ИК-16 в Краснотурьинске — одна из самых северных женских колоний России. Северный Урал, Свердловская область. Зима здесь длится 5–6 месяцев, иногда снег можно увидеть и летом. Здесь отбывают наказание около 400 женщин. Их преступления — кражи, хранение наркотиков. Статьи в основном не тяжкие, но часто — с рецидивами.
В СМИ эту колонию называют образцовой. На уральском телевидении выходят сюжеты: «В ИК-16 прошел «Голубой огонек», «Заключенные колонии № 16 устроили массовые танцы».
Однако в начале мая мне передали аналитическую записку уральских правозащитников из «Межрегионального центра прав человека». О «танцах» и «огоньках» в ней — ни слова.
«Во время нахождения в камере ШИЗО заключенным-женщинам запрещается присаживаться на табуретку. Женщины обязаны весь день стоять на ногах, что причиняет им ужасные боли, моральные и физические страдания. Присесть они могут лишь во время приема пищи на 10 минут. Все опрошенные женщины заявили, что за попытку присесть может последовать физическое наказание. <…> В ИК-16 применяют групповое системное «наказание» — перетаскивание навоза в мешках. <…> Перетаскивание длится от 8 до 12 часов в день <…>».
И уж совсем страшное:
«По сообщению нескольких заключенных, на их глазах в колонии умерла Кесарева Оксана (сентябрь 2018), Воронина Юля (октябрь 2018) и Шибаева Татьяна (2016 год). По словам опрошенных, все умершие женщины перед смертью мучились от боли, но помощи от медиков колонии не получили».
Содержимое записки никак не совпадало с кадрами ТВ, где 400 женщин, улыбаясь, танцевали на плацу.
Автор доклада — правозащитник Алексей Соколов — сам бывший политзаключенный. В 2010 году его осудили якобы за грабеж и приговорили к 5 годам лишения свободы. Соколов тогда называл это дело местью правоохранительных органов за свою деятельность. То, что дело было сфабрикованным, констатировали не только международные правозащитные организации, но и специальная комиссия Общественной палаты РФ. В 2011 году Соколов вышел на свободу.
Правозащитник Алексей Соколов. Фото: Иван Жилин / «Новая газета»
— В 16-й колонии действительно проходит много конкурсов и плясок, — говорит он. — Мы ею заинтересовались в январе этого года. Ездили в Краснотурьинск в мужскую ИК-3. Вечером сидели в кафе, обсуждали увиденное. К нам подошел человек, сказал, что услышал наш разговор, и спросил, кто мы. Когда узнал, что мы правозащитники, сказал, что является сотрудником 16-й колонии и что хочет рассказать о порядках в ней. Его рассказ в дальнейшем подтвердился.
8 февраля 2019 года Алексей Соколов с коллегами приехал в ИК-16.
— Начальник колонии Владимир Горькин и его заместители встретили нас радушно: «Давайте чай пить, пироги уже готовы», — вспоминает Соколов. — Мы говорим: «Нет. Давайте работать». Выходим из здания администрации, и нам навстречу бежит сотрудница с кипой заявлений от заключенных: они, мол, отказываются общаться с членами ОНК. «А мы, — говорю ей, — не члены ОНК». Она растерялась: «Подождите. А кто вы?»
В итоге увидеться с заключенными правозащитникам все же удалось.
— Поговорили с двумя женщинами — Кариной Хаславской и Анастасией Порохиной. Они рассказали, что условия в колонии жуткие: заключенных унижают, необходимая медицинская помощь не оказывается, — говорит Алексей Соколов.
Беседу с Хаславской и Порохиной правозащитники записали на видео. Впоследствии им удалось записать рассказы еще нескольких женщин — заключенных ИК-16.
Мне тоже удалось пообщаться с двумя бывшими заключенными этой колонии. Их рассказы совпадают со свидетельствами сидельцев, опрошенных правозащитниками.
