Одним из основных эпизодов доклада стала кампания против чеченских геев, поразившая весь мир абсолютно дикой и одновременно рутинной для Чечни жестокостью.

В ходе двух волн преследования геев в Чечне были задержаны сотни человек, пик этих задержаний пришелся на конец февраля — начало марта 2017 года. Подозрение в гомосексуальной ориентации было единственным основанием и поводом для репрессий. Все жертвы были помещены в незаконные места лишения свободы («секретные тюрьмы»), подвергались жесточайшему обращению, избиениям, пыткам, голоду, а некоторые и физическому уничтожению. Одни люди не выдерживали (в силу возраста и здоровья) пыток, сходили с ума и умирали непосредственно в местах лишения свободы,

Несмотря на масштабы карательной кампании, ни один из чеченцев не обратился в российские правоохранительные органы с заявлением. Но несколько жертв лично встретились с Уполномоченным по правам человека России Татьяной Москальковой. Они поверили ее гарантиям безопасности и предоставлению государственной защиты, и, если бы такая защита была бы предоставлена, они готовы были бы сотрудничать с российским следствием. Свидетельством тому — тот факт, что практически все жертвы, которых удалось спасти и вывезти из Чечни, оформили доверенности на адвокатов, предоставленных им правозащитной организацией «Российская ЛГБТ-сеть». Все жертвы понимали, что без их непосредственного участия в следственных действиях ни остановить эту кампанию, ни привлечь виновных к ответственности не удастся.

Однако система безнаказанности, которая выстраивалась в Чечне десятилетиями, базируется на молчании жертв. Это «молчание ягнят» достигается простыми, но весьма эффективными методами психологического и физического давления как на саму жертву, так и на ее родственников, находящихся под полным контролем чеченских силовых структур.

Главная же причина молчания чеченцев — это системная политика Федерального центра, которая, по сути, оставила граждан Чечни один на один с местными вооруженными силовиками, которых лишь формально можно называть российскими полицейскими.

В рамках этой модели чеченцам перекрыт доступ в надреспубликанские правоохранительные институты. Даже когда их жалобы и заявления достигают уровня Генеральной прокуратуры, Следственного комитета России или других уполномоченных федеральных структур, никакой работы по ним не ведется. Или, что еще хуже, федеральные структуры активно уводят чеченские власти и силовиков от ответственности.

Аналогичная ситуация сложилась и с обвинениями чеченских властей в массовом преследовании и убийстве мужчин по подозрению в гомосексуальной ориентации. Несмотря на демонстративное, публично данное согласие Владимира Путина на создание межведомственной следственной комиссии на уровне центральных аппаратов МВД, СКР и Генеральной прокуратуры, несмотря на гарантии Уполномоченного по правам человека Татьяны Москальковой в предоставлении государственной защиты жертвам, несмотря на ее же многочисленные заявления о необходимости безотлагательного возбуждения уголовного дела по факту опубликованной в СМИ информации о внесудебных расправах в Чечне, ничего этого сделано не было.

Федеральный центр активно бросил все силы на защиту чеченской власти, а не жителей Чечни. То есть на защиту той модели власти, которая, по мнению Москвы, гарантирует стабильность в Чечне и ради которой можно пойти на любые человеческие жертвы и имиджевые потери.

Максим Лапунов, житель Пермского края, русский по национальности, проживший в Чечне два года и попавший в жернова чеченских силовиков, стал единственным человеком, нарушившим молчание. 29 августа 2017 года он обратился к Уполномоченному по правам человека России Татьяне Москальковой. В этот же день он подал заявление на имя председателя Следственного комитета России Александра Бастрыкина. В заявлении он рассказал, что в середине марта был задержан чеченскими полицейскими и доставлен в Управление уголовного розыска МВД Чечни, где незаконно содержался две недели, подвергаясь избиениям и унизительному обращению по причине своей гомосексуальной ориентации.

К нему применялось насилие, в том числе и с требованием выдать чеченцев, с которыми он вступал в близкие отношения. Как рассказал в заявлении Лапунов, одновременно с ним в подвале УУР МВД по Чечне находились десятки задержанных. Часть из них были доставлены туда по аналогичному «гомосексуальному» обвинению, часть — по другим формальным основаниям. Все эти люди не могли содержаться в подвале УУР МВД Чечни законно: в данном подразделении не предусмотрены официальные места для лишения свободы.

