе», — заявил правозащитник.

Во многом поэтому из Совета была исключена и политолог Екатерина Шульман, которая, став членом СПЧ менее года назад, стала едва ли не самым известным его медийным лицом. И это далеко не единственная заслуга: Шульман лоббирует законопроект об охранных ордерах как ответ на декриминализацию домашнего насилия, а также организовала спецзаседание по проблемам психоневрологических интернатов и продвигает законопроект о распределенной опеке. Плюс на ее счету явная поддержка оппозиции и фигурантов «московского дела», что, видимо, и стало главной причиной «отставки» Шульман (Кремль это публично отрицает).

Шульман после вывода из состава Совета записала большое видео с объяснением того, что произошло, где рассказала: еще незадолго до появления президентского указа судьба членов СПЧ была не так очевидна, и едва ли не всех, кроме Федотова, обещали оставить на своих местах. Сама Шульман опасалась, что ее и других членов Совета поставят в такие условия, при которых публичный выход будет выглядеть афронтом «и его трудно будет обосновать». Указ, впрочем, убедил Шульман в том, что она переоценивала «византийскую мудрость и изощренный садизм, свойственный этим людям». «Вся эта хитрая игра в шахматы сводится к тому, что берется шахматная доска и разбивается о свою же голову, — иронизирует политолог. — Меня охватила эйфория, но я старалась ее сдержать, потому что это было невежливо по отношению к другим остающимся членам Совета, которым, как в финале пьесы «Гроза»: «Мне-то за что еще жить да мучиться?»

Мучиться захотели не все: после новости об исключении пятерых членов СПЧ из Совета вышла и заслуженный юрист России, бывший зампред Конституционного суда Тамара Морщакова.

«Один человек ничего не решает. Тем более Совет — коллегиальный орган, там есть прекрасные люди, которые имеют совершенно обоснованные крепкие убеждения абсолютно цивилизованных людей, ориентированных на ценности прав человека. Можно ли назвать оставшихся конформистами? Прочитайте список, почти половина Совета (из тех, кто остался) поставила свои подписи под обращением [о том, чтобы сохранить Михаила Федотова на посту главы СПЧ]».

Другие члены Совета тоже в смятении. «Разумеется, такие мысли приходят в голову, а как же, — говорит член СПЧ Николай Сванидзе. — Не могут не прийти, потому что Совет его меняется, и состав его меняется, но я для себя еще это решение не готов принять. Если Совет останется рабочим органом, пусть и со своими минимальными полномочиями, то тогда можно будет в нем работать. Если он перестанет быть рабочим органом, тогда можно будет из него выходить. Это будет понятно в ближайшие несколько недель».

Те, кто уже ушел, стараются сохранять бодрое расположение духа, но соглашаются, что дальнейшая участь Совета — воспитание «патриотизма» и усиление работы по защите «соотечественников» (очевидно, этим будет заниматься введенный в состав Совета Кирилл Вышинский). «Все ведь зависит от председателя, от того, как он поставит последовательность вопросов в повестке дня», — говорит Евгений Бобров.

При этом Илья Шаблинский считает, что статусным членам СПЧ выступить все равно дадут — тому же Сванидзе или Александру Сокурову, — но опять-таки возникает вопрос, насколько новый председатель Фадеев готов будет подписывать бумаги от них по особо щепетильным темам: при Федотове сложностей в этом отношении особо не возникало.

Но «патриотизм» — это вишенка на торте, приятный бонус, а основной сигнал все-таки не в этом, и тут даже действующие члены СПЧ не скрывают своего пессимизма. «Это месседж со стороны президента, содержание которого состоит в том, что Совет должен изменить направленность своей работы. Он должен быть более лояльным, более спокойным, тихим и незаметным и заниматься проблемами человека за рубежом, законом о воспитании молодежи, а не нервировать высокое начальство разными словами и заявлениями о том, что у нас проблемы с правами человека в нашей собственной стране», — говорит Николай Сванидзе.

Вряд ли кому-то от этого станет лучше, разве что только силовикам, которым больше не нужно будет отмахиваться от назойливых «советчиков». «Это признак усиления административно-силового, чекистского вертикального штыря, на котором строится вся политика, — констатирует политолог Дмитрий Орешкин. — Даже такая умеренная критика [как в СПЧ] с точки зрения власти оказалась ниспровергающей. Поэтому перед всеми членами был вопрос: продолжать ли работу в Совете исходя из того, что твой статус позволяет тебе решить какие-то частные проблемы, но при этом ты работаешь украшением на лице режима, который становится все больше деспотически азиатским. Или выйти из Совета, демонстрируя свое отношение к происходящему, но это тема для обсуждения на 2–3 дня, потом все забывается, и у представителей «европейского крыла» в таком случае не остается вообще никаких способов взаимодействия с властью. Хотя власть к такому варианту в итоге и стремится, ей не нужна коммуникация, взаимодействие. Она сама знает, что ей лучше».

Администрация президента теряет последних союзников в либеральном лагере, у самих действующих и бывших членов Совета значительно сужается возможность влиять на какие-то события и законы, а воодушевленное общество получило недвусмысленный сигнал, похожий на пощечину. По итогу, проиграли даже те, кто сейчас радуется исключению из Совета нескольких людей: по закону жизни рано или поздно придут за ними, но совершенно не факт, что к тому моменту их будет кому защищать.