Богослужение в храме Христа Спасителя. Фото: Михаил Терещенко / ТАСС
На запястье у Насти Туркиной — красная ниточка со стеклянным глазиком, подаренная молодым человеком: он снял ее со своей руки в знак примирения. Девушка крещена, считает себя верующей. В церковь ее привела прабабушка, еще в детстве. Крестик носила долго, но года четыре назад сняла, смутившись мыслями о «мертвом теле» на распятии. Настя не знает точной разницы между Ветхим и Новым заветом, но слышала об этом. Наизусть помнит «Отче наш», Библию еще не читала, но собирается.
«Люблю слушать церковный хор. В церкви я успокаиваюсь. Я, наверное, православная, у меня дома иконки есть. Молюсь нечасто. Но у меня есть чувство, что меня оберегают конкретные святые», — говорит девушка.
Центр молодежных исследований петербургской Высшей школы экономики несколько лет проводил опросы в разных городах России. «Довольно много молодых определяют себя как верующих, но зачастую для них быть верующим и даже относить себя к определенной религии — не значит быть глубоко погруженным смысл и практики этой религии», — поясняет Анна Выговская, стажер-исследователь ЦМИ ВШЭ. Она подчеркивает, что не все надежды и ожидания молодых обращены к Богу или к президенту. Государственные институты хоть и создают некое ощущение стабильности и безопасности, но личные жизненные стратегии молодых скорее базируются на своих интересах и целях. А когда РПЦ начинает задевать их собственные ценности, критический настрой возрастает, причем даже у верующих и юных. «Новая» собрала несколько историй, которые показывают, во что и как верят молодые россияне.
Настя (18 лет): мы не рабы
«Когда я куда-нибудь еду, у меня с собой как талисманчик лежит книжка с молитвами», — признается Настя, имея в виду молитвослов. Она боится грозы — и когда сверкает молния, читает его. При этом настроена весьма скептически к РПЦ, как и ее мама, которая, впрочем, не препятствует походам дочери в церковь.
«Доверия к священникам, которые стоят у власти, у меня нет, — говорит Настя. —
Я не могу читать молитвы со словами, что «мы рабы Божии». А я не считаю, что мы рабы, ведь у рабов нет воли.
Бога я не боюсь, скорее люблю. Мне близки взгляды бабушки из «Детства» Горького, которая говорила, что Бог дарит радость и он вовсе не каратель. Вера подталкивает человека двигаться вперед, а религия сдерживает. Без веры будет вседозволенность. В церкви бываю раз в два месяца. Иногда что-то прошу, иногда просто хочется зайти — мне нравится там бывать».
Года три назад у Насти возникла мысль пойти в монастырь — так поразили ее поездка в монастырь и образ Лизы Калитиной из тургеневского «Дворянского гнезда». Со временем мечта о постриге трансформировалась в желание стать трудницей в монастыре и помогать другим.
Егор (21 год): стремлюсь к любви
Егор Смирнов студент факультета журналистики. Он из православной семьи, воцерковлен: прислуживает в алтаре, бывает в храме минимум раз в неделю. Религиозные убеждения молодого человека не раз становились поводом для споров с друзьями. Егор, как верующий, против абортов, считает это убийством. Он не против секса до брака, говорит, что это личное дело влюбленных, хотя многие его друзья уверены, что это грех. Егор поясняет: «Я далеко не идеальный, и были в моей жизни люди, тыкавшие меня носом: что ж ты такой неидеальный, если в храм ходишь?» Он признается, что может выпить, покурить, выругаться, сказать резко, нарушить пост, и объясняет: «Это все приравнивается людьми к «неидеальности», и они правы».
«Я стремлюсь быть добрым, стремлюсь к любви, к честности и стараюсь никого не обижать. Выходит не всегда, каюсь. У меня не патриархальные взгляды, во многом я мыслю так же, как большая часть молодых людей, просто я верю в Бога. Мне не чужд феминизм, идеи равноправия, я против домостроя. Вера удерживает от отчаяния и разочарования в мире, помогает видеть добро», — рассуждает Егор.
Крестный ход на Невском проспекте. Фото: из архива
В крестных ходах он участвует, но все равно не любит масштабные шествия, парализующие город: «Толпа остается толпой и в какой-то момент забывает, зачем она вообще собралась». Егор не стал поступать в Духовную академию: священником быть не готов. Читает Керуака и Брэдбери, а роман «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина считает открытием, показывающим, как можно исказить веру.
«Меня поразили споры о том, с какой еще деятельностью священник может совмещать богослужения, если не хватает на пропитание детям, — говорит Егор. — Дескать, священник может быть писателем, а вот журналистом уже нехорошо. И бог их пойми почему. Тогда объясните мне про отношения патриарха с президентом или строительство храмов на территории парков!»