Всего в распоряжении «Новой» и «Межрегионального центра прав человека» — 17 интервью женщин, отбывающих наказание в ИК-16.
«При мне умерло 7 или 8 человек»
Объявление на ограждении в женской колонии. Фото: Сергей Савостьянов / ТАСС
Дарья Коновалова находилась в колонии № 16 с августа 2016 года по апрель 2019-го. Отбывала наказание по статье «Кража» (ч. 2 ст. 158 УК).
— Я была ответственной за медсанчасть. Записывала и водила людей. Записывала их с вечера, чтоб они могли с утра уже попасть [к врачу].
— Какие услуги заключенный может получить в медсанчасти?
— Никаких.
— Что значит «никаких»?
— Лично я просто приходила, просила таблетку, свою, из «личняков» (лекарства, купленные самими заключенными или их родственниками. —И. Ж.) — они просто не выдавали.
— От чего таблетка?
— У меня эпилепсия.
— На каком основании не давали?
— То им некогда, то у них важные дела с документами.
Дарья называет имена сотрудников медсанчасти колонии, которые, по ее словам, отказывают заключенным в медпомощи. Редакция не будет их публиковать, но мы направим переданные нам сведения в прокуратуру и ФСИН.
— Тришина Марина Павловна, начальник медсанчасти. Я как раз перед освобождением просила у нее выписки по моему здоровью, чтобы своему врачу показать. Она говорит: «Подождешь, мне некогда». Может, ей некогда было из-за того, что девочка, которую я водила две недели подряд в медсанчасть с температурой, совсем плохая была. Она даже вещи собрала, чтоб в больницу поехать. Но ее вернули в отряд.
— Как зовут эту девочку?
— Андреева Анастасия.
— Когда вы ее водили?
— Я ее чуть ли не каждый день водила. Температура у нее началась с середины марта. До этого она еще сама парацетамол пила.
— Она обратилась к вам, сказала, что ей надо в медсанчасть?
— Да. Мы ее водили. Каждый день записывали. Она даже ходить уже не могла. Ее трясло. Постоянно сильный жар. <…> Температура 39–40. В первый день ей дали антибиотик и парацетамол и направили обратно в отряд. На следующий день у нее температура такая же — ей просто укол поставили и отправили снова в отряд. В итоге в конце марта ее все-таки вывезли [в больницу]. Она в кому впала, и скоро умерла. <…> Ей около 30 было.
— Умерли? Лена Слугина умерла в 18-м году. Она обращалась все время с почками. Ей было 28 лет. Другая Лена, ей 30 было, умерла недавно — в январе вроде бы.
У нее поднялась температура. Я ее повела [в медсанчасть], потому что заметила, что она стала… ну… не соображать. Движение у нее не то пошло. Я ее привела в больницу [колонии], мне сказали: «Что ты ее приперла сюда? Она притворяется». Врач ей нажимал — она плачет. «Больно», — говорит. Он говорит: «Что ты врешь?» Хотя когда ее привезли в больницу [больница города Карпинска — сюда на лечение возят заключенных ИК-16], оказалось, у нее вообще опухоль головного мозга. Организм умер изнутри уже.
— Вот эти женщины — они до трагического исхода обращались в медсанчасть?
— Да. Лично я сама их водила. Воронину Юлю, тоже девочка умерла. У нее приступы постоянно были. Я ее водила, они тоже говорили: «Она притворяется». И в итоге тоже вывезли на больничку, и умерла девочка. <…> При мне за два года человек 7–8 умерло.
— Их всех можно было теоретически спасти? Как думаете?
— Можно, конечно. Если было бы раньше назначено лечение — можно было бы.
— Были ли случаи, когда заключенная находилась еще не в критическом состоянии, но ее вывозили в больницу?
— В конце марта в колонии была комиссия ФСИН. После этого стали чуть не каждый день вывозить.
