Комментарий · Общество

Свобода, защита, забота

Что феминистки знают о деле Хачатурян

Пикеты в поддержку сестер Хачатурян. Влад Докшин / «Новая»
есть продолжение<br> &nbsp;
Перцовый баллончик, нож, крик, удобная обувь. Героини документального фотопроекта Алены Агаджиковой столкнулись с насилием и готовы к самообороне
О деле отца и сестер Хачатурян теперь слышали все, благодаря программе на Первом канале, а также из подробных статей активисток и психологов, из уличных пикетов. Эта история демонстрирует парадоксы, заложенные в установки российской общественной морали. Патриархальный литературный канон не знает (или скрывает) сопротивление женщин: классические героини страдали, убивали себя и даже детей, редко мужей и братьев, но не отцов. И это легко объясняют психоаналитики: авторитарную репрессивную власть легче вынести не как насилие, а как справедливое наказание в целях воспитания, т.е. как власть отца. Можно считать эту установку способом заклинания зла и выпрашивания надежды. Подобный архаический код психики воспроизводится в нестабильных обществах на переходе от одной модели социально-правового устройства к другой.
Архаизация морали позволяет игнорировать еще вчера активно обсуждавшиеся проблемы.
В деле сестер Хачатурян бросается в глаза отсутствие обвинений отца в педофилии, столь значимых еще пару лет назад,
когда «медийная истерия» по поводу педофилии, например, не позволила гражданскому движению защитить священника Грозовского против, на мой взгляд, надуманных обвинений. Грозовский выступал в свое время против «закона Димы Яковлева» (запрет принятия детей иностранными гражданами) и работал с реабилитацией травмированных детей и профилактикой СПИДа. Михаил Хачатурян до сих пор не обвиняется в истязаниях, нет уголовных расследований его криминальных дел, наркоторговли и коррупционных связей с полицией. Странно и то, что время от времени раздаются голоса в защиту прав насильников как представителей привилегированной группы мужчин.
До сих пор некоторые мужчины решаются заявлять о своем «естественном» праве на физическое и сексуальное насилие, связывая это с культурными привилегиями на воспитание женщин и детей. Сложности адаптации к культуре равенства, травмы прошлого, тревога по поводу изменений стереотипов активируют у таких мужчин патриархальные формы фемицида, которые неизбежно превращаются в психопатологию, поскольку не могут быть вписаны в современный тип отношений. Патриархальные стереотипы похожи на панические атаки и гендерную панику, они требуют психологического и медицинского вмешательства. И как показывает дело семьи Хачатурян, способны принести много боли, травм и трупов.
Акция в поддержку сестер Хачатурян на Болотной площади в Москве. Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Общество в целом склонно поддерживать сестер, но среди поддерживающих есть разные политические и культурные ожидания. Кому-то «жалко девочек», кто-то ненавидит насилие и имеет подобный опыт. Но за что следует бороться? Феминистское сообщество не только борется за видимость этого прецедента и организует международные акции и пикеты, но и доказывает, что
борьба с системным насилием начинается с борьбы с семейным насилием.
Именно в семейной ситуации следует искать тот код, который воспроизводится в устройстве социальных и политических институтов. Требования феминисток — не частные, но политические: они состоят в том, чтобы переписать этот код. Предлагаемые законы против семейного, якобы приватного, насилия способны стать инструментами борьбы с насилием на любом уровне и в любых социальных группах. Депутаты-феминистки, поддерживаемые большинством женщин, требуют принятия в России закона против семейного насилия, в котором закреплены следующие пункты:
- немедленное вмешательство полиции в ответ на заявление о семейном насилии; - введение охранных ордеров, по которым насильник лишается права проживать и приближаться к жертве (опыт Белоруссии и других стран говорит, что эта мера позволяет снизить насилие сразу же почти на одну треть); - введение обязательной психологической работы с насильниками не менее трех месяцев — как возможный вариант вместо тюрьмы при первом заявлении о насилии.
Хочется думать, что кризисные центры, где сейчас женщины с детьми скрываются от насильников, могут стать центрами, где люди, совершившие насилие, должны будут осмыслять свой опыт и избавляться от него.
Сложность ситуации с домашним насилием в том, что она требует создания институтов другого типа. Общества насилия опираются на макрополитики власти, а общества заботы — на микрополитики, т.е. на культуру межличностных отношений, образов жизни, стилей речи. Литература, научные медицинские исследования, общественное внимание к разным видам насилия показывают, что социальная норма становится более чувствительной к качеству повседневного существования. Непереносимость насилия, шок от вида насилия сильно отличается от простодушного любопытства к казням на площадях в прошлые века. Общество явно нуждается в формировании новых правил, делающих насилие недопустимым юридически и социально неодобряемым.
Трудно ли представить общество без сексизма, без насилия, без пыток и полицейского произвола?
Очевидно, что это и есть смысл нашего политического воображения, которое ставит вопрос о том, как перейти от политик насилия к политикам заботы. Парадокс нашей повседневности состоит в том, что гражданская идеология движется в сторону чувствительности и сложности, а законодательство в сторону репрессивного патриархального упрощения. Вывод очевиден: современное законы не соответствуют современному обществу, что порождает конфликты.
Поэтому предложенный активистками на пикетах в защиту сестер Хачатурян лозунг «Свободу, защиту, заботу!», несмотря на свою политическую и этическую абстрактность, больше всего соответствует моменту.
Алла Митрофанова, философ, киберфеминистка