Григорий (23 года): религия нужна для успокоения
Григорий Крюков атеист, в РГПУ имени А. И. Герцена учится на философа-антрополога. Его крестили в детстве, он ходил в храм, но «никогда не воспринимал это как нечто метафизическое».
«Мать верующая, но по-своему, — говорит он. — Ходит в церковь, молится, ставит свечки, совершала паломничество, но верит в магию и обряды, экстрасенсорику. Тем не менее она очень скептична, особенно по отношению к религиозным институтам, и не считает мораль Писания основополагающей».
Библия оттолкнула Григория «неадекватностью современности, догматичностью и непринятием других религий»:
«Убеждения каждого, на чем бы они ни основывались, дело личное. Я хорошо отношусь ко всем людям, пока они не нарушают чужих границ». Он полагает, Библия «дает много полезных советов, если фильтровать пережитки той эпохи и метафизику». Григория вдохновляет мир вокруг, люди, природа, культура, а также радости земного человека. Много читает художественной литературы, в том числе и русскую классику, которая смущает безысходностью. По мысли Григория, религия нужна «для успокоения, объяснения мира, бегства от истинного ужаса бытия и как социальный институт для формирования и поддержания общественной морали».
Максим (25 лет): атеистом быть лучше
Максим Голубев приехал в Петербург из Коряжмы, окончил магистратуру факультета социологии СПбГУ. Планирует поступить в аспирантуру, чтобы преподавать, а то «дико не хватает интеллектуального поля». Работает в компании по внедрению искусственного интеллекта. Православие Максим называет «родительским баловством»: те до сих пор поздравляют сына с Пасхой, что его раздражает. Он убежден: смысл жизни — в получении удовольствия. Признает в себе тщеславие и не скрывает желания «овладеть массами».
«Атеистом быть намного лучше, — говорит Максим. — Потому что ты чувствуешь себя освобожденным от заразы, которая заставляет тебя думать иначе, закрываться от мира, покупать свечки, ограничивать себя, а я ограничивать себя безумно не люблю. А суть религии в ограничении и в том, чтобы направить тебя в церковь. Мне с православными некомфортно: не о чем поговорить, всё воспринимают в штыки».
Православных считает инертными и безактивными, ожидающими помощи от государства: «Это люди, живущие в хрущевках, кто пишет «спасибо деду за победу». Да, это сирые и убогие. Канонически так и должно быть».
Максим уверен, что в отличие от верующих способен критически мыслить.
«Мы» для него — это «общество, интеллектуально-информационное пространство», а истинные православные должны быть мучениками за веру, как первые христиане. Ожидание поддержки свыше доказывает их инертность. С художественной и духовной литературой у социолога отношения не задались.
«Наверное, это связано с моим клиповым мышлением: статью я прочитаю и не устану, — признается Максим. — Открываю художественную литературу, когда хочется погрустить. Все эти романтические линии ужасны и отвратительны. А вообще я человек сентиментальный, но борюсь с этим. Полагаю, что меня сформировал интернет. Мне интересно, как говорил Доренко, как говорит Невзоров. Это свободомыслящие, активные, «бодрящие» люди. Неважно, что говорит Невзоров! Естественно, неправду, главное — как! Разве он агрессивен? А то, что везде пропагандируется православие, — это не агрессия?»
Нина (18 лет). Без опоры
Нина живет в Москве, от ригоризма Максима она далека, ее цель — «делать мир лучше». Она молится, но «в критических ситуациях, больше для собственного успокоения, потому что не верит, что это на что-то повлияет. И чтобы убедить себя, что «я не сухарь». Говорит, что принимает и уважает любую веру, но не религии, так как «они строятся людьми и полнятся предрассудками и стереотипами». Крестили ее в раннем детстве, в церкви бывает несколько раз в год с родственниками.
Мать Нины — убежденная атеистка, но девушка ее позицию не принимает. Нина признается, что страдает из-за того, что сейчас у нее «нет нравственной опоры, которая помогает жить». Мысль о возможной смерти ее тяготит, а в людях раздражает фарисейство: когда человек, декларируя свое православие и причащаясь, не способен извиниться перед близкими или механически читает молитвы.
Служба в храме Спаса на Крови. Фото: из архива
«Многие священники относятся к своим религиозным обязанностям формально и сами не верят в то, что делают, — уверена Нина, — равно как и большинство прихожан. В православии мне непонятна идея, что все люди грешны и должны свои грехи замаливать. Границы этих «грехов» зачастую доведены до абсурда, так что невозможно не впасть хоть ненадолго в любой из них. Получается, что православие само ставит человеку такие рамки, чтобы чувствовать себя грешным. Всю Библию целиком не читала и не вижу смысла. То, что читала, мне не понравилось по содержанию».
Закон о защите чувств верующих считает глупым и антидемократическим: «Мы выделяем одну группу и защищаем ее от нападок, но в то же время никак не защищаем (а иногда и угнетаем) другие группы. К тому же у христиан есть принцип «Бог поругаем не бывает», получается, что закон этот вдвойне абсурден».
Софья и Светлана (обеим по 20 лет): у каждого свой Бог
Софья Полякова учится в Академии Штиглица. Ходит в православную церковь, дома медитирует, слушает мантры или православные песнопения, читает Коран. Это помогает «настроиться на чувства и действительно понять, что Бог есть». «Все друг друга осуждают и доказывают, что их религия лучше, хотя сами плохо знают свою историю, — огорчается девушка. — Бог есть, абсолютно каждая религия несет зерна истины. Я изучаю буддизм, ислам, христианство, индуизм, даосизм, малоизвестные верования, зороастризм, цивилизацию Тиуанако, оставшиеся знания староверов».
Светлана Сокович, ровесница Софьи, изучает философию. Свои религиозные взгляды считает неопределенными. Воспитана в православной, но не религиозной семье, суеверна. «Мечусь. Но определенно верю в высшие силы, — рассказывает Светлана. — У каждого человека внутри свой бог. В современном мире каждый человек может найти что-то симпатичное в любой религии. Меня отталкивают жесткие правила.
Для меня главное в вере и религии — естественность. Зачем тебе бог, если ты заставляешь себя уделять ему время?
Для меня бог — возможность разгрузить с себя ответственность. Вместе с тем бог — радость, надежда, даже друг. Концепция «бога-друга» родилась еще в детстве. Пока не понимала того, как должно общаться, но детская вера уже была, просила давать знаки, как лучше поступать, просила помогать выигрывать соревнования и получать хорошие оценки».
Светлане «симпатичен буддизм», потому что «буддизм в отличие от православия не снимает с человека ответственности за его жизнь и личное счастье.
Что для них бог
Григорий Крюков определяет бога как «культурный феномен». Он говорит: «Для конкретного человека бог — концепт в сознании, помогающий и наказывающий. Человек благодаря вере в то, что за ним «наблюдают», склонен поступать согласно прописанным в религиозных текстах правилам».
Нина предложила формулировку: «Бог — существо, природу которого я понять не могу, которое создало жизнь или по крайней мере задало ей начало (в масштабах Вселенной). Возможно, оно и делает что-то еще, но уж точно не принимает молитвы и не исполняет желания как джин-кудесник».
Анастасия Туркина понимает бога как «что-то всевышнее, даже если это не бог, то это какая-то энергия, которая оберегает».
Егор Смирнов ближе всех к традиции, для него бог — любовь и всепрощение.
Молодежь нередко воспринимает бога прагматично: как друга, помощника, на которого можно переложить ответственность и получить желаемое, если грамотно попросить. Однако трактовка «Бог есть любовь» говорит о христианском мировосприятии.
Критикуют РПЦ не только атеисты. Неприятие вызывает ханжество и механическое исполнение ритуальных практик: молодежь чутко считывает фальшь и восприимчива к пониманию личной свободы, потому отстаивает право на «своего Бога», «свои ритуалы» и нередко отторгает христианское понятие «раб Божий», порой чередуя христианство и суеверие. Зачастую знание о православии строится на штампах и стереотипах, что приводит к смешению понятий «православие» и «ура-патриотизм».
На религиозном рынке
«Молодежь надеется на семью, друзей, потом — на себя и уже потом — на бога», — говорит Мария Мчедлова, доктор политических наук, главный научный сотрудник центра «Религия в современном обществе» ФНИСЦ РАН. В октябре 2018 года ученые опросили 4000 респондентов (от 18 лет и старше) в 24 регионах России. «Эклектизм сознания — тренд не только российский, а общемировой, — поясняет эксперт. — И имеет разные названия: от «религиозного рынка» до «бриколлажа». Существует две тенденции взглядов молодежи. Первая: эклектизм и смешение сказочности, магии, легенд, интереса к различным религиям (причем не всегда основанного на знаниях). Вторая — четкий выбор определенной религии. У молодежи эклектизм более четко проявляется и имеет более примитивный характер.
В мегаполисах наибольшее количество молодежи идентифицирует себя последователями православия — 43%, верящими в высшую силу, но ни к какой конфессии не принадлежащими — 23%, атеистами — 24%. При этом с возрастом повышается процент православных, а две другие группы уменьшаются в четыре раза. Такие понятия, как «вера» и «церковь», молодежь воспринимает скорее положительно или нейтрально, а на бога уповают в трудных ситуациях, воспринимают его как всепрощение и любовь. Это свидетельствует о христианском мировосприятии».
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»