Заключенные Карина Хаславская и Анастасия Порохина были первыми, кто согласился общаться с правозащитниками. Как и Дарья Коновалова, они жалуются на качество медицинской помощи, но не только. Важный момент: в отличие от Коноваловой, Хаславская и Порохина до сих пор находятся в заключении.
Далее — выдержки из беседы правозащитников (П.), Карины Хаславской (К.Х.) и Анастасии Порохиной (А.П.):
Анастасия Порохина и Карина Хаславская. Кадр из видео
К.Х.:Сотрудники медсанчасти общаются неуважительно с нами. Отказывают в медицинской помощи. Даже если приезжают сотрудники каких-то высших инстанций, они не выполняют их требования или предписания. Паньков [Александр Петрович, начальник медсанчасти № 66 ГУ ФСИН по Свердловской области] приезжал. Конкретно по мне сделал предписание, чтоб мне сделали УЗИ сердца. У меня там плохо, клапаны нужно менять. Меня вывезли только на кардиограмму и сделали пометку, что выполнили предписание. Другие девочки — у них подозрение на рак. У Зеленской Натальи, например. Биопсия нужна. Ничего не было сделано.
П.: А что произошло с Кесаревой Оксаной?
К.Х.Она лежала долгое время, 4 месяца фактически, с температурой. Ее периодически направляли на работу, снимали с постельного режима. Она постоянно ходила к врачу, жаловалась. Ей постоянно говорили, что она обманывает, вводит в заблуждение администрацию и сотрудников медсанчасти. В конечном итоге она умерла. Ее вывезли в больницу, когда ей уже совсем стало плохо, когда она начала бредить, терять сознание.
П.: Когда она умерла?
К.Х.:В сентябре прошлого [2018] года.
А.П.:Сотрудники медсанчасти предлагают попить святой воды и помолиться вместо помощи.
На встрече с правозащитниками Хаславская и Порохина жаловались не только на медпомощь.
К.Х.:Я была в штрафном изоляторе двое суток. У нас в штрафном изоляторе запрещено сидеть. Нельзя присесть на табуретку или на стул. Заставляют ходить или стоять на одном месте. Целый день.
П.: За исключением времени приема пищи?
К.Х.:Да, 10 минут поешь [сидя], и все. <…> В случае неповиновения… мне заливали камеру водой. Девочек кого-то выгоняли на улицу, босиком стоять на улице.
П.: В зимний период?
К.Х.: В зимний период.
<…>
К.Х.:Заставляют «на снега» ходить. С утра до вечера девочки, которые не трудоустроены, вывозят снег.
П.: «Не трудоустроены» — значит, что они в порядке статьи 106 уголовно-исполнительного кодекса работают?
К.Х.:Да.
П.: Но не два часа в неделю?(Столько положено законом, если заключенный не написал заявление о том, что согласен работать больше).
К.Х.:Нет. Целый день.
П.: Почему так?
К.Х.: Заявления мы пишем еще на карантине, по приезду сюда. Что готовы работать без ограничений <...>
К.Х.: Потому что сырость. Грибок. У нас в жилых помещениях температура ночью — 8 градусов.
Операция «Пожар»
Валентина Партина. Кадр видео
Валентине Партиной 60 лет. В ИК-16 она находится с февраля 2017 года. В мае 2017-го она, по ее словам, оказалась в штрафном изоляторе (ШИЗО). Как и другие заключенные, утверждает, что в ШИЗО нельзя садиться.
Партина (В.П.): Стояла на ногах. Мне стало плохо, подскочил сахар (заключенная страдает диабетом. — И. Ж.). Упала. Мне уже потом врач сказал, что у меня сахар подскочил до 28 единиц (норма 4,6–6,8).
Правозащитники (П.): А если сесть?
В.П.: Нарушение будет, продлят ШИЗО.
П.: Но в ШИЗО есть стул и стол. Стул, видимо, для того, чтобы сидеть.
