«Вы полагаете, все это будет носиться? — Я полагаю, что все это следует шить». Старая песенка Никитиных до сих пор бросает вызов всегдашнему дефициту хороших новостей. Это не про смену сезонов, это про стойкость надежд. И про моду, конечно. Ведь мода — отражение времени, его общественных водоворотов, психологических складок, тайных тенденций. Историк моды — хранитель времени и красоты. Наша героиня — живое доказательство. …Голливудская улыбка, грива золотых кудрей, ироничный взгляд — она всегда сказочно одета, но на ней, как на Анне Карениной, не заметен наряд. Свойство настоящей женщины — затмевать свою одежду. Хотя именно наряды — ее профессия. Марина Скульская, петербургский историк моды, выпустила книгу, в которой с помощью литературы, истории, живописи доказано: мода проницает все слои жизни — от любви до религии, от искусства до анекдота. «Адам и Ева. От фигового листа до скафандра» поспорит увлекательностью с хорошим детективом. «Новая» расспросила Скульскую о стирании границ между полами, трансформации типов красоты, о том, из чего кроили гульфики для средневековых костюмов, почему у Царевны Лебеди «месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит» и чего нам ждать от будущего.
— Как становятся историками моды? Как люди обретают такую удивительную профессию?
— Наверное, случайно. Профессия, казалось бы, легкомысленная, но она тесно связана с историей культуры. Тут невозможно заниматься одной эпохой, историк моды обязан знать все. От Древнего Египта до наших дней, Восток, европейскую культуру. И все время учиться.
— Но все же: что отличает историка моды от историка культуры?
— Историк моды должен уметь задавать себе вопросы.
Ведь одежды, материальных свидетельств сохранилось мало. Поскольку нельзя сказать со стопроцентной уверенностью, как точно люди одевались и почему именно так, — ты строишь гипотезы.
— Например, почему мода вообще меняется?
— И почему меняется стилистика! Да, некие политико-экономические события приводят к появлению тех или иных фасонов. Но это всего не объясняет. Если ты годами занимаешься темой, ты задаешь себе вопрос, почему появляется тот или иной предмет, почему возникает то или иное название. И берешься за все источники, визуальные и литературные, чтобы найти ответ.
— А когда началась мода? Когда человек осознал, что хочет и должен быть модным?
— Есть классические исследования в области моды, которые утверждают, что о моде можно говорить только с середины ХIV века, когда она стала циклична. Но мне это кажется сомнительным. Я считаю: представление о своей уникальности, а значит, стильности изначально свойственно человеку. Ему свойственно украшать свое жилище и себя, и этот инстинкт отличает нас от всех видов. К тому же нам все время хочется меняться: мало украсить пещеру, сделать посуду, выбить в камне рисунки. Надо идти дальше — возможно, в сторону татуировок, это самое раннее явление моды в истории человека, потом уже появляются перья, кожа, меха.
Когда человечество ходило в шкурах, эти шкуры, во-первых, сшивались особым образом, а во-вторых, скажем, шкура леопарда, которую трудно было добыть, сразу становилась культовым предметом. Ну что это, если не мода?
Кстати, мы и сейчас ездим в путешествие, как древние ходили на охоту. Кто-то ищет новых дизайнеров, кто-то более дешевых вещей, кто-то новой идентичности.
— Кто были первыми законодательницами мод? Француженки, итальянки?
— Если говорить о VIII или IX веке, то Франция. Костюмы, которым завидовали и подражали другие королевства, посуда из золота и серебра, какой ни у кого еще не было. А потом, конечно, Италия, особенно Венецианская Республика, где были самые передовые ремесла и самые передовые манекены, где делали самые роскошные ткани: парчу, бархат, узорчатые материи, потрясающей красоты обувь, маскарадные костюмы. Где процветало искусство показать себя и скрыть себя…
— И где изобрели маску бауту, способ анонимности и в политике, и в любви…
— Конечно! Баута тем и уникальна, что полностью скрывает пол, закрывает человека со всех сторон, она так устроена, что можно есть, пить и говорить, при этом ты можешь ее не снимать. А еще итальянцы придумали черную маску моретта (от слова мавр), она крепилась на пуговке, которую женщина держала во рту, поэтому не могла говорить. Казанова писал: нет ничего таинственнее и соблазнительнее, чем женщина в маске моретта.
Венеция была местом, где можно и нужно было себя демонстрировать: в окне, в гондоле, на улице. Городом карнавала, игры, центром роскоши и центром производства кружев. Для средних веков это предмет первой необходимости. Позже началось серьезное влияние испанского строгого костюма, потом возник английский классический костюм, который придуман на самом деле Людовиком XIV, — истинный лидер мужской моды.