Доследственная проверка по заявлению Максима Лапунова (а заявление это, безусловно, стало вызовом четко отлаженной системе укрывательства преступлений, совершаемых в Чечне) была возбуждена почти через месяц после обращения Лапунова к Москальковой и Бастрыкину. И то — только после повторного обращения Москальковой к руководству СКР.

Ни о каком расследовании этого преступления силами центрального аппарата СКР речи не шло. Цена вопроса была в данном случае слишком высока. Все понимали: объективное расследование по делу Максима Лапунова спровоцирует вал заявлений чеченских жертв, необъективное — прямые обвинения со стороны международного сообщества в адрес Бастрыкина и, соответственно, руководства России.

Доследственная проверка была спущена в ГСУ СКР по Северо-Кавказскому федеральному округу. Это окружное следственное подразделение имеет одну важную особенность. Оперативное сопровождение по делам, которые ведет ГСУ по СКФО, как правило, осуществляют подразделения МВД, дислоцированные в регионе, где было совершенно правонарушение. В данном случае оперативное сопровождение по проверке заявления Максима Лапунова осуществляли чеченские полицейские. Таким образом, формально проверка была поручена следственному органу надреспубликанского уровня, а фактически — осуществлялась силами МВД Чечни. К концу проверки это перестали скрывать даже следователи. Так, в феврале 2018 года следователь ГСУ СКР по СКФО Поливанов оправил запрос на имя первого заместителя министра МВД Чечни Апти Алаудинова с просьбой выяснить местонахождение Максима Лапунова, хотя прекрасно знал, что к тому времени Максим, так и не дождавшийся предоставления государственной защиты, вынужден был вместе с семьей покинуть Россию. Этому предшествовали ряд угроз и давление, которое оказывалось на родственников Максима и его близких знакомых, в том числе и тех, кто был очевидцем его незаконного задержания и мог подтвердить этот факт следователям.

В 46-й бригаде Максима Лапунова хорошо знали (он неоднократно проводил там анимационные мероприятия), и, когда он внезапно пропал в марте 2017 года, военнослужащие активно его разыскивали.

Даже с точки зрения формальной ведомственной логики — большая загадка, почему с таким запросом ГСУ СКФО обратилось именно к чеченскому МВД. Более понятен был бы запрос в соответствующие органы ФСБ, контролирующие пересечение границы гражданами Российской Федерации. Тем не менее руководство МВД Чечни оперативно прислало данные (в том числе название страны), предоставившей убежище Лапунову и его родственникам. А еще за два месяца до этого (в декабре 2017 года) спецслужбы этой страны вынуждены были предпринимать срочные меры по установлению личностей приезжих чеченцев, которые недалеко от места жительства Максима Лапунова устроили настоящую полицейскую облаву, требуя у местных парней, напоминающих по внешности Лапунова, предъявлять им паспорта.

Собственно, благодаря именно этому эффективному альянсу в марте 2018 года следователь Поливанов вынес пятое и окончательное постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по заявлению Лапунова.

В своем постановлении следствие ссылается исключительно на необъективные доказательства, а именно — на объяснения заинтересованных лиц (чеченских полицейских) и гражданских свидетелей, которые под давлением все тех же чеченских полицейских дали ложные или крайне противоречивые объяснения. Но все дело в том, что в ходе проверки следователи то ли по глупости, то ли еще по какой необъяснимой причине установили факты, объективно свидетельствующие о том, что сотрудники УУР МВД по Чечне действительно задерживали Максима Лапунова, и он действительно находился в подвале административного здания УУР МВД по ЧР. Более того! Следствие даже установило личности людей, которые находились вместе с Лапуновым в этом подвале, и их дальнейшую судьбу.

Собственно, как только следователь Кожев отобрал объяснения у Максима Лапунова (Максим давал объяснения три дня, следователь заставил его вспомнить и описать на 27 страницах все мельчайшие детали), стало понятно, что хотя бы факт доставления Лапунова в УУР МВД по Чечне придется признать. Иначе никак не объяснить, откуда он знает столько сотрудников управления уголовного розыска (Лапунов подробно описал 17 силовиков).

Исходя из этой логики, а также из объективных данных, свидетельствующих о розыске Максима Лапунова его родственниками (по заявлению его сестры было заведено разыскное дело, а в интернете и соцсетях распространены его фотографии и сведения о том, что он бесследно пропал в г. Грозном), появилась официальная версия о том, что 23 марта на электронную почту дежурной части МВД по ЧР поступило письменное заявление от родственницы Лапунова, а уже 25 марта сотрудники УУР МВД по ЧР пришли к Лапунову домой и вежливо доставили его в УУР МВД по ЧР для дачи объяснений (о том, что он никуда не пропал — у него просто сломался телефон). В этот же день его якобы и отпустили.

При этом никаких сведений о том, что Лапунова реально доставляли в этот день в УУР МВД по ЧР, нет, так как «в УУР МВД по ЧР книга учета доставленных лиц не ведется». Но и это неправда, так как на КПП УУР МВД по ЧР ведется книга учета посетителей, в которую заносят сведения о всех гражданских лицах, проходящих на территорию УУР МВД по ЧР. Что интересно, так это то, что в официальной версии в доставлении и получении объяснений у Лапунова участвовали ровно те сотрудники УУР МВД по ЧР, описание которых Максим дал в своем заявлении. Вот только он знал этих сотрудников лишь по именам, когда они его избивали и допрашивали на предмет гомосексуальных связей с чеченцами. А следствие установило их точные и полные фамилии и звания.

С 21 сентября по 15 октября 2018 года Максим Лапунов и его представители — юристы «Комитета против пыток» находились в г. Ессентуки, в котором расположена штаб-квартира ГСУ СКР по СКФО. Максим и представляющие его интересы правозащитники, адвокат Лапунова Александр Караваев и председатель «Комитета против пыток» Игорь Каляпин, категорически настаивали на безотлагательном проведении следователем осмотра здания и подвалов УУР МВД по ЧР. Максим готов был лично показать следователю этот подвал, в котором провел две самые ужасные недели своей жизни. И именно поэтому прекрасно его запомнил. Так,

Что сделал следователь?

Рано утром 10 октября, не уведомив заявителя Лапунова и его представителей, находившихся, подчеркиваю, в это время в Ессентуках, следователь Кожев выехал из г. Ессентуки в г. Грозный. В гордом одиночестве (без понятых, без эксперта-криминалиста, без заявителя и его представителей) Кожев провел осмотр подвального помещения административного здания УУР МВД по Чечне и пришел к выводу, что описание подвала и схема, которую нарисовал Максим Лапунов, не соответствуют реальному подвальному помещению здания УУР МВД по ЧР.

Но вот в чем загвоздка. Кожев, будучи, видимо, очень исполнительным следователем, истребовал в МВД по Чечне и приобщил к материалам проверки технический паспорт здания УУР МВД по ЧР, в том числе экспликацию подвального помещения. И вот эта экспликация отчетливо совпадает со схемой, которую нарисовал Максим Лапунов в своем заявлении. Более того, из нее, а также из фототаблицы, которую следователь Кожев сделал в ходе осмотра подвала и затем тоже приобщил к материалам проверки, однозначно следует, что

Там, в этой по неизвестным причинам необследованной следователем Кожевым части подвала, и содержался Максим Лапунов, а также его сокамерники. Кроме того, следователь Кожев описывает и наличие бойлерной комнаты в подвале УУР МВД по ЧР. Ни о бойлере, ни о металлической двери, разделяющей подвал на две части, Максим Лапунов не мог знать в принципе. Если бы он там не сидел.

В своем заявлении Максим Лапунов подробно рассказывает о содержавшихся вместе с ним в подвале жителях Чечни. В том числе о парне, которого Максим описывает как ингуша по имени Алихан, студента-медика, учившегося в Грозном. Отрабатывая эту информацию, следователь Поливанов сделал запрос на стоматологический факультет ГБПОУ «Чеченский базовый медицинский колледж» со следующей формулировкой: «Прошу направить сведения о студентах, проживающих в г. Назрань, не посещавших учебные занятия в период с 16 по 28 марта 2017 года». В ответ на этот запрос руководство колледжа представило следователю информацию о студенте из г. Назрань (Ингушетия) Алихане Тумгоеве, который «в период с 16 по 28 марта 2017 года не посещал занятия в колледже, а в начале апреля 2017 года оформил академический отпуск».

Опрошенный следователем Поливановым Алихан Тумгоев категорически отрицает:

1) что он — гей,

2) что он знает Максима Лапунова.

Единственное, что он признает, что в марте 2017 года был задержан чеченской полицией и сразу же отпущен. Объяснения Тумгоева следователя полностью удовлетворяют.

Мог ли Тумгоев соврать? Мог, и сделал это. Но мог ли Максим Лапунов точно знать, что Алихан Тумгоев — действительно студент стоматологического колледжа, живет в Назрани и с 16 по 28 марта— как раз тогда, когда Максим находился в подвале УУР МВД по ЧР, — пропустил две недели занятий в колледже? Он мог знать это только в одном случае: они с Тумгоевым вместе сидели в этом самом подвале.

Почему чеченские полицейские поиздевались и выпустили на свободу Максима Лапунова — понятно. Во-первых, он — русский. Во-вторых, его родственники подняли шум по факту исчезновения и обратились в правоохранительные органы за пределами Чечни.

Почему выпустили Тумгоева? Тут вариантов несколько. У похищения Тумгова были свидетели, то есть родственники знали и, скорее всего, смогли его выкупить. Что немаловажно, команда «фас» у чеченских полицейских была только на геев-чеченцев, а Тумгоев — ингуш. Когда Максим сидел в подвале, туда привозили и ингушей, и дагестанцев, и русских (включая военнослужащих). Но обычно через несколько дней их выпускали. К чеченцам, хоть геям, хоть не геям, которых в том подвале было подавляющее большинство, отношение было на порядок жестче. Лапунова, например, не пытали током. Зато через эту пытку проходили все чеченцы.

В своем заявлении Лапунов говорит о двух чеченцах, которые находились в подвале более 40 суток (их подозревали в причастности к убийству). Звали сокамерников Максима Аюб и Шото-Шамиль. В процессе общения выяснилось, что у Лапунова и Шото-Шамиля есть общие знакомые, поэтому последний попросил Лапунова, при условии, если отпустят, передать этим знакомым информацию, где Шото-Шамиль находится. Чтобы сообщили родным.

Максима Лапунова выпустили 28 марта. Полицейские требовали от него немедленно покинуть Чечню и даже купили ему билет на автобус. Но он не подчинился. Лапунов хотел выполнить обещание, данное сокамерникам, потому что понимал, что от этой информации может зависеть их жизнь. Рискуя своей собственной жизнью, он смог встретиться с родителями Шото-Шамиля и рассказать им о судьбе их сына. Только после этого Максим уехал из Чечни.

Следствие проверило эту информацию и выяснило, что Шото-Шамиль Акаев и Аюб Ибрагимов — не выдуманные персонажи, а реальные люди. При опросе их родителей следствие установило, что они бесследно исчезли 6 февраля 2017 года и что родители Акаева действительно встречались 28 марта с Максимом Лапуновым на центральном чеченском рынке «Беркат». А дальше следствие выяснило совсем уже страшные факты.

30 марта 2017 года Акаев и Ибрагимов были найдены мертвыми. По версии чеченского МВД, они были убиты якобы при попытке нападения на чеченских полицейских. Но из судебно-медицинских заключений и протоколов осмотра трупов следует, что Акаев и Ибрагимов были убиты с близкого расстояния выстрелами в затылок. При этом у погибших отсутствовали какие-либо вещи.

Именно таким образом в материалах проверки по заявлению Лапунова о незаконном лишении свободы и пытках появились трупы, а действия чеченских полицейских теперь надо было квалифицировать уже по статье 105 УК РФ (убийство двух и более лиц). Что сделало следствие? Просто-напросто прекратило проверку: «Обстоятельства, изложенные в заявлении Лапунова, касающиеся его незаконного задержания и удержания в подвальном помещении здания УУР МВД по ЧР, не получили объективного подтверждения».