В.П.: Только когда кушать.
<…>
П.: Вам известно что-либо об операции «Пожар»?
В.П.: Берем матрас и выбегаем на улицу.
П.: Как это происходит?
В.П.: Ну, допустим, мы стоим в локальном участке. Нам кричит инспектор из окна или может прийти в отряд и закричать: «Пожар, все бы-ы-ыстро!» Даже, бывает, на постельном поднимают.
П.: Это когда было?
В.П.:Это всегда бывает. Как у них (инспекторов.— И. Ж.) нет настроения — мы бегаем.
Об операции «Пожар» «Новой» и правозащитникам рассказали и другие заключенные колонии. Все они утверждают, что после команды «Пожар!» заключенные должны взять матрасы и табуреты, выбежать с ними на улицу и построиться на плацу.Речи об отработке эвакуации в случае настоящего пожара, очевидно, не идет — в ходе настоящей эвакуации спасают людей, а не матрасы. Сами заключенные называют эту операцию «формой коллективного наказания».Вообще же, по словам заключенных, в «образцовой» ИК-16 якобы применяются разные наказания: от лишения права звонить родственникам до таскания навоза по 12 часов в день.
Врач: «Хотелось бы, чтоб их привозили раньше»
«Новой» удалось поговорить с одним и врачей, работающих в больнице Карпинска. Сюда привозят заключенных, которых в медсанчасти колонии вылечить уже не могут.
— Говорить о том, что в ИК людей специально доводят до тяжелого состояния — неправильно. Нужно понимать: заключенные сами часто не следят за своим здоровьем. Например, имея ВИЧ, не проходят иммунотерапию, причем отказываются от нее добровольно. Но в то же время я вижу, что заключенных к нам везут, когда они уже совсем плохи. Хотелось бы, чтобы их привозили раньше, потому что для врача это болезненно — бороться за жизнь пациента и терять его. Пусть везут при первых тревожных сигналах.
Ведомство провело проверку. С предсказуемыми выводами:
«Сведения о том, что осужденные, содержащиеся в штрафном изоляторе ФКУ ИК-16, весь день стоят на ногах, своего подтверждения не нашли, — говорится в ответе заместителя начальника пресс-бюро ФСИН Натальи Быстрицкой. — В мае 2017 года мера взыскания в виде водворения в ШИЗО к осужденной Партиной В.Д. не применялась. <…> Отработка учебной вводной «Пожар» в различных зданиях и помещениях жилой и производственной зоны ИК-16 проводится во исполнение приказа ФСИН России от 30.03.2005 № 214 ежедневно, согласно утвержденному графику — от 5 до 15 минут. Нарушений прав осужденных при отработке учебной вводной «Пожар» не установлено».
Интересный момент насчет «Пожара»: в марте текущего года ИК-16 проверяла прокуратура. И — нашла нарушения.
«Начальником ИК-16 утверждена инструкция по правилам пожарной безопасности<…> Изученный порядок проведения практических тренировок показал, что в ИК-16 до марта 2019 года заключенные отрабатывали как действия по спасению жизни, так и вынос имущества учреждения (постельных принадлежностей и тумбочки). При этом передвижение осужденных по коридорам и лестничным пролетам с габаритными вещами в руках препятствовало их своевременной эвакуации».
Но вернемся к ответу ФСИН.
По словам представителей ведомства, осужденные в ИК-16 работают не более двух часов в неделю, а те, кто работает больше, трудоустроены официально и получают деньги. Насилия к заключенным, указывают в ведомстве, не применяется, и это подтверждено проведенной Следственным комитетом проверкой.
«Также сообщаем, что во всех указанных в Вашем обращении случаях смерти осужденных <…> соответствующие материалы переданы в установленном порядке в Следственный комитет. По результатам проведенной по каждому факту проверки принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела».
Свердловская область
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»