Начало сезона – всегда иллюзия новой жизни. Одним театрам она удается, другие строят декорацию. Но в любом случае артисты снова будут красить лица и повторять роли, режиссеры – просыпаться ночью в сутолоке постановочных мыслей, сценографы – делать выгородки, а цеха – решать задачи. И где будет дышать театр, а где – унылое ремесло, пока неизвестно.
Петр Саруханов / «Новая газета»
Событие сезонаслучилось в его канун, летом. Спектакль Робера Лепажа «Семь притоков реки Ота», привезенный в Москву Чеховским фестивалем, – нечастый пример того, каким невероятно существенным может быть театр в первой четверти ХХI века, изведавшего, казалось бы, уже все пути искусства. Лепаж связал сюжеты, ситуации, характеры, судьбы и истории японцев, евреев, канадцев, французов, немцев и американцев в единое, пульсирующее смехом и ужасом полотно жизни, неуклонно, через обстоятельства, время, пространство пробиваясь к хребту и нерву существования. Лепаж учитывает в ритме спектакля не только драйв кино, но и магию айпада, чей экран раздвигается до масштабов мира одним движением пальцев. Но перед нами именно театр, его древняя сила, его волшебная «коробочка», в которой клубятся чувства и образы.
В семи часах сценического текста — продуманность каждой детали, виртуозное владение «техникой умолчания», грандиозный симфонизм творящегося на сцене.
И — мысль. Воистину большая, не только режиссерская — гуманитарная. О связанности всех на земле, о сбитом дыхании гибнущего человечества, об огне Хиросимы, возникающем по всему земному шару.
Сцена из спектакля режиссера Робера Лепажа «Семь притоков реки Ота». Фото: РИА Новости
От Камергерского до Тверского еще никогда не было так далеко. Первая сцена России, Московский Художественный театр имени Чехова открыл 122—й сезон. Его посещаемость (главный критерий министерства культуры) близка к 99%, а «Бег» – премьера Женовача на Большой сцене со звездным составом – окреп и собирает аншлаги.
МХТ все больше становится «домом Шехтеля»: исчезли заклеенные цветными снимками окна, по которым невозможно было понять, театр за ними или иное высокодоходное учреждение. Теперь в окнах – сепия портретов основоположников, а в интерьерах – обдуманная строгость модерна. Курсом на несуетность, спокойное художественное строительство отмечена и жизнь внутри: МХТ больше не фабрика одноразовых постановок, здесь пробуют работать и жить иначе. Нужно очень много творческой крови, чтобы разогнать ее по жилам такого крупного организма, занять труппу максимально. В планах Женовача сугубо «мужская история» – спектакль по легендарной прозе Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». Оскарас Коршуновас будет ставить «Чайку» на Большой сцене. Для Малой Егор Перегудов выбрал «Месяц в деревне». А Уланбек Баялиев – повесть Сергея Клычкова «Сахарный немец».
Между лидерами двух МХАТов не просто огромная дистанция – видовая рознь. Но развлекать и привлекать зрителя, помимо сцены, они собираются одинаково: лекции, поэтические спектакли, читки, лаборатории. Бояков тут профи, а в Камергерский для этого приглашен редактор «О’Кей» Вадим Верник; в планах специальный медийный центр. «Я оправдаю все ваши ожидания», – заверил он труппу на открытии сезона.
Эдуард Бояков. Фото: РИА Новости
Ну, осененный новым менеджментом старый МХАТ сезон опять начал со скандала. Артисты, которые посмели участвовать в обсуждении конфликтной ситуации внутри театра (организовал «Московский комсомолец»), обнаружили, что на сбор труппы их велено не пускать: Бояков лично распорядился. Между тем в «МК» принесли протоколы общих собраний, объясняющие уход Дорониной и причины ее глухого молчания. Министр Мединский припугнул труппу слиянием – или с Театром Наций, или с МХТ имени Чехова. Было продекларировано: МХАТ сохранит
«верность патриотизму, классическому искусству и православию, финансовая помощь от государства увеличится, а изменения в руководстве — единственная возможность спасти театр».
И вот спасают. Анонсировано 20 премьер на трех сценах, но самое главное – провозглашено направление: «для ищущих смыслы, образы и нравственные ориентиры». В наступающем сезоне «ориентиры» засверкают новыми гранями: завлит театра, писатель—комиссар Прилепин, рассказал тележурналисту Пивоварову, что его подразделение убило в Донбассе людей куда больше прочих: «по показателям редко кто мог сравниться с моим батальоном...» Гордиться душегубством – такого еще не было в русской культуре. И вот теперь эти правильно ориентированные будут намечать верные пути и лепить театральные модели. Кто в Москве, кто в Ярославле.
Так что сезон отмечен свежей краской, которую раньше микшировали, а теперь кичатся: жизненные стратегии ряда персонажей выстраивает не общественное мнение, не мнение критики, а лишь расположенность властей предержащих.
Малая Бронная получила нового руководителя (не рискую писать «художественного»: это ведь не совсем должность, скорее дар). Позавчерашний участник Болотной сегодня настойчиво не рекомендует выходить на протестные акции, и уже не Навальный, а исключительно Собянин дает ему поводы для упоения. Способность правильного обожания вознаграждена. Константин Богомолов в этом сезоне уверенно выходит в трех новых ролях: главы театра, поклонника власти и мужа Ксении Собчак. Роли свежие, обреченные на удачу.
А вот Дмитрий Крымов в этом сезоне – бездомный. Хотя репетирует «Бориса Годунова» и не только, но вне труппы и театрального дома, на правах кочевника. Казалось бы, по праву таланта он – первый претендент на художественное руководство. Но никто и ничего пока Крымову не предлагает.
Лимон навсегда. Характерный симптом – в театре «Содружество актеров Таганки» переписали «Чиполлино». В финале музыкальной сказки больше нет революции. Вместо нее фрукты—ходоки подают челобитную принцу Лимону. А поскольку правитель безбрежно мудр, он отменяет свои несправедливые указы и остается править – видимо, навсегда.
В детский спектакль прямо вмешался страх революции и ужас авторов перед нежеланными аналогиями. А дети, которые уже прочли Родари в оригинале, вовремя поймут, что такое цензура.
Но не во всех театрах обмирают от страха.
Студия театрального искусства с этого сезона стала официальным филиалом МХТ имени Чехова. Здесь пройдет парад всех спектаклей за 15 лет, поставят новую версию лесковского «Захудалого рода», а Женовач начнет работу над «Бабьим Яром» по роману Анатолия Кузнецова.
В РАМТе Перегудов ставит «Ромео и Джульетту», Юрий Бутусов обдумывает выбор, Бородин начинает репетировать «Горе от ума», а потом – спектакль «Душа моя Павел» по роману Алексея Варламова. В перспективе – новая пьеса Тома Стоппарда «Леопольдштадт». Здесь Ален Маратра ставит Мариво, Александр Коручеков – «Остров сокровищ», Пушкина и Чехова репетируют молодые режиссеры.
Кипит жизнь в Вахтанговском: сезон открыт в обновленном, с иголочки, театре премьерой Юрия Бутусова «Пер Гюнт». Римас Туминас начинает работу над «Войной и миром», Иван Поповски собирается ставить «Мертвые души». В планах театра – Кафка, Пушкин, Платонов.
Миндаугас Карбаускис в Маяковке будет работать над Фолкнером («Йокнапатофа») и над Бернхардом («Ни одна душа не знает что мы делаем что мы думаем кто мы такие»), Анатолий Шульев поставит вампиловского «Старшего сына», а Юрий Иоффе – «Дикарку» Островского.
Все собираются много работать, но реальность на глазах обостряет основной вопрос: ради чего?
P.S.
P.S.
Мечтаю о несбыточном: чтобы в головах у режиссеров очередных воцарился свой, сугубо интимный, но чуткий к вызовам эпохи «главрепертком»: потребность в новых текстах, новых героях, новых коллизиях. Не пора ли выйти из круга все тех же слов, учитывать износ текстов, не полагаясь лишь на уникальность собственной трактовки? Не пора ли услышать зов площадей, душных зданий суда, лагерных пыточных? Перестать игнорировать ритмы, вызовы и драмы сегодняшнего дня? Время на глазах перенасыщается несправедливостью, государственной жестокостью, полицейским произволом, в этой низкокислородной атмосфере трудно, почти как в спектакле Лепажа, дышать зрителям. Не тем, кто приходит в зал «отдохнуть, расслабиться», а тем, кто ищет ответы на главные вопросы.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»