— Как внутри понятия моды сталкиваются представления о стадном и индивидуальном?
— Они вполне рифмуются. Чем свободнее общество, тем больше в нем людей, которые хотят выделяться. Но по-разному. Кто-то хочет показать пренебрежение к моде: скажем, вся бельгийская и японская мода вышла из антимоды: рваные края, потертости, вывернутые наизнанку швы, нарочитая небрежность, асимметрия; то, что когда-то было признаком бедности, сейчас — высший шик. Да, князь Потемкин мог и в подштанниках на публике появиться, небрежный шик был всегда — и во времена Шекспира тоже…
— Назовите, пожалуйста, его составляющие…
— Главное: не должно быть заметно, что вы долго стояли перед зеркалом, работали над своим обликом, одевались старательно. Что-то должно быть неправильным, помятым. Скажем, дамы в ХVIII веке особенно любили помятые бантики, чтобы казалось, что их только что где-то за углом прижали. Эротический момент.
Во времена Шекспира расстегнутый, обнажающий шею воротник, мятый или черный костюм в сочетании с белой рубашкой отмечал поэта и меланхолика.
Или не завитые и не уложенные аккуратно, волосок к волоску, волосы для мужчины. Завивка дожила до времен Есенина, но бывали в моде и растрепанные волосы, вызывающая неаккуратность. Хотя она могла быть и признаком серьезного непорядка. Почему при датском дворе решили, что Гамлет не в себе? У него чулки сползли, камзол и рубашка расстегнуты, вид плачевный и странный… Так вел себя безумный от любви или сумасшедший.
— То есть тщательность в моде с незапамятных времен борется с небрежностью напоказ?
— Да, со времен Ренессанса! Церковь тогда осуждала все, начиная с пуговиц, которые считались непристойно устроенными, двусмысленными, конечно, шнуровку — и она до сих пор эротична. Но светская жизнь брала свое: дамы искали пути, чтобы создать игру. Делались разрезы на платье, через которые мелькала нижняя сорочка, эротично и небрежно одновременно. Декольте появляется тоже в эпоху Возрождения. Скажем, было модно приподнимать верхнее платье, под которым видели только нижнее платье. Сам этот жест и сегодня кажется неприличным, но он демонстрировал богатство, элегантность.
— Раньше не было подиумов, но были балы и ритуальные одевания — королевских особ и просто знати, при которых присутствовало много людей…
— Ну, интимности в нашем понимании тогда не существовало. При Людовике XIV все это обрело характер маскарада. От власти монарха эта власть перешла к дамам. Они чувствовали себя привлекательными, пока к ним на ритуал одевания приходили поклонники. Царил игровой эротический этикет. Поэтому когда наступили времена отдельного досуга и личного пространства, началась совсем другая эпоха.
— В процессе создания книги — энциклопедии моды — у самого автора были открытия?
— Да! Например, считается, будто выражение «из него песок сыплется» связано с тем, что когда-то гульфики заполняли песком. У меня возник вопрос: как это может быть песок, если он не держит форму? Исторический костюм всегда практичен, а мужчины — люди, которые сегодня или завтра идут на войну. Так при чем тут песок? Я изучила Монтеня (а он считал: эстетика и этика тесно переплетены), другие литературные источники. И постепенно выяснилось: в костюмах использовалась вощеная ткань, с ней можно было создать жесткую непреклонную форму, в частности форму гульфика, символизирующего мужественность. Внутри не было никакого песка, хоть Рабле и говорит не без иронии, что это пространство мужчины использовали как сумочку, я сомневаюсь.
Или в «Ромео и Джульетте» есть момент в монологе Меркуцио, где он кланяется, приветствуя французские штаны Ромео, а потом, обрушиваясь на всю иностранную моду, говорит: «О, эти штаны, из-за которых не стало места на наших скамейках!» В английском оригинале при этом есть еще упоминание о костях, о «бедных костях».
Я стала изучать вопрос, тем более что тот же Монтень говорит, что французские штаны совершенно неприличны. Оказалось, это такое продолжение рубашки, оборка или нечто похожее на короткую юбку, демонстрирующее красоту и стройность мужских ног, молодой щеголь Ромео носит самые модные наряды, сверхкороткие штаны, вероятно, Меркуцио потому и прикалывается. Но при этом венецианский вариант штанов был очень объемным. И вот именно тут возникают «бедные кости» — речь о китовом усе для каркасов штанов, которые занимали всю скамейку. Пастернак в своем переводе просто убрал эту фразу…
Или, например, пушкинская Царевна Лебедь — почему у нее месяц под косой блестит и звезда во лбу горит? Звезда — это ферроньер, подвеска на обруче, на цепочке (например, Натали Гончарова с жемчужиной на известном портрете). Звезда — символ девства Богородицы, что всем понятно в пушкинскую эпоху. А полумесяц — украшение-наконечник на косу; луна — символ магического, таинственного женского начала. Но самое интересное, что пушкинский сюжет с Царевной Лебедью — это отражение христианской истории о чудесном спасении младенца и граде Небесном…
Фото: Olsy Shmu
— Что помогает историку моды?
— Если речь идет о прошлом, без истории искусства, без живописи и литературы, воспоминаний современников и документов не обойтись. Раньше писатели были трендсеттерами, им подражали; они становились частью моды, их новые произведения становились источниками модных идей — от романов Вальтера Скотта до восточных циклов Байрона: у людей бешено работало воображение — без рекламы!
Но сегодня главным искусством для нас является кинематограф. Кино — движущая сила, все дизайнеры стремятся туда попасть, по трендам в кино можно определить главные тренды в моде; достаточно быть киноманом, даже неспециалистом. Кино диктует: то возвращает 50-е годы, то позднюю готику, то средневековье.
— Сейчас в театральном зале я не всегда понимаю, кто рядом со мной: мальчик или девочка… Что вы думаете о самом остром тренде дня — стирании границ между полами?
— Мне нравится разность полов! Вся история человечества стоит на страже этого разделения, в конце концов, продолжения рода. Вся история моды — про разделение полов. (Хотя если мы говорим про ароматы, здесь все будет унисекс. Если говорим про ткани, унисекс.) Но дело в том, что за свободу и демократию всегда чем-то нужно платить. Мы дошли до той стадии, когда женщины получили почти все, за что боролись. Хотя до сих пор много женщин бизнесменов и политиков, которым важно быть в мужском костюме. Спасибо Сен-Лорану, это очень сексуально, но кроме того, женщины-лидеры хотят носить мужскую обувь. Все знаменитые компании, которые выпускали мужскую обувь, сегодня делают женскую линейку: дерби, оксфорды и пр. А в мужской моде оксфорды обрастают подошвой кроссовок. Если женщина хочет, она может выглядеть, как мужчина: прическа и макияж без макияжа.
Унисекс тоже преобразуется. Сегодняшний гардероб можно использовать на двоих, дело только в размерах: джинсы, рубашки, кроссовки, свитера, спортивные костюмы. Мужчины активно ухаживают за собой: маникюр, уколы, косметология, подтяжки, глаза и губы они подводили с давних времен. И даже когда они все время ходили на войну, назначались «кружевные перемирия» — ведь кружева надо было стирать. Мужчины всегда хотели выглядеть так же хорошо, как и женщины.
Однако сейчас свобода ломает все границы хотя бы потому, что человеку дается возможность выбрать, кто он: мужчина или женщина. В западных документах-анкетах появилась графа «мужчина, но чувствую себя женщиной» или «женщина, но чувствую себя мужчиной», или «сомневаюсь». Считается, что человека надо воспитывать прежде всего человеком. И поэтому мода сегодня позволяет женщине выглядеть мужчиной, и наоборот.
Но всегда в культуре есть мощное противодействие тому, что не заложено природой. И это сразу отражается на моде: возникают предельно эротичные, агрессивно женственные коллекции. Это стиль Диора с фигурой в форме «песочные часы», это подчеркивание груди (операция по увеличению груди самая востребованная в мире), шпильки, ботфорты, лифчик, нашитый поверх платья, «вторая кожа», воланы, рюши… Масса людей все это любит и хочет носить, так что переживать насчет стирания полов рано!
— А как меняется мода на облик? Сейчас появились модели, они есть в каждом журнале, намеренно некрасивые, со стертыми лицами, таких не могло быть даже лет пять назад…
— Совершенно верно. Есть две характерные тенденции. С одной стороны, всплеск моды на моделей 90-х годов: Клаудиа Шиффер и прочие, откровенно красивые женщины, им сейчас за 50, они в потрясающей форме. Их успешные ровесницы реально готовы платить за люксовые марки, идеализация их образа — это правильный маркетинговый ход.
А молодое поколение — другой тренд, который взят высокой модой у масс-маркета. Потому что он на то и масс-маркет, чтобы кричать: ты такой же, как другие, ты можешь себе это позволить, ты этого достоин. Ты смотришь на топ-модель девяностых и понимаешь: хотя тебе двадцать, такой ты никогда не будешь. А когда ты смотришь на современную тебе модель — уродливую, сутулую, со смытым лицом, с синяками под глазами (фотошопом они не убираются специально) — и видишь на ней дорогое и красивое пальто, ты думаешь: я-то уж как-нибудь получше буду!
Никуда красота не делась. Это бизнес и маркетинг.
— В моду проникает политкорректность?
— Конечно! Возникли женщины в возрасте, часто очень красивые и изысканные, раньше никогда не бывшие моделями. И женщины полные, пышные. Тут дизайнеры могут блеснуть талантом: на худую модель просто делать одежду, а для человека со сложными формами необходимо мастерство. То есть мода встает на сторону нестандартности: полнота, возраст, другая раса — все втягивается в орбиту.
— Недавно в Петербурге на церемонии вручения Европейской театральной премии на сцену Александринки выходили люди в мятой одежде и без малейших попыток выглядеть красиво, никаких «оскаровских мотивов» — вечерних костюмов или платьев. Дань времени?
— Да, это отражение нынешних тенденций. Сейчас женщины, особенно творческих профессий, имеют право не мыться, не брить подмышки, вообще не быть женщинами в традиционном понимании этого слова — и демонстрировать это всем. Не буду тут для вас краситься, утягивать талию, вставать на каблуки — воспринимайте меня как человека…
— Мода по своей природе суетна?
— Не уверена. Смысл моды состоит в том, что ты любишь самого себя, хорошо относишься к своему телу и виду, транслируешь это другим людям, и им от этого хорошо. Нам ведь все равно хочется, чтоб человек был цивилизован — чтоб был чистым, хорошо пахнущим, интересно одетым. Это просто означает, что он на публике озабочен тем, какое впечатление произведет. По сути, вопрос уважения к среде. Реально — возлюби ближнего как самого себя. Если я вижу неряшливую и немытую женщину, я тревожусь: может, завтра она захочет вступить в террористическую организацию или покончить с существующим порядком? Что-то в этом есть глубоко неправильное…
— Влияет ли мода на человека, занимающегося модой?
— Я всецело поддерживаю Вивьен Вествуд с ее лозунгом «Покупайте меньше!». Лучше купить одну вещь, пусть дорогую, чем много вещей, чьего качества хватит ненадолго. Это еще и тема, связанная с экомодой, набирающей силу во всем мире, даже в Голливуде, где сейчас подчеркивают, что вечернее платье сделано из переработанной древесины или органического шелка.
— Ваш прогноз?
— Есть тенденции, которые будут длиться и длиться. Западный опросник «мужчина я или женщина и кем себя чувствую» является тут ключевым. Первый вопрос — самоидентификация. Второй — какого партнера я ищу.
Испокон веков женщины хотели быть привлекательны для мужчин, а мужчины — для женщин, так и сегодня. Просто сегодня очень разные пары создаются. И все транслируется через одежду, косметику, прическу, поведение.
Будет как минимум 4 тренда. Первый — унисекс. Второй будет подчеркивать мужественность, классические мужские костюмы, без них никуда. Третий — предельно женственная мода (и скромная и вульгарная), но подчеркивающая женское начало. Женщины и мужчины будут показывать через свою одежду, насколько они свободны — в своих нравах, отношении к любви, к семье. Можно будет сразу считывать, стоит ли вступать в отношения или надо поискать что-то другое, более артистичное или более скромное. Четвертый — китч, суть которого в том, что вы к своему образу подходите как художник и можете нарушить все возможные правила. Понятие дурного вкуса исчезло. Что бы вы ни видели и где бы ни видели — это есть на подиуме. От костюма бомжей до самых невероятных сочетаний цветов и форм.
— Что происходит с модой в России?
— Сейчас настоящий взлет. Возможно, мы вообще на пороге золотого века русской моды. В связи с политическими и экономическими изменениями, большая часть людей, которая одевалась на Западе или в люксовые бренды, потеряла эту возможность. Они ищут пути импортозамещения — и находят. Молодых дизайнеров множество, и все работают, у всех клиенты. Многие поняли, что люкс — это всегда тираж, и они в своей среде видят эти повторы. Хочется единственности. А желание выделиться неминуемо ведет к дизайнеру. За последнее время уровень продаж вырос на 80 процентов, и все, кто занимается этим бизнесом, обрадованы. Наши бренды выходят и на европейский, и на восточный рынок. Мы конкурентоспособны по ценам!
— Есть у вас ответ на вопрос: что надо сделать женщине (что-то одно), чтобы выглядеть супермодно?
— Влюбиться